Цитаты из книги «Злые самаритяне»

Под британским владычеством Америка прекрасно поняла, как метрополия относится к своим колониям. Разумеется, ей не позволили установить таможенные пошлины, чтобы защитить свои молодые отрасли промышленности. Безусловно, был запрещен экспорт продукции, конкурировавшей

зарубежным производителям, которых изгнали 20 лет назад, снова позволить открыть в стране свои представительства. Этим людям возражали другие. Они указывали, что ни одна страна еще не добивалась значительного успеха без развития «серьезных» отраслей, например автомобильной. Нужно только время, чтобы научиться делать привлекательные машины. Это был 1958 год, страна, о которой идет речь, — Япония, компания — Toyota

Правительство предоставляло автопроизводителю все козыри. Оно обеспечило высокие доходы на внутреннем рынке благодаря высоким пош­линам и драконовским мерам контроля над зарубежными инвестициями в автопромышленность. Более того, менее десяти лет назад даже выдало компании ссуду из государственных средств, чтобы спасти ее от неминуемого банкротства. Поэтому, как утверждали критики, нужно было разрешить свободный ввоз иностранных автомобилей

Но в то же время не стоит забывать, что культуру нельзя преобразовать произвольно, что хорошо доказывает провал попытки коммунизма создать «нового человека». Культурный «реформатор» все равно должен работать с существующими культурными типами поведения и символами.

Говоря, что культурные преобразования происходят в основном в результате экономического развития, мы не утверждаем, что культуру невозможно изменить идеологическими методами. Собственно, в это верят некоторые культурологи-оптимисты. Они заявляют: «Отсталость — это состояние ума». Таким образом, основное и очевидное средство борьбы с отсталостью — изменение мышления людей идеологическими методами. Я не отрицаю, что такие действия могут быть полезными, а в некоторых случаях и необходимыми. Но «культурная революция» не произойдет без сопутствующих изменений фундаментальных экономических структур и социальных институтов.

Хотя культура и экономика влияют друг на друга, воздействие второй на первую гораздо сильнее: экономическое развитие во многом формирует культуру, которая для него необходима. Перемены в экономической структуре меняют стиль жизни и степень взаимодействия людей друг с другом, что, в свою очередь, изменяет их поведение и миропонимание. Как я показал на примере Германии, Японии и Кореи, многие черты, которые вроде бы «объясняют» экономическое развитие (усердие, пунктуальность, бережливость), на самом деле являются его следствием, а не причинами.

Итак, я утверждаю, что культура не является неизменной и меняется в результате экономического развития. Однако это не значит, что преобразовать ее можно только при изменении соответствующих экономических условий. Культуру можно менять осознанно — посредством убеждения. Эту точку зрения справедливо отстаивают те сторонники теории культур, которые не являются фаталистами (для них изменение культуры почти невозможно — она предопределена).

Иными словами, многие из «отрицательных» форм поведения японцев и немцев в прошлом в основном были результатом экономических условий, присущих всем экономически слаборазвитым странам, нежели их специфических культур.

Но вопрос заключается в том, можем ли мы действительно назвать корни таких «негативных» форм поведения «культурными»? Укоренены ли они в убеждениях, ценностях и взглядах, которые передавались через поколения и которые очень трудно или вообще невозможно изменить? Ответ краток: нет. Давайте опять посмотрим на лень. Действительно, в бедных странах намного больше людей, «прохлаждающихся без дела». Но потому ли это, что в культуре этих людей праздность ценится выше усердного труда? Едва ли. В основном это связано с тем, что здесь много безработных или недостаточно занятых работников (последние — это люди, у которых работа есть, но ее не хватает, чтобы она занимала все время). А это результат экономических условий, а не культуры. Тот факт, что иммигранты из бедных стран с «ленивой» культурой вкалывают усерднее местных жителей, доказывает мою мысль.

Культурные объяснения экономического развития, не учитывающие этого факта, обычно являются не более чем выводами постфактум и, что называется, «крепки задним умом». Так, на рассвете капитализма, когда в большинстве экономически успешных стран преобладала протестантская разновидность христианства, многие указывали на то, что протестантизм уникальным образом подходит для экономического развития. Когда стали быстро развиваться католические Франция, Италия, Австрия и южная Германия, особенно после Второй мировой войны, универсальной культурой стали считать не протестантизм, а христианство в целом. Пока Япония не разбогатела, преобладал взгляд, согласно которому Восточная Азия плохо развивается из-за конфуцианства. Когда страна преуспела, этот тезис пересмотрели и стали утверждать, что быстрое развитие осуществляется из-за уникальной формы конфуцианства, поощряющей сотрудничество, а не индивидуальное обучение у наставника, якобы выходящее на передний план в Китае. Затем хорошие результаты стали демонстрировать и Гонконг, Сингапур, Тайвань и Корея, так что суждение о разновидностях конфуцианства было благополучно забыто. В итоге конфуцианство в целом внезапно стало оптимальной культурой для развития, поскольку в нем подчеркивается важность усердного труда, бережливости, образования и подчинения авторитетам. Сегодня, когда мы видим, как мусульманские Малайзия и Индонезия, буддистский Таиланд и даже индуистская Индия демонстрируют существенный прогресс в экономике, наверняка появятся новые теории, которые будут воспевать уникальность этих культур для экономического развития (и намекать на то, что авторы теорий знали это с самого начала).