Двуногая пробЛАМА

Спустя три дня палаточный лагерь был готов. На лужайке рядом с загоном для лам в кружок выстроились восемь палаток. В центре возвышался большой шатёр, задуманный как столовая и помещение для игр.

Кнут Зонненшайн только что принёс туда стопку непромокаемых подушек. Мама, Лилли и Финни тем временем проверяли, надёжно ли установлены палатки.

Ламы скептически наблюдали за всей этой подготовительной суетой.

– Ну не знаю, я бы в этой штуковине спать не стала, – сообщила Петрушка. – Там внутри наверняка ужасно тесно.

– А ещё там такие тонкие стенки, что твой храп слышали бы все в округе, – поддразнил подругу Эйнштейн.

– Я не храплю! – громко возмутилась Петрушка. Белую благородную альпаку такие шутки всегда очень задевали.

– Нам ведь и не нужно спать в палатках, у нас есть своё уютное стойло, – попытался погасить готовую вспыхнуть ссору Чубчик.

– Я бы предпочла иметь отдельное стойло, а не делить кров с этим нахалом!

Петрушка обиженно удалилась.

Эйнштейн вздохнул:

– Она сегодня не в духе.

В этот момент раздался голос Лизы:

– Кто взял колышки для палаток?

Девочки переглянулись.

– Не мы, – в один голос ответили они.

– Кнут! – позвала Лиза.

Муж высунул голову из палатки.

– Не я, – сказал он, смеясь, и шутливо поднял руки вверх.

– Ерунда какая-то! – рассердилась Лиза. – Куда делись колышки? Почти десяток! Их что, украли?

– Ух ты, кража! – Чубчик ткнул своей длинной мордочкой Эйнштейна и Петрушку. – У «Банды лам» новое дело! – ликовал он. – И я буду его расследовать! Я же директор!

– Мне жаль тебя разочаровывать, – задумчиво проговорил Эйнштейн, – но, по-моему, дело это яйца выеденного не стоит.

Он махнул головой, указывая вверх.

Петрушка и Эйнштейн проследили за его взглядом. С ветки дерева на них, косясь, поглядывала чёрно-белая сорока. У неё в клюве поблёскивал какой-то продолговатый предмет.

– Это же колышек для палатки! – воскликнула зоркая Петрушка. – Птица и есть вор!

– Но зачем ей колышек? – удивился Чубчик.

– Наверное, у неё нет ни кола ни двора, нужно же с чего-то начинать, – пошутил Эйнштейн.

Петрушка захихикала, но Чубчик озадачился ещё сильнее:

– Чего? Птица будет строить себе дом? Она и молоток стащила?

Эйнштейн тяжело вздохнул. Чубчик совершенно не понимал шуток.

– Сороки любят всё, что блестит, – объяснил он чёрному ламе. – Даже если им этот колышек ни к чему, они просто не могут устоять и не сцапать.

Тем временем люди тоже обратили внимание на шум в загоне. Даже не понимая язык лам, они догадались: звери что-то обнаружили. Лиза задрала голову и заметила белогрудую птицу в иссиня-чёрном оперении.

– Так вот кто стащил все наши колышки! – воскликнула она, показывая на ветку. – Гадкие сороки!

Птица внимательно разглядывала скопившихся внизу людей и животных.

– Прекрати красть, – прокричала ей Петрушка.

Чубчик задрал голову.

– А то придёт «Банда лам» и… э-э-э…

– …Наведёт порядок, – пришёл ему на помощь Эйнштейн.

– Вот именно! – гаркнули они хором.

Сорока, впрочем, ответила лишь похожим на издевательский смешок стрекотом, вспорхнула с ветки вместе с колышком в клюве и была такова. Она точно знала, что ни ламы, ни люди не умеют летать.

– Ну во-о-от! – разочарованно протянул Чубчик. – А я-то думал, мы опять побудем детективами. Неужели больше никогда не подвернётся случая?

– Никогда не говори «никогда», – утешила его Петрушка.

В этот момент на въезде в усадьбу Эрленбах показался автомобиль.

– Первые гости на месте, – прокомментировал Эйнштейн.

Зонненшайны вышли во двор.

– Привет! – весело поздоровалась Лиза. – Добро пожаловать!

Из машины вышел мужчина со светлой бородой.

– Давид Кернер, – представился он с улыбкой и пожал руку сначала Лизе, потом Кнуту. – Правда, гость не я, а мой сын Пауль, – добавил он, кивнув в сторону автомобиля.

– Так и чудесно, а то взрослые у нас в палаточном лагере не приветствуются, – ответила Лилли.

– Все, кроме вас, конечно, – быстро поправила сестру Финни, взглянув на родителей.

Господин Кернер распахнул заднюю дверь авто.

– Ну же, Пауль, выходи, не стесняйся! Ты ведь знаком с Лилли и Финни по школе! – сказал он.

Дверь автомобиля открылась, оттуда свесились две ноги в резиновых сапогах, а с заднего сиденья выбрался худенький светловолосый мальчик. Кроме резиновых сапог на нём были джинсы и голубая футболка с ламой на груди.

Сёстры Зонненшайн сразу подбежали к нему поздороваться.

– Привет, Пауль! – заговорила Лилли. – Ты учишься в параллельном классе, верно?

Финни улыбнулась:

– Классная футболка.

– Спасибо, – пробормотал мальчик, едва осмеливаясь поднять на девочек глаза.

– А по-моему, кофта какая-то нелепая, – вклинилась со своим мнением Петрушка. – Лама на картинке выглядит как помесь лебедя с овцой.

Она вытянула шею и проблеяла в сторону Пауля:

– На самом деле ламы куда-а-а-а симпатичнее! А белоснежные альпаки – так и подавно!

Все головы повернулись в сторону животных.

– Это Эйнштейн и Чубчик. А белую ламу зовут Петрушка. Она ужасно разговорчивая, – улыбнулась Лиза.

– С вами, людьми, хоть разговаривай, хоть не разговаривай, всё без толку, – дерзко отозвалась Петрушка.

Отец Пауля и Зонненшайны рассмеялись, что только раззадорило белую ламу.

– Ничего не понимаете. Ничегошеньки! – прострекотала она.

– Хочешь познакомиться с нашими ламами? – спросила Лилли.

– Лучше не надо, – едва слышно проговорил Пауль.

– Они очень добрые, вот увидишь, – подбодрила его Финни.

Она вытащила из кармана батончики мюсли и положила один из них Паулю в руку. Мальчик нерешительно двинулся вслед за сёстрами к загону.

Ламы, конечно, обнаружив лакомство, высунули из-за ограды три мохнатые головы.

– Приветик! Я – Чубчик, я люблю батончики мюсли!

Не успел Пауль что-то понять, как чёрный лама уже от всей души облизал ему щёку.

– А-а-а-а! – опешив, отшатнулся мальчик.

Эйнштейн строго взглянул на лохматого друга:

– Чубчик! Ты что, забыл правило номер один?

Его сосед по конюшне смущённо опустил голову.

– «Никаких поцелуев», – пробормотал он.

Петрушка воспользовалась моментом и, пока Эйнштейн читал Чубчику нотации, протиснулась вперёд.

– Посмотрите только, как я исхудала! – принялась причитать она, с мольбой поглядывая на людей своими огромными тёмными глазами. – Я та-а-а-ак голодна-а-а-а!