Посреди деревьев акажу, тамариндов и бавоульников, окруженная со всех сторон огромными бамбуками, образующими живую непроницаемую изгородь, возвышалась жалкая хижина, или, лучше сказать, ахупа, выстроенная на краю узкой тропинки, глубоко уходившей в овраг. Хижина принадлежала одной негритянке и считалась официально харчевней, где бы случайный путник, забредший в эти места, мог закусить и выпить, но на самом деле сюда сходились только подонки общества, бродяги, игроки и представители еще худших профессий. Негритянка, по имени Розеида Сумера, жила здесь одна или, по крайней мере, делала вид, что живет одна; никто не знал ее родителей; у своих соседей она пользовалась крайне сомнительной репутацией, и те далеко обегали ее хижину, из суеверного страха, чтобы она не накликала на них какой беды. Насколько можно было судить, Сумере было около 40 лет. Говорят, в молодости она была очень красива; называли 3–4 печальные истории, в которых она играла выдающуюся роль и в которых фигурировали убийства, поджог и отравления. Но страх, который внушала эта женщина, был настолько велик, что хотя преступления приобрели общую огласку, однако, никто не решился обвинить ее в них; все люди ее класса оказывали ей действительно или притворно глубокое уважение, которым заразились даже помещики – люди, бесспорно, интеллигентные. Эта безнаказанность еще больше увеличила ее поражающий цинизм.
В тот день, когда начинается наш рассказ, между 10–11 часами вечера, в то время, как ураган свирепствовал, с корнем вырывая столетние деревья и превращая ручьи в бурные потоки, харчевня негритянки светилась как отверстие ада; за плохо притворенной ее дверью слышались хриплые голоса пьяных гостей, оравших песни.
Четыре субъекта, с подозрительными лицами, сидели здесь, развалившись на скамьях, вокруг грязного стола и полными стаканами тянули тафию. Эти четыре субъекта, отталкивающая наружность которых носила следы скотского отупения, производимого пьянством, были, насколько можно было рассмотреть их при дрожащем свете дымной лампы, еще молодые негры, высокого роста и атлетического телосложения. Подле них валялись огромные дубинки в виде посохов, а из-под отрепьев выглядывали костяные ручки длинных широких и прямых ножей. В глубине залы, скрытая наполовину камышовыми ширмами, сидела Розеида Сумера за маленьким столом, на котором стояли два полных стакана с вытяжкой тамаринда, и шепотом разговаривала с какой-то молодой мулаткою, по-видимому, гадая ей на картах. Молодая девушка, которую по чистоте и правильности линий ее лица легко можно было принять за белую, если бы ее не выдавал медно-красный или скорее золотистый цвет кожи, имела с виду не более 15 лет. Это была скромная грациозная девушка с большими задумчивыми глазами, опушенными длинными шелковистыми ресницами. Беседуя с негритянкой, она не раз поглядывала с выражением ужаса на четырех негров, сидевших в зале. Платок, окутывавший ее шею и плечи, был накинут с такою милою скромностью, которая выдавала всю чистоту ее неиспорченной натуры. Наклонив свою голову на руки, она внимательно слушала старуху.
В это время один из негров поднялся и сделал Сумере повелительный знак. Та проворно бросилась к нему.
– Не угодно ли вам еще тафии? – спросила она вкрадчивым голосом.
– Нет, – был ответ, – у нас есть еще!
– Так чего же вы желаете?
– Поговорить с тобой! – отвечал тот с грубым смехом.
– Вот как, – с иронией ответила она, – говори, я слушаю тебя!
– Он запоздал! – шепотом проговорил негр, бросая подозрительный взгляд на молодую девушку.
– Не бойся, придет!
– Погода плохая, да и дороги плохи; пожалуй, он побоится.
– Он-то? – повторила негритянка, пожав плечами, – нет, ты не знаешь его!
– Так ты думаешь, он придет?
– Уверена в этом!
– Хорошо, мы посмеемся тогда!
– Будь осторожен, вас ведь только четверо!
– Этого более чем достаточно для одного человека!
– Не знаю, – протянула мегера, – во всяком случае, я советовала бы прихватить еще народа.
– Пустое! Против одного-то?
– Ну, как знаешь! Только помни, я не хочу, чтобы задевали маленькую.
– Хорошо, хорошо! – пробрюзжал он, – ее не тронут!
– Иначе я рассержусь, помни это!..
– Да я сказал тебе, что ты можешь быть спокойна!
– Хорошо, мы увидим! Больше ты ничего не имеешь мне передать?
– Ничего, можешь возвратиться к своей милой голубке!
В этот момент раздались два удара в дверь, от которых она задрожала на своих петлях.
– Открой! – проговорил бандит, возвращаясь на свое место, – и, оборачиваясь к своим товарищам, шепотом проговорил: «Внимание!»
Негритянка, сделав знак молодой девушке, как бы желая успокоить ее, медленно направилась к двери.
– Кто там? – проговорила она, положив руку на щеколду.
– Путешественник! – отвечал голос снаружи.
– Теперь очень поздно! Проходите своей дорогою, – отвечала старуха, – не могу теперь впустить вас!
– Теперь не такая погода, чтобы отказывать путешественнику в убежище!
– Повторяю, я не могу впустить вас, проходите своей дорогою!
– Да отворите же, черт возьми! – гневно вскричал незнакомец, – или я выломаю дверь! Я тот, кого вы ждете!
Старуха кинула взгляд на стол, занятый неграми. Последние были уже на ногах, держа в одной руке дубину, в другой – нож. Наклонившись вперед и устремив взгляды на дверь, они выжидали, готовые, как тигры, броситься на свою добычу.
– Странно, – пробормотал бандит, раньше разговаривавший со старухой, – я не узнаю голоса!
– Это оттого, что ты боишься, молодец! – со смехом проговорила старуха.
– Я? – повторил тот с грубым смехом, – вот увидишь, старая хрычовка, боюсь ли я.
Между тем молодая девушка в смертельном страхе оперлась спиною о стену, чтобы не упасть.
– Внимание, вы! – проговорил негр.
– Да откройте же, черт возьми! – нетерпеливо повторил голос снаружи.
Тогда старуха, бросив последний взгляд на своих соучастников, быстро открыла дверь, а сама бросилась в сторону. Четыре бандита кинулись было вперед, но вдруг отшатнулись с выражением неописуемого ужаса. На пороге двери стоял высокий, красивый человек лет 25-ти, держа в каждой руке по шестиствольному револьверу. Этот человек, с бледным лицом, с черными волосами и бородой, освещенный зеленоватым светом беспрерывно сверкавшей молнии, производил такое величественное впечатление, что в комнате, за минуту перед тем шумной, мгновенно водворилась мертвая тишина.
При виде его молодая мулатка невольно издала крик отчаяния и закрыла лицо руками. Между тем незнакомец, стоя по-прежнему на пороге, окинул бандитов магнетическим взглядом.
– Долой оружие! – повелительно крикнул он.
Бандиты безмолвно повиновались. Приниженные, дрожащие, стуча зубами от страха, с лицами цвета серого пепла, чем выражается обыкновенно бледность негров, они представляли жалкую картину. Между тем незнакомец медленно направился вглубь комнаты, прямо на бандитов, которые в страхе пятились перед ним.
– Я не знаю вас, да и не желаю знать! – проговорил он резким голосом. – Вон!.. Не хочу рук марать о вас, но берегитесь попадаться на моем пути!
– Вы не узнаете нас, господин Бираг? – насмешливо проговорил негр, бывший, по-видимому, начальником шайки. – Но мы-то вас узнали. Вы принадлежите к той семье, которая в продолжение долгих лет угнетала наших отцов в проклятые времена рабства. Теперь мы свободны, и сумеем отомстить одному белому.
– Попробуйте, презренные! – отвечал молодой человек, пожимая плечами.
– До свидания, господин Луи де Бираг! – прибавил негр зловещим тоном.
– Вон! – повторил вновь прибывший с жестом крайнего презрения.
– Я ухожу, – проговорил бандит, – но помните, что вы выгнали нас, как диких зверей, вы оскорбили и грозили нам, и мы будем беспощадны. До свидания же! Оставляю вас с вашей прекрасной, невинной невестой.
– Презренный! – отвечал молодой человек, бросаясь на него. Но негр быстрее тигра кинулся из хижины и скоро исчез из виду с злорадным смехом.
Старая негритянка приблизилась тогда к молодому человеку.
– Господин, – льстиво проговорила она, – сам Бог послал вас сюда, чтобы предотвратить ужасное несчастье.
– Молчи, мегера! – вскричал господин де Бираг, с отвращением отталкивая ее, – ты думаешь я не знаю, для кого была приготовлена эта западня?
Старуха низко опустила голову и задрожала всеми членами, увидя свои замыслы открытыми. Между тем господин де Бираг заткнул свои револьверы за пояс и подошел к молодой девушке, которая с самого начала этой сцены оставалась неподвижной, как будто пораженная молнией.
– Сударыня! – с тоскою проговорил он, – в этой ли трущобе должны мы встретиться?!
У девушки вырвалось рыдание.
– Простите! – пробормотала она с дрожью в голосе и почти без чувств падая на скамью.
В этот момент снаружи вдруг раздался выстрел – и какой-то человек, бледный, растерянный, с дымящимся револьвером в руке, бросился в комнату. Это был Жозеф Колет.
Войдя в хижину, Жозеф Колет первым дедом забаррикадировал дверь, нагромоздив перед нею стулья и скамейки; потом, зарядив свой револьвер и заткнув его за пояс, он приблизился к господину Бирагу с живейшей радостью, в искренности которой невозможно было сомневаться.
– Слава богу! – воскликнул он, крепко пожимая ему руку, – я нахожу вас живым и здоровым!
– Э, мой милый Жозеф, – смеясь, отвечал господин де Бираг, все еще стоя перед молодой девушкой и стараясь закрыть ее, – по какому это случаю вы предполагали, что мне грозит смерть?
– Но я так боялся, что с вами случится несчастье!
– Почему же, мой друг?
– Да потому, что сегодня вечером вы вели себя довольно глупо!
– Благодарю вас! – отвечал молодой человек, стараясь увлечь своего друга на другой конец комнаты и в то же время делая незаметный знак негритянке, чтобы она занялась девушкой. – Дорогой мой, – прибавил он смеясь, – вы знаете, что я не разделяю вашего беспокойства в стране, где честность жителей вошла в пословицу.
Колет печально покачал головою.
– Обстоятельства сильно меняются в данное время!
– Вы меня пугаете!
– Не смейтесь, мой друг, уверяю вас, что я говорю совершенно серьезно!
– Объясните же, ради бога, в чем дело.
Метис бросил вокруг себя испытующий взор.
– Место, где мы теперь находимся, – тихо проговорил он, – неудобно для подобных объяснений, пока удовольствуйтесь моими словами, что вы подвергались большой опасности.
– Но скажите, пожалуйста, как же вы сами очутились здесь так неожиданно с револьвером в руке?
– Можете еще прибавить, что этот револьвер был разряжен мною в нескольких шагах от хижины.
– На вас кто-нибудь напал?
– Не знаю, но я слышал подозрительный шум в кустах, заметил, как, подобно раскаленным угольям, сквозь листву блестели два сверкающих глаза, мне показалось даже, что мимо моих ушей просвистел камень.
– И тогда?..
– Тогда я выстрелил. В кустах раздался сдавленный крик, там зашумело, послышался как бы шепот, но тут, увидя дверь этой хижины открытой, я бросился сюда и поспешил забаррикадировать вход, чтобы не быть застигнутым врасплох в этой берлоге.
– Хорошо, вы объяснили все, что мне хотелось знать. Теперь скажите мне, откуда вы пришли?
– Откуда?..
– Да.
– Хорошо, отсюда! – и Жозеф Колет, который уже давно заметил двух женщин, неподвижно стоящих в стороне, бросился к мулатке и, схватив ее за руки, заставил поднять лицо.
– Так это правда? – с изумлением вскричал он. – Она! Она здесь!
– Брат! – пробормотала молодая девушка.
– Молчи! – вскричал он громовым голосом и, схватив за руку господина де Бирага, печально прибавил, – вы изменили мне…
– Я! – с изумлением вскричал молодой человек. – Право же… – но, сообразив, насколько бы компрометировали его слова сестру его друга, он внезапно умолк.
– Ну! – повелительно продолжал Колет.
– Хорошо, – холодно отвечал тот, – но только здесь я не могу объясняться с вами!
– Пусть будет по-вашему! Но смотрите, я требую этого объяснения!
– И оно будет вам дано.
– Вы клянетесь мне в этом?
– Честью заверяю вас!
– Честью?! – с горькой улыбкою повторил Колет, взглядывая на молодых людей.
– Милостивый государь! – с достоинством проговорил де Бираг. – Не торопитесь считать виновными тех, невинность которых скоро будет доказана вам!
– Бог видит, что меня обманули.
– Вскоре вы получите доказательство.
Колет молча и печально покачал головою.
В комнате водворилось молчание. Между тем снаружи ураган свирепствовал с двойной яростью. Завывания бури наполняли воздух стонущими звуками. После нескольких секунд молчания, во время которых трое собеседников бросали украдкой вокруг себя настороженные взгляды, Колет вдруг поднял голову и, проведя рукой по своему лбу, как бы желая отогнать какую-то неотвязчивую мысль, резко обратился к молодому человеку.
– Вы пойдете со мною?
– Конечно!
– Пойдемте тогда, мы и так довольно долго пробыли здесь!
Все это время молодая девушка не проронила ни одного звука, не сделала ни одного жеста; она только куталась в свой платок, чтобы заглушить рыдания. Между тем негритянка, воспользовавшись тем, что никто не обращает на нее внимания, бросилась в соседнюю комнату и заперлась там. Жозеф Колет, бросив кругом подозрительный взгляд, подошел к окну и, взяв висевший у него на шее серебряный свисток, продолжительно свистнул. Почти в ту же минуту раздался топот лошадей, и перед хижиной появилась дюжина кавалеристов с зажженными факелами.
Это были слуги Колета, душой и телом преданные своему господину.
Молодые люди вышли. Метис нес свою сестру на руках. Лошадь де Бирага оказалась привязанной к стволу акажу неизвестною рукой. Оба молодых человека сели в седла; плантатор усадил свою сестру, почти лишившуюся чувств, перед собою, – и кавалькада тронулась в путь.
Между тем ураган все еще не прекращался. Небо, изборожденное молнией, казалось, пылало огнем; страшные раскаты грома потрясали воздух; дождь лил целыми бочками, так что лошади шли по брюхо в воде. Буря гнула большие деревья, словно соломинки, вырывала с корнем и отбрасывала их далеко; словом, природа, казалось, была охвачена одною из тех катастроф, которые в несколько часов совершенно изменяют вид страны.
Всадники, лошади которых как будто обезумели, вихрем неслись, подобно легиону призраков.
Ночь была ужасная, все было разрушено, перевернуто.
Вдруг среди этого хаоса бури раздался ужасный крик мучительной агонии, какой человек испускает в минуту страшной смерти.
Вслед за тем поднялись неистовые вопли в горах, и при свете молнии, в нескольких шагах от дороги, наши всадники заметили бесновавшуюся толпу из сотни или более лиц, которые с непостижимою быстротою вертелись, производя какие-то странные жесты. Вдруг все исчезло.
– Вуду! Вуду! – вскричали объятые ужасом всадники.
– Вуду, что это значит? – спросил было де Бираг.
– Молчите, если вы только дорожите своей жизнью! – быстро проговорил Колет таким повелительным тоном, что молодой человек против воли замолчал, несмотря на свою храбрость, объятый инстинктивным ужасом.
Ураганы в тропических странах страшно сильны, но, к счастью, они при этом непродолжительны; иначе эти страны, так одаренные природой, были бы совершенно необитаемы. Несколько минут спустя буря совершенно прекратилась; на небе появилась луна и осветила своим дрожащим светом разоренную бурей местность. Между тем всадники продолжали также быстро ехать и к часу утра достигли наконец усадьбы Жозефа Колета, расположенной почти на полдороге между Порт-о-Пренсом и Леоганом.
О проекте
О подписке