Как высохло озеро, так Жабы поскакали искать для себя новое жилище. Наконец все вскричали:
– Ах, сколь изобильно озеро! Оно будет нам вечным жилищем.
И вдруг плюснули в оное.
– А я, – сказала из них одна, – жить намерила в одном из наполняющих ваше озеро источнике. Вижу издали приосененный холм, многие сюда поточки посылающий, там надеюсь найти для себя добрый источник.
– А для чего так, тетушка? – спросила молодка.
– А для того так, голубка моя, что поточки могут отвестись в иную сторону, а ваше озеро может по-прежнему высохнуть. Родник для меня всегда надежнее лужи.
Сила. Всякое изобилие оскудеть и высохнуть, как озеро, может, а честное ремесло есть неоскудевающий родник не изобильного, но безопасного пропитания. Сколь многое множество богачей всякий день преобразуется в нищих! В сем кораблекрушении единственною гаванью есть ремесло. Самые беднейшие рабы рождаются из предков, жительствовавших в луже великих доходов. И не напрасно Платон[53]сказал: «Все короли из рабов, и все рабы отраживаются из королей». Сие бывает тогда, когда владыка всему – время – уничтожает изобилие. Да знаем же, что всех наук глава, око и душа есть – научиться жизнь жить порядочную, основанную на законе веры и страха Божьего, как на главнейшем пункте. Сей пункт есть основание и родник, рождающий ручейки гражданских законов. Но есть глава угла для зиждущих благословенное жительство, и сего камня твердость содержит все должности и науки в пользе, а сие общество в благоденствии.
Высоких качеств Смарагд, находясь при королевском дворе в славе, пишет к своему другу Адамантию следующее:
– Любезный друг!
Жалею, что не радишь о своей чести и погребен в пепле живешь. Твои дарования мне известны. Они достойны честного и видного места, а теперь ты подобен светящему свечнику, под спудом сокровенному. К чему наше сияние, если оно не приносит удивления и веселья народному взору? Сего тебе желая, пребуду – друг твой Смарагд.
– Дражайший друг! – ответствует Алмаз. – Наше с видного места сияние питает народную пустославу. Да взирают на блестящие небеса, не на нас. Мы слабый небес список. А цена наша, или честь, всегда при нас и внутри нас. Грановщики не дают нам, а открывают в нас оную. Она видным местом и людскою хвалою не умножается, а презрением, забвением и хулою не уменьшится. В сих мыслях пребуду – друг твой Адамантий.
Сила. Цена и честь есть то же. Сей, кто не имеет внутри себя, приемля лживое свидетельство снаружи, тот надевает вид ложного алмаза и воровской монеты. Превратно в народе говорят так: «Сделали Абрама честным человеком». А должно было говорить так: «Засвидетельствовано перед народом о чести Абрама». Просвещение или вера Божия, милосердие, великодушие, справедливость, постоянность, целомудрие… Вот цена наша и честь! Старинная пословица: «Глупый ищет места, а разумного и в углу видно».
Кобыла, поноску носить научена, чрезмерно кичилась. Она смертно не любила Меркурия – так назывался выжель – и, желая его убить, при всяком случае грозила ему задними копытами.
– Чем я виноват, госпожа Диана? – говорил выжель Кобыле. – За что я вам столь противен?..
– Негодный!.. Как только стану при гостях носить поноску, ты пуще всех хохочешь. Разве моя наука тебе смех?..
– Простите, сударыня, меня, не таюся в сем моем природном пороке, что для меня смешным кажется и доброе дело, делаемое без природы.
– Сукин сын! Что ж ты хвастаешь природою? Ты неученая невежа! Разве не знаешь, что я обучалась в Париже? И тебе ли смыслить то, что ученые говорят: Ars perficit naturam[54]. А ты где учился и у кого?
– Матушка! Если вас учил славный патер Пификс[55], то меня научил всеобщий наш Отец Небесный, дав мне к сему сродность, а сродность – охоту, охота – знание и привычку. Может быть, посему дело мое не смешное, но похвальное.
Диана, не терпя, стала было строить задний фронт, а выжель ушел.
Сила. Без природы, как без пути: чем далее успеваешь, тем беспутнее заблуждаешь. Природа есть вечный источник охоты. Сия воля, по пословице, есть пуще всякой неволи. Она побуждает к частому опыту. Опыт есть отец искусству, ведению и привычке. Отсюда родились все науки, и книги, и хитрости. Сия главная и единственная учительница верно выучивает птицу летать, а рыбу – плавать. Премудрая ходит в Малороссии пословица: «Без Бога ни до порога, а с ним хоть за море».
Бог, природа и Минерва есть то же. Как пахнущая соль без вкуса, как цвет без природного своего духа, а око без зеницы, так несродное делание всегда чего-то тайного есть лишенное. Но сие тайное есть глава, а называется по-гречески τò πρεπον, сиречь благолепие, или красота, и не зависит от науки, но наука от него. Госпожа Диана, как чересчур обученное, но с недостатком благоразумия животное, изволит противоставить: Ars perficit naturam.
Но когда сродности нет, тогда скажи, пожалуй, что может привести в совершенство обучение? Словцо perficit значит точно то: приводит в совершенство или в окончание. Ведь конец, как в кольце, находится всегда при своем начале, зависящий от него, как плод от семени своего. Знать то, что горница без начала и основания крышею своею с венчиком не увенчается.
Великий преисподний зверь, живущий в земле так, как крот, кратко сказать, Великий Крот, писал самое сладкоречивейшее письмо к живущим на земле зверям и к воздушным птицам. Сила была такая:
– Дивлюсь суеверию вашему: оно в мире нашло то, чего никогда нигде нет и не бывало: кто вам насеял сумасброд, будто в мире есть какое-то солнце? Оное в собраниях наших прославляется, начальствует в делах, печатлеет концы, услаждает жизнь, оживляет тварь, просвещает тьму, источает свет, обновляет время. Какое время? Одна есть только тьма в мире, так одно и время, а другому времени быть чепуха, вздор, небыль… Сия одна ваша дурость есть плодовитая мать и других дурачеств. Везде у нас врут: свет, день, век, луч, молния, радуга, истина. А смешнее всего – почитаете химеру, называемую око, будто оно зерцало мира, света приятелище, радости вместилище, дверь истины… Вот варварство! Любезные мои друзья! Не будьте подлы, скиньте ярем суеверия, не верьте ничему, пока не возьмете в кулак. Поверьте мне: не то жизнь, чтоб зреть, но то, чтоб щупать.
От 18 дня, апр. 1774 года. Из преисподнего мира.
Сие письмо понравилось многим зверям и птицам, например Сове, Дремлюге, Сычу, Удоду, Ястребу, Пугачу, кроме Орла и Сокола. А паче всех Нетопырь ловко шатался в сем высокородном догмате и, увидев Горлицына и Голубицына сынов, старался их сею высокопарною философиею осчастливить. Но Горлицын сказал:
– Родители наши суть лучшие тебе для нас учителя. Они нас родили во тьме, но для света.
А Голубчик отвечал:
– Не могу верить обманщику. Ты мне и прежде сказывал, что в мире солнца нет. Но я, родившись в мрачных днях, в днешний воскресный день увидел рано восход прекраснейшего всемирного ока. Да и смрад, от тебя и от Удода исходящий, свидетельствует, что живет внутри вас недобрый дух.
Сила. Свет и тьма, тление и вечность, вера и нечестие – мир весь составляют и одно другому нужно. Кто тьма – будь тьмою, а сын света – да будет свет. От плодов их познаете их.
Африканский Олень часто питается змеями. Сей, нажравшись досыта оных и не терпя внутри палящей ядом жажды, быстрее птиц в полудни пустился на источники водные и на горы высокие. Тут увидел Верблюда, пьющего в поточке мутную воду.
– Куда спешишь, господин Рогач? – отозвался Верблюд. – Напейся со мною в сем ручейке.
Олень отвечал, что он мутной пить в сладость не может.
– То-то ваши братья чрезмерно нежны и замысловаты, а я нарочно смущаю: для меня мутная слаще.
– Верю, – сказал Олень. – Но я родился пить самую прозрачнейшую из родника воду. Сей меня поточек доведет до самой своей головы. Оставайся, господин Горбач.
Сила. Библия есть источник. Народная в ней история и плотские имена есть то грязь и мутный ил. Сей живой воды фонтан подобен киту, испускающему вверх из ноздрей сокровенную нетления воду, о которой писано: «Вода глубока – совет в сердце мужа, река же исскачущая – и источник жизни» (Притчи, 18 и 20).
Кто Верблюд, тот возмущение потопных глаголов пьет, не достигая к той источничьей главе: «Маслом главы моей не помазал». А Олень к чистой воде востекает с Давидом: «Кто напоит меня водою из рва, который в Вифлееме при вратах?» (2-я Книга Царств, 23, стих 15). Слово, имя, знак, путь, след, нога, копыто, термин есть то тленные ворота, ведущие к нетления источнику. Кто не разделяет словесных знаков на плоть и дух, сей не может различить между водою и водою, красот небесных и росы. Взгляни на 33 гл. ст. 13 Второзакония: «И есть скот нечистый, не раздвояющий копыто». А каков есть сам, такова ему и Библия. О ней-то точно сказано: «С преподобным преподобен будешь…» Описатели зверей пишут, что верблюд, пить приступая, всегда возмущает воду. Но олень чистой любитель.
Сия басня писана в Светлое воскресение по полудни, 1774 в Бабаях.
Кукушка прилетела к черному Дроздику.
– Как тебе не скучно? – спрашивает его. – Что ты делаешь?
– Пою, – отвечает Дроздик, – видишь…
– Я и сама пою чаще тебя, да все, однако, скучно…
– Да ты ж, сударыня, только то одно и делаешь, что, подкинув в чужое гнездо свои яйца, с места на место перелетая, поешь, пьешь и ешь. А я сам кормлю, берегу и учу своих детей, а свои труды облегчаю пением[56].
Сила. Премножайшие, презрев сродную себе должность, одно поют, пьют и едят. В сей праздности несносную и большую терпят скуку, нежели работающие без ослабы. Петь, пить и есть не есть дело, но главного нашего сродного дела один только хвостик. А кто на то ест, пьет и поет, чтоб охотнее после отдыха взяться за должность, как за предлежащий путь свой, сему скуку прогнать не многого стоит: он каждый день и делен, и празден, и о нем-то пословица: «Доброму человеку всякий день праздник». Должность наша есть источник увеселения. А если кого своя должность не веселит, сей, конечно, не к ней сроден, ни друг ее верный, но нечто возле нее любит, и как не спокоен, так и не счастлив. Но ничто столь не сладко, как общая всем должность. Она есть искание царствия Божиего и есть глава, свет и соль каждой частной должности. Самая изрядная должность не веселит и без страха Божиего есть, как без главы, мертва, сколько бы она отправляющему ни была сродна. Страх Господен возвеселит сердце. Оно, как только начнет возводить к нему мысли свои, вдруг оживляется, а бес скуки и уныния, как прах ветром возметаемый, отбегает. Все мы не ко всему, а к сему всяк добрый человек родился. Счастлив, кто сопряг сродную себе частную должность с общею. Сия есть истинная жизнь. И теперь можно разуметь следующее Сократово слово: «Иные на то живут, чтоб есть и пить, а я пью и ем на то, чтоб жить».
Тот-то самый Навоз, в котором древле Эзопов петух вырыл драгоценный камушек, дивился Алмазу и любопытно вопрошал:
– Скажи мне, пожалуйста, откуда вошла в тебя цена столь великая? И за что тебя люди столь почитают? Я удобряю нивы, сады, огороды, красы и пользы есть я податель, а при всем том ни десятой доли не имею чести в сравнении с твоей.
– И сам не знаю, – отвечает Алмаз. – Я та же, что и ты, есть земля и гораздо хуже тебя. Она есть пережженный солнечным зноем пепел. Но только в сухих моих водах благолепно изображается блистание солнечного света, без которого силы все твои удобрения пустые, а произращения мертвы, по старинной пословице: «В поле пшеница годом родится, не нивою, не навозом».
Сила.
О проекте
О подписке