– Да, хорошо. Я могу тебе чем-то помочь? – Я понимала, что сейчас самое лучшее, это размышлять без проявления эмоций, которые мне все равно ничем не помогут. Всеми силами я пыталась сохранять холодную рассудительность и не паниковать.

– Я подал сигнал бедствия! Надеюсь, кто-нибудь его получит. Посадка будет жесткая, пристегни ремни и крепче держись за штурвал. Мне нужна твоя помощь.

– Командуй!

– Будем снижаться вместе. Возьми штурвал. Снижаемся… Мягче… Не торопись… Выравнивай корпус! Держи штурвал крепче.

– Кажется, я вижу дорогу впереди! – Сквозь стену дождя, я увидела серую полосу асфальтированной дороги, которую окружали с двух сторон деревья.

– Молодец, это асфальтированная дорога, попробуем долететь.

Нас трясло, как на аттракционе в парке развлечений, с одним отличием: такого ужаса в парке аттракционов никто не испытывает. Единственное, что в этот момент было в голове: выжить! Было очень страшно, Алексей вновь надел наушники и продолжал делать попытки связаться с ближайшим аэропортом. По ту сторону была мертвая тишина. Мы были одни…

– Высота 500 метров… Держи штурвал! 350 метров… 200 метров… 100 метров… Выпускаю шасси. Анна, держись крепче!

Вибрация усилилась, я крепко сжала подлокотники кресла и зажмурилась. Резкий толчок означали, что мы сумели посадить самолет. Когда я уже подумала, что все закончилось и мы на твердой земле, в левое крыло ударила молния и двигатель загорелся. Огонь усиливался и подбирался к корпусу. Алексей пытался остановить самолет, мы съехали с дороги и в следующее мгновенье я почувствовала резкий удар и услышала громкий скрежет металла…

***

В книгах пишут, что люди видели свет, испытывали чувство умиротворения. Меня трясло от холода, и гул сирены заставлял открыть глаза. Мне не сразу удалось сфокусировать зрение, картинки расплывались, словно кто-то накапал краски в лужу воды. Постепенно четкость возвращалась. Первое, что я увидела: люди… Много незнакомых людей, все что-то кричали и носились из стороны в сторону. Затем я заметила около себя троих людей, двое из них осматривали меня, я перевела взгляд на третьего:

– Вы меня слышите? Девушка, вы меня слышите? – Голоса вначале сливались в какие-то непонятные далекие звуковые волны. Спустя какое-то время, возможность ясно слышать вернулась.

– Да!

– Вы помните, что с вами случилось? – Спросил мужчина в красной форме спасателей МЧС.

– Наш самолет… мы попали в грозу… Нам пришлось его посадить… – Я начала вертеть головой по сторонам, пытаясь понять, что вокруг меня происходит. И в этот момент я начала ощущать боль. Болело все тело, голова как будто стала тяжелее, мне не сразу удалось ее приподнять, чтоб осмотреться, но я сжала зубы и все же смогла это сделать.

– Не шевелитесь, у Вас могут быть переломы и сотрясение головного мозга. Сколько пальцев я показываю?

– Три.

– Отлично! А теперь следите за моими пальцами глазами… Хорошо. Взгляд фокусируется, реакция есть, зрачки расширены, одинакового размера. – Отчитался он двоим мужчинам в такой же форме. Один из них что-то записывал, второй в это время раскладывал носилки.

– Опишите пожалуйста, что где вы сейчас чувствуете боль?

– В груди, дышать больно, на животе, рука ноет, голова раскалывается.

– Я вам помогу, сейчас станет легче. Я введу вам сильное обезболивающее.

– Алексей! Где мой муж? – Моя память услужливо подкинула мне последние картинки, как мы терпели крушение, и меня вновь волной начал накрывать страх, но теперь за него!

– Пожалуйста, не разговаривайте!

– Но… Со мной был мой муж… – Я не понимала, почему его не было видно рядом со мной.

– Он здесь! Его сейчас осматривают врачи. Пока нет информации о его состоянии. Постарайтесь не двигаться, это может ухудшить ваше состояние!

– Я должна его увидеть… Пожалуйста! – Я пыталась пошевелиться, но мои усилия на деле не дали результатов, кроме еле заметных движений.

– Как вас зовут? Обратился ко мне другой мужчина.

– Анна. – Ответила я.

– Анна, меня зовут Рома. – Представился он, присев слева от меня. – Ваш сигнал бедствия был получен диспетчерами аэропорта, они сразу же связались со службой спасения, и мы вылетели в вашу сторону. По нашим расчетам, мы прибыли в течении двух часов после того, как ваш самолет совершил аварийную посадку и на высокой скорости врезался в гору…

– Где же мой муж? – Я перебила Романа, потому что мне сейчас был важен только Алексей, где он, что с ним.

– Его сейчас осмотрят, окажут необходимую помощь и подготовят к транспортировке, как и вас.

– Пожалуйста, дайте мне на него посмотреть! Я должна увидеть его! Должна! – В это время меня уже переложили на носилки и несли к вертолету. Я лежала укрытая одеялом и просила показать мне Алексея. Боль немного стихла, препарат начал действовать. Из глаз потоком катились слезы. Я уже не могла их сдерживать, из меня вырывались страх и отчаяние за наши с ним жизни.

– Мы Вам ввели успокоительное, когда Вы очнетесь, то уже будете в больнице. Мы сделаем все возможное, Ваш муж в надежных руках. – Я без сил смотрела на врача… капли дождя на моем лице смешались с потоком слез. Успокаивая, сотрудники МЧС погрузили меня в вертолет и постепенно все вокруг потемнело.

Я никогда не лежала в больницах, я была медсестрой… Я помогала людям, это было моим призванием. Я была по ту сторону, в белом халате, с волосами, заправленными под чепчик, всегда аккуратная, вежливая, милосердная и так же успокаивала пациентов, помогала им выздороветь. Я не знала, как это – быть пациентом. Эта роль не была мне знакома… С этими мыслями я с провалилась в тихую пустоту.

***

Тяжело открывать глаза, особенно когда не знаешь, какой будет жизнь, что ждет дальше… Сейчас бы зиму, одинокий дом, ночной заснеженный хвойный лес вокруг… Тьма и холод – лучшие союзники одиночества. Открывать глаза или погрузиться обратно в бессознательное состояние? Что же выбрать?

Чье-то дыхание рядом сбивало философские мысли. Я открыла глаза и посмотрела на желтые потолки со светильниками и стены, на одной было окошко на пост медсестры. Знакомая больничная обстановка: палата с функциональной кроватью посередине, аппараты для оказания неотложной помощи и уже привычный для меня запах антисептиков. Похоже, что я находилась в палате интенсивной терапии. Слева стоял мужчина в белом халате и наблюдал за мной попутно давая поручения медсестре, суетливо записывающей назначения. Постепенно слух начал улавливать и различать слова.

– Добрый вечер, Анна! Меня зовут Игорь Дмитриевич, я врач военного госпиталя. Я приехал заниматься вашим лечением по просьбе начальника Вашего супруга. Вы находитесь в городе Нижневартовск, в палате интенсивной терапии окружной клинической больницы. Вы помните, что с Вами произошло?

– Да, помню. – Произнесла я хриплым голосом. Горло было сухим и раздраженным, говорить было больно.

– Вы были подключены к аппарату искусственной вентиляции легких, поэтому вам сейчас тяжело говорить. – Объяснил врач.

– Что со мной? – Я говорила медленно, выдавливая каждое слово, из своего измученного трубками горла.

– У вас закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга средней степени тяжести с травматическим субдуральным кровоизлиянием, а также незначительные колото-резанные раны, полученные от осколков лобового стекла самолета без повреждения сосудов, связок и внутренних органов, растяжение связок левого плечевого сустава второй степени, переломов нет. Нами было проведено оперативное вмешательство для удаления инородных тел. Вы находились в медикаментозном сне неделю, это было необходимо, чтобы дать организму время на восстановление. – Я внимательно выслушала врача. Мне не нужны были разъяснения, будучи медиком, я понимала все что он мне сказал по моим диагнозам. Горло продолжало болеть, будто изнутри его царапали кошки.

– Можно мне попить, мое горло…

– Галина, принесите пожалуйста стакан с теплой водой для Анны. – Сказал врач, повернув голову к медицинской сестре.

– Хорошо, Игорь Дмитриевич, через минуту вернусь. – Галина вышла из палаты, передав врачу мою историю болезни.

– Ваши родители предупреждены о происшествии и каждый день узнают о вашем состоянии. – При слове о родителях, у меня будто сердце остановилось, ведь я знала, как они меня любят и будут переживать.

– Мои родители, наверняка, места себе не находят. Боже! Они же уже не молодые. Зачем вы им сказали?

– Мы обязаны были сообщить ближайшим родственникам. Таковы правила, вы же знаете. – Закрыв глаза руками, я обессилено кивнула. Мои родители… сколько же им пришлось пережить за эту неделю, пока я находилась в медикаментозном сне… С моих глаз покатились слезы.

– Анна, вам очень повезло, вы на удивление легко отделались, учитывая, что вам пришлось пережить. – Врач все также стоял рядом и спокойно наблюдал за мной, пока я пыталась переварить всю поступающую информацию.

В это мгновение вошла медсестра со стаканом воды в руке. Игорь Дмитриевич нажал на пульт от функциональной кровати и приподнял изголовье кровати.

– Возьмите пожалуйста. – Галина протянула мне стакан. – Не спешите, пейте медленно. Ваш желудок отвык от пищи и воды за неделю.

Теплая вода обволакивала мое горло, постепенно успокаивая и увлажняя рот, горло, пищевод. Я чувствовала, как вода стекает в желудок. В этот момент не существовало ничего вкуснее. Я пила маленькими глотками, стараясь растянуть удовольствие. Выпив большую часть стакана, я вновь обратилась к своему собеседнику.

– Игорь Дмитриевич, как мой муж? Где он? – Доктор немного помолчал, видимо, подбирая слова.

– Он лежит в соседней палате. Его состояние стабильно тяжелое.

– Что с ним?

– Анна, вам не стоит сейчас волноваться.

– Пожалуйста, я должна знать! Умоляю вас! – Он тяжело вздохнул.

– Сотрясение головного мозга, очаговая травма головного мозга с внутричерепными гематомами, закрытый перелом двух ребер с разрывом левого легкого. Сейчас он без сознания. В таком состоянии пока рано выводить его из медикаментозного сна. Возможно, травма повлияет на его психическое состояние.

– Господи! – Я попыталась вытереть слезы с лица, но они продолжали идти. Сложно было взять себя в руки.

– Вами обоими занимаются лучшие специалисты военного госпиталя. Мой коллега лечит Алексея. Его начальник, генерал Виктор Александрович, тоже здесь. Мы сделаем все, чтоб спасти его! Но пока не выясним все и не удостоверимся в том, что есть положительная динамика в состоянии, для него лучше будет прибывать в состоянии медикаментозного сна. Его организму необходимо время. – У меня было ощущение, что он что-то недоговаривает мне. Я внимательно изучала спокойное лицо врача, и судя по тому, как он посмотрел на Галину, а та, кивнув, вышла, я была права в своих подозрениях.

– Есть что-то еще, что вы не хотите мне сообщать, верно? – Он посмотрел на меня, взвешивая решение.

– Да, Анна! Есть еще кое-что. Сейчас сюда зайдет мой коллега. – Он что-то отметил в карточке и сделал несколько шагов в сторону окна, очевидно, освобождая место для коллеги. В этот момент вошел другой врач, а за ним Галина.

– Анна, позвольте представить. – Начал говорить Игорь Дмитриевич. – Мой коллега – нейрохирург Андрей Николаевич. Он прибыл сюда вместе со мной, и занимается лечением вашего супруга.

– Здравствуйте, Анна! Как вы себя чувствуете? – Спросил Андрей Николаевич.

– Сложно ответить, пытаюсь осознать все произошедшее.

– Не торопитесь, Анна. Всему свое время. Сейчас ваша задача отдыхать и поправляться.

– Спасибо, но я все же хотела бы узнать о состоянии мужа.

– Анна, Алексей говорил Вам об участии в генетическом эксперименте? – Спросил Андрей Николаевич.

– Да… говорил. – По моему телу пробежал холодок.

– Его организм дает сбои, и мы не понимаем к каким последствиям это ведет. Он не дает лечить себя, и в то же время он не восстанавливается сам, как это было множество раз до случившейся катастрофы. Мы уже вызвали наших генетиков из лаборатории в Канаде. Нам всем придется набраться терпения.

– После прошлой авиакатастрофы он уже на следующий день пришел в себя, я это знаю, потому что сама меняла ему повязки.

– Да, нам это известно. Но в этот раз все иначе.

– Иначе? В каком смысле? – Спросила я.

– Мы наблюдаем появление внутренних кровотечений. Стенки сосудов начали разрушаться вместо того, чтобы регенерировать. Такое ощущение, что организм атакует свои же клетки. Поэтому сейчас мы не можем вывести его из медикаментозного сна.

– Значит, сейчас Вы не можете ответить, выживет он или нет?

– К сожалению у меня и у моих коллег за период наблюдения за Алексеем определенного прогноза не сложилось, мы не знаем, восстановится ли его организм настолько, что сможет функционировать самостоятельно, когда мы выведем его из сна и отключим от аппаратов.

– Что ж, спасибо доктор, за подробное разъяснение. – Вздохнула я.

– Анна, Вам необходимо больше отдыхать, постарайтесь уснуть. – Начал говорить Игорь Дмитриевич. – Я зайду к Вам позже, возможно у меня будут новости о Вашем муже.

– Анна, пожалуйста, не делайте преждевременных выводов. Мы сделаем все возможное для вас и вашего мужа. В данный момент вам необходимо подумать о себе. – Сказал Андрей Николаевич, дотронувшись до моей руки, в знак поддержки. А потом они все ушли, оставив меня одну.

Я ничего не ответила, когда дверь закрылась, я перевернулась на левый бок и смотрела в одну точку, на стену между подоконником и батареей, на подушку капали слезы. Так я и уснула.

Утром следующего дня ко мне заходила медсестра, попыталась дать успокоительное, но я отказалась его пить, она молча поставила два стакана на прикроватную тумбочку, одну с водой, вторую с лекарством. После нее зашел мой лечащий врач.

– Доброе утро Анна!

– Доброе утро.

– Как вы себя чувствуете?

– Постоянные головные боли, головокружение, неприятные, болезненные ощущения при попытке двигать глазами из стороны в сторону.

– Тошнота, рвота?

– Нет, не было. Память вроде тоже пока без провалов.

– Все бы пациенты так четко описывали свое состояние, работать было бы гораздо легче. – Он сделал попытку вызвать у меня улыбку.

– Да, согласна с вами. – Улыбнулась я ему.

– Меня это очень радует, Анна. Вам невероятно повезло, ваш организм молод и быстро идет на поправку. У вас незначительное кровоизлияние, и судя по последнему МРТ, оно не увеличивается.

– Это хорошо. – Ответила я.

– Анна, как левое плечо?

– Если не двигать рукой, то я не чувствую боли.

– Позвольте я осмотрю.

– Да, конечно. – Доктор подошел ближе и начал осмотр плечевого сустава. Пальпируя, он спрашивал, больно ли мне. Боли были не значительные. Потом он начал двигать моей рукой то в одну сторону, то в другу. Боль усилилась при попытке поднять руку вверх. Врач осторожно положил мою руку обратно на мой живот.

В палату вошла медсестра, молодая девушка лет 25, в руках у нее был лоток и перевязочный материал.

– Здравствуйте Игорь Дмитриевич! Здравствуйте Анна, меня зовут Надя, я пришла сменить ваши повязки.

– Здравствуйте, Надя. Хорошо. – Я откинула одеяло и расстегнув пижаму, положила голову на подушку.

Надя вымыла руки и надела перчатки, взяв пинцет она начала осторожно снимать повязки со всех ран, которые образовались вследствие попадания в меня осколков стекла. Она не торопилась, я практически не чувствовала боли. Убрав все повязки, она немного отступила, давая возможность Игорю Дмитриевичу осмотреть мои раны.

– Так, так… Надя, дайте-ка мне перчатки. – Обратился он к медсестре, при этом пристально вглядываясь в рану левее пупка.

– Возьмите пожалуйста. – Она протянула перчатки.

– Спасибо. – Надев перчатки, доктор слегка начал надавливать на края раны. Стало больно, но я лежала молча, не смея мешать врачу осматривать меня. – Так, отлично, гноя нет, швы на месте. Рана была глубокая, на операции с ней пришлось повозиться, к счастью, внутренние органы не повреждены. Как вы себя чувствуете, Анна?

– Нормально. Когда вы трогали, то была болезненность.

– Это нормально, главное, что нет воспаления. Рана постепенно затягивается. Остальные ранения менее глубокие, и они заживут быстрее. – Игорь Дмитриевич снял перчатки и обратился к медсестре. – Надя, наложите повязки и поставьте Анне капельницу.

– Все будет сделано. – Сказала Надя.

– Анна, в обед вам принесут покушать. Посмотрим, как отреагирует организм на еду.

– Хорошо.

– Я к вам еще зайду сегодня. Отдыхайте.

– Спасибо.

Направляясь к выходу, он обратился к медсестре:

– Обо всех изменениях в состоянии пациентки незамедлительно сообщайте мне лично!

– Как скажете, Игорь Дмитриевич.

Он улыбнулся мне и вышел из палаты. Надя начала обрабатывать раны и накладывать новые повязки. Она с осторожностью прикасалась ко мне, чтобы не причинять дополнительной боли. Я наблюдала за ее движениями и мысленно благодарила.

Работать в отделении интенсивной терапии очень сложно, как врачам, так и медсестрам. Здесь лежат самые тяжелые пациенты, и за ними всегда нужен самый пристальный надзор и уход. Это большая нагрузка, и физически, и психологически. За пациентами смотрят 24 часа в сутки. В каждой палате есть окно, которое выходит к посту медсестры. В моей палате тоже оно было, и я видела, как за мной наблюдают медсестры. Это была их работа, так положено.

– Надя, как там мой муж, вы не знаете?

– Анна, я не должна обсуждать его состояние, я ведь всего лишь медсестра. Вам лучше спросить у его лечащего врача.

– Да, я понимаю. Но может все-таки у вас есть хоть какая-то информация? – Я постаралась сделать жалобный взгляд.

– Сегодня прилетают врачи и будут проводить консилиум, это все что я знаю. – Ответила Надя.

– Спасибо.

– Я наложила все повязки и сейчас принесу капельницу. – Надя собрала старые повязки и положила их в лоток, во вторую руку она взяла инструменты и антисептик. Выйдя из палаты, она не стала закрывать дверь. – Я скоро вернусь.

Я лежала и смотрела в окно. Кажется я находилась на втором, или на третьем этаже. На улице было пасмурно, ощущение было, что там не выше 15 градусов. Деревья качались от ветра. Для лета на севере это было нормально. Здесь лето редко радовало жаркими днями, за все свое детство я помню лишь несколько таких жарких сезонов, когда мы могли ходить в легких платьях и купаться на озере. В основном все лето мы ходили в ветровках и кожаных куртках. Пока я лежала и предавалась воспоминаниям, Надя уже поставила мне капельницу.

– Анна, я зайду через 10 минут. А вы пока лежите, отдыхайте.

– Хорошо, спасибо.

Она вышла из палаты.