На лавочке в каком-то глухом дворе он выпил одну бутылку, принялся за вторую. Услышав булькающие звуки, Гарик тяжело вздохнул и качнул свисающими с брыл двумя резиновыми соплями. Гриша не подонок, как думает тесть, понятия о мужской солидарности имеет. Поэтому тут же направил горлышко в пасть ротвейлеру. Он хлестко облизал башку и присосался, как алкаш. В несколько секунд высосал бутылку до дна, икнул, пукнул и снова облизал себя от носа до затылка. И вдруг зазвучал, как двигатель внутреннего сгорания, у которого загнуло клапаны в двух цилиндрах из четырех.

Гриша похвалил Гарика, но сказал, но с этим лучше повременить до дома. Если сейчас потерпеть, то потом можно доставить хозяину ни с чем не сравнимую радость. Этой просьбой он собирался решить две задачи сразу: в прямом смысле этого понятия отравить вечер тестю и избавить себя от необходимости появляться перед прохожими с Гариком. Пердящая собака не лучшая альтернатива спутника для променада.

– Ну, давай, жирный ублюдок, – поощрил он Гарика, – стучи копытами. Домой!

Мерзавец его не слушался. Или просто не слышал. Наклонившись, Гриша поднял ему ухо и прокричал прямо в отверстие, которое было, возможно, сквозным:

– Домой!

Он поднялся и принялся осматриваться, как командированный на полустанке. Ужас овладел Гришей. Гарик не был нитью Ариадны. Теперь это было очевидно. Натянув поводок, он остановил недееспособную собаку и с ужасом – только сейчас – понял, что находится на совершенно незнакомой местности, не зная адреса тестя. Как хорошо, что он забыл дома телефон.

Они бы еще долго стояли посреди этого воняющего выстиранным саваном двора, если бы не появилась в арке миниатюрная фигурка. Ногой направив Гарика в арку, Гриша пошел фигурке навстречу. При ближайшем рассмотрении фигурка оказалась мужичком. С портфелем и шляпой в руках он заходил с улицы во двор.

– Простите, любезный, – окликнул его Гриша как можно учтивее – таким голосом преподобный привлекает внимание матери-одиночки, – вы не могли бы дать мне на минуту свой телефон?

Остановившись и зациклив взгляд на Гарике, старик почти уверенно произнес:

– Хочу вас п-предупредить. Я знаю к-карате.

Гарик пукнул.

– Вы меня неправильно поняли, – сказал Гриша боевому старичку, который вес имел примерно вдвое меньше против его, то есть где-то килограммов пятьдесят. – Я вывел гулять собаку и заблудился. А телефона с собой нет.

– Вы вывели собаку и за-за-а-а-аблудились?

Гарик пукнул.

– Это не мой пес, это тестя пес, я вывел его погулять, а он и заблудился, потому что адреса тестя не знает, – подумав, Гриша добавил: – Я тоже.

Когда он закончил бредить, Гарик вылупил на него два агата. Видимо, даже для него объяснения показались недостаточно зрелыми. А по взгляду старичка было уже совершенно ясно, что если детали сию минуту не склеятся и разборчивой картинки не получится, потный свисток, что он сжимает в кармане, тотчас появится на свежем воздухе.

Гарик пукнул. До сих пор только это являлось доказательством, что жизнь в этом дворе есть.

– Что это са-са-са с-с са-сабакой? – спросил старик. Есть такая категория поживших на этом свете. Ты просишь у него телефон, а он в ответ интересуется здоровьем собаки твоего тестя.

– С ним все в порядке. Нормальная реакция на слово «карате». И вы напрасно так боитесь меня. Я мирный житель города Москвы.

– Я не боюсь, – ответил старичок. – У меня с д-детства д-дефект ре-ре-ре…

– Речи. Понятно. Простите, что оскорбил подозрением. Вы дадите мне позвонить?

Гарик пукнул.

Старичок посмотрел на него и потом на Гришу.

– Так вы не с ними?

Совершенно не представляя, что на это ответить, Гриша подарил ему долгий взгляд.

– С т-теми двумя, – добавил пояснительно каратист. Он посчитал, что эта фраза лишней не будет.

– Послушайте, – сдерживая вырывающийся изо рта горький перегар, заговорил Гриша как можно убедительнее, – сегодня у меня был ужасный день. Я ремонтировал одному козлу «Хонду» и нечаянно отломил кислородный датчик. Потом у любимого тестя случилось новоселье. А сейчас я хожу по улицам со страдающей метеоризмом собакой и выпрашиваю трубку у прохожих. Неужели вам трудно вытащить из кармана телефон и протянуть его мне?! Дайте, и я заплачу вам за минутный разговор с соседней улицей как за часовой с Уолл-стрит!.. – И тут Гриша почувствовал, как сексуально «Гессер» лизнул его печень. – Или мне натравить на вас этого монстра?

Гарик пукнул. К окончанию Гришиного спича он устал прижимать асфальт к земле лапами и сел. А потому получилось как из резиновой детской игрушки.

– Т-там, за углом, двое, – сообщил старичок. – У них мой те-те-телефон. Если вы пойдете со мной и вернете мне трубку, я дам вам по-по-по…

Гриша ногой направил голову Гарика в освещенную как врата рая арку и дернул за поводок. Они вышли на освещенную улицу. У остановки стояли двое придурков из числа тех, кого в музее встретишь только ночью. Старичок надел шляпу и шуршащим голосом вороватого бухгалтера сообщил Грише: «Это они». Вот это точно было лишним, потому что на улице никого, кроме этих двоих, не было. Один злодей держал в руке телефон, второй нажимал кнопки. Это, конечно, указывало на особую опасность банды, поскольку без экспертизы было видно, что роль каждого участника в ней расписана до мелочей.

Они приближались к банде, как армада Менелая к Трое. Покачивая соплями и обнажив желтые сточенные бивни, Гарик переставлял ноги и дышал, как астматик, справа. Старичок двигался по левую руку.

– Подводя итог, – сказал в кафе Гриша, – я вынужден добавить, что первое, и единственное, желание, которое возникло бы у меня, увидь я ночью такой коллектив, было бы непреодолимое желание их напугать. Ну, там, качнуться в их сторону резко или, подъехав, просигналить. Чтобы посмотреть, как они будут разбегаться в разные стороны.

– Эй, вы! – крикнул старичок гопникам грозно, и у Гриши окончательно испортилось настроение. – Стойте где с-с-ссы-ссы-стоите!

К сожалению, они и не думали убегать. Прекратив незаконно пользоваться предметом грабежа, они с ревизией в глазах рассматривали шествующий к ним президиум партии гражданской справедливости.

– Ну что же вы не травите? – тихо посетовала жертва уличного грабежа. – Т-травите скорее.

– Он плохо знает Гарика, – Гриша глотнул кофе и посмотрел на приятелей. Те тоже плохо знали Гарика. – Для него я такой же повелитель, как были те двое. То, что мы пиво вместе пили, ничего не значит. Может, он и помнит, что квасил, но вряд ли помнит, с кем именно. Он не нюхал меня уже около часа, и кто потом ответит за последствия, скажи я «фас»? Гарик стар, умственно утомлен, пукает при каждом шаге, а теперь еще и, по всей видимости, поддатый. Как можно собаке в таком состоянии подавать команды, исполнение которых требует от зверя тонкой душевной организации? Гарик нас с дедом разорвал бы, а эти двое ушли бы с Гариком. Нормально. Тесть потери собаки не переживет.

– Ребята, вы только резких движений не делайте, пожалуйста, – предупредил Гриша, когда они приблизились на расстояние прямого в голову.

Увидев перед собой размытые очертания ног, полуслепой дебил Гарик потянулся к ним подойником.

– Ради бога, только не шевелитесь, – попросил Гриша. – Он сейчас понюхает и успокоится. А пока он нюхает, вы эту трубочку мне отдайте, пожалуйста. Только медленно. Собака неадекватна.

В подтверждение его слов Гарик звонко и протяжно пукнул.

– Ощущение, – опять отвлекся от рассказа Гриша, – словно за спиной моей появился пионер с горном.

– Что это? – тихо спросил один из преступников.

– Это он так себя заводит, – объяснил Гриша. – Вы ему почему-то не нравитесь. Давай телефон быстрее, козел, пока он не озверел!

– Вы его сегодня кормили, Г-геннадий?

Гриша посмотрел на старичка пристально. Старый стручок решил нагнать жути, надо понимать.

– Нет, дядя Валя. Ни сегодня, ни вчера. Мой знакомый уволился из морга, сейчас ищу замену. – Гриша набрал на телефоне номер Кириного мобильника. – Алло, это я.

– Ты где?! – вскричала она.

– Не знаю. Заблудился. Стою на какой-то улице.

– Ах ты, боже мой, какого черта тебе нужно было выходить из квартиры? – Только Гришина жена умеет описать одной фразой все содержание Библии.

В трубке было слышно: «Спроси, как Гарик!» – любимый тесть взволновался! Зять потерялся – не беда! Гарик!..

Она назвала адрес, Гриша пообещал, что скоро будет. Отключился, отдал телефон владельцу.

– Послушайте… – заговорил вдруг старичок. – Это же нельзя так оставлять… Нужно н-наказать.

– За что наказывать? – возразил один из подонков. И, повернувшись к Грише, стал уговаривать не верить дяде Вале. Реально дело было так. Они шли по улице, никого, понятно, не трогали. На улице столько зла, что им хотелось поскорее добраться до дома. Навстречу – дядя Валя. Чтобы пропустить пожилого человека, один из молодых людей прижался спиной к дому, а второй встал на край тротуара. Он бы мог спуститься на дорогу, но на ней не было «зебры». Так дядя Валя застрял между прохожих. Ни туда и ни сюда. Образовалась пробка. Тогда один из молодых людей предложил позвонить в милицию, чтобы прибыл регулировщик и все уладил. Дядя Валя согласился – второй молодой человек может подтвердить – и попросил вынуть у него из кармана трубку. Сам он достать ее не мог, потому что руки были зажаты вдоль туловища из-за тесноты тротуара. Но когда трубку вытащили, дядя Валя вдруг сказал, что знает карате. Молодые люди испугались, заплакали и бросились бежать, чтобы он их не избил. Но как только оказались вне зоны доступа, остановились и стали искать в трубке домашний номер телефона дяди Вали, чтобы вернуть не принадлежащее им имущество. Вот, собственно, и все. – За что же тут наказывать? Вы собачку уберите, пожалуйста.

– Вот видите, – сказал Гриша старичку. – Все в порядке. А вы, молодые люди, не знаете, где здесь улица Порядковая?

– Простите, мы из Горно-Алтайска.

Гриша спросил старичка.

– Это и есть Порядковая, – проскрипел он, шевельнув плечами. – Проведите меня к моему п-подъезду.

Гриша провел. Через полчаса, волоча за собой окончательно потерявшего рассудок пукающего Гарика, он разыскал дом, из которого вышел. У подъезда они с ним допили купленное по дороге пиво и поднялись к новоселам. Еще через пять минут Гриша выпил с тестем. А через четверть часа он, слушая треск рвущихся с петель пуговиц рубашки, вылетел на площадку.

– Старый придурок! Ты дурак, и собака твоя дурак!

– Где только моя дочь нашла тебя, гоя! – ревел тесть жирафом.

Ужин был окончен. Гриша спустился вниз и сел на лавочку ждать. Кира вышла скоро, минут через двадцать. Они возвращались с ней на такси, и она говорила, что в следующее воскресенье они с мамой поедут покупать в новую квартиру новые шторы. А с Гариком что-то случилось. Он лег посреди спальни, воет и дергает лапой. Пукает, дергает и воет.

– Это он поет, – успокоил ее Гриша. – От счастья. Впервые в жизни он провел день как нормальный мужик. Погулял, выпил, совершил подвиг, вернулся домой, никому ничего не рассказал.

– Ты о чем? – В глазах Киры заискрилась тревога.

– Шучу.

В такси Грише снилось, как он мчится по хайвею Мэриленда в лимузине с открытым верхом. Рядом сидит Кира в огромных черных очках, счастливая вся такая, на шее у нее развевается шелковый шарф. На заднем сиденье, в рубашке белой и белее белого брюках, – Платонов. Одной рукой Гриша держит руль, второй обнимает Киру, а Платонов развалился и сочиняет вслух неприличные этюды. Рядом с лимузином бежит пукающий тесть, спрашивает, когда Гриша найдет нормальную работу, а за ним стучит костями по асфальту косая с литовкой. Он пукнет – она размахнется литовкой – вжик! – и мимо. Пнет лимузин нервно и снова прицеливается. И тогда Платонов отрывается от тетради и кричит гневно: «Сука, я не могу работать в такой обстановке!»

И тут Кира сказала:

– Я забыла тебе сказать, Гриша. Мне ведь срочно в Ростов ехать нужно.

– Зачем? – слетев с трассы в Мэриленде, подскочил Гриша.

– Тетя заболела. Ужасно, – на глазах Киры появились слезы. – Я всего на неделю.

– Через семь дней она умрет?

– Как ты жесток, – и Кира заплакала.

– Ну, езжай, – согласился Гриша. Тем более что он давно уже с нами в кафе не сиживал. – А когда ты узнала о тете?

– Мне мама сейчас сказала. Она сама хотела поехать. Но у нее же работа.

– А у тебя нет работы?

– Ну, у меня есть ты. А у мамы кто есть? Папа, на которого нельзя положиться.

Гриша ничего не понял, и Кира его поцеловала.

Вот так, значит, все случилось.