Цитаты из книг автора «Гюнтер Грасс»

Польша продула гранд, Вольный город Данциг лихо отхватил для Великого немецкого рейха бланковую бубешку.

Лишь ближе к концу восемнадцатого века, в период разделов Польши, пруссаки, которым пришлось брать город силой, издали королевско-прусский запрет на «деревянную Ниобею». Впервые ее документально назвали по имени и одновременно эвакуировали или, вернее, заточили в Ярусную башню, именно во дворе которой был утоплен Пауль Бенеке, именно с галереи которой я впервые – и успешно – опробовал действие своего голоса на расстоянии, заточили с тем, чтобы она подле изысканнейших образцов человеческой фантазии, то есть орудий пыток, спокойно пережила девятнадцатый век.

Гордость собрания составляла галионная фигура с флорентийского галеаса, который хоть и был приписан к порту Брюгге, принадлежал двум уроженцам Флоренции, купцам Порти-нари и Тани.

сокровища Морского музея заполняли старинный, тоже музейного вида патрицианский дом, сохранивший спереди каменное крыльцо и причудливый, хотя и сочный орнамент на фасаде

Уже на другой день у Герберта появилась и служба, и форма. Он теперь ходил в темно-сером, а не в таможенно-зеленом; он стал смотрителем при Морском музее.

Украинец этого стерпеть не мог, его как хочешь назови, только чтоб не русский.

Сперва мы думали дойти пешком до Глеткау, но потом без всяких обсуждений вдруг пошли в прямо противоположную сторону, к молу: Балтийское море широко накатывало на берег и лениво облизывало песок. До самого входа в гавань, где по одну сторону – белый маяк, а по другую – мол с навигационной вышкой, не было видно ни души. Прошедший накануне дождь нарисовал на песке ровный узор, разрушать который, оставляя на нем отпечатки босых ног, было очень приятно.

Если, с одной стороны, мой голос оказался бессилен против церковных окон, то, с другой стороны, Оскар при виде невредимого и пестрого стекла сохранил те остатки католической веры, которым еще предстояло подвигнуть его на изрядное количество отчаянных святотатств.

Поскольку матушка изъявила желание исповедаться еще до пика пасхальной суеты, она вечером Страстного понедельника взяла меня за руку, повела через Лабесвег – угол Нового базарного рынка на Эльзенштрассе, потом – на Мариенштрассе, мимо мясной лавки Больгемута, свернула у Кляйнхаммерпарка налево, под путями, по пешеходному тоннелю, где сверху всегда сочилось что-то желтое и мерзкое, – к церкви Сердца Христова, в церковь Сердца Христова, что как раз напротив железнодорожной насыпи.

Три ступени, влекущие за собой ковровую дорожку, вели к серебристо-зеленому облачению Девы, к шоколадного цвета косматой звериной шкуре на плечах Иоанна и к младенцу Иисусу цвета сырокопченого окорока. Был там алтарь Марии с чахоточными свечками и цветами на любые цены. У зеленой Богородицы, у коричневого Иоанна, у розового Иисуса к затылку были прилеплены нимбы с тарелку величиной. Сусальное золото увеличивало стоимость тарелок.