– Да что значит около? Её тоже, что ли, нашли в Измайловском парке?

В комнате зазвонил мобильник. Света, вскочив, бросилась к нему. Ей звонила Рита.

– Я уже сплю, – очень убедительно промычала Света, боясь, что та её подпряжёт куда-нибудь ехать, – чего тебе?

– Я хочу уйти, – был ответ. Он прозвучал странно. Голос у Риты был монотонным, но не спокойным. Она говорила с улицы. Но не шла. Стояла на месте.

– Ну, и хоти! – разозлилась Света, – что ты пила, кроме алкоголя? Где ты находишься?

– Там, откуда я не могу никуда уйти.

– Ты что, идиотка?

Рита взволновано засопела.

– Ты помнишь, я тебе говорила днём, что могу уйти откуда угодно? Так вот – сейчас я нахожусь там, откуда уйти немыслимо. Если можешь, выведи меня! Выведи!

– Это ты меня сейчас выведешь! – заорала Света, усевшись на диван так, что тот затрещал, – ты что там, нанюхалась или вмазалась?

– Я трезва.

Ледяной змеёй стало заползать в сознание Светы чувство, что это – правда. Чистая правда. Света поёжилась.

– Где ты, Ритка? Скажи название и место!

– Двор,– ответила Ритка.

– Двор? Какой двор?

– Под нашими окнами.

– Я спускаюсь.

Быстро натянув джинсы и кофточку, Света вышла из комнаты и увидела, что Серёжка уже в прихожей и надевает на пса ошейник.

– Я сейчас выйду во двор, – сообщила Света, – Ритку встречать. С ней что-то не так. Пошли вместе.

– Нет уж, – сказал Серёжка, – спасибо.

Света обулась, надела курточку и все вышли. Пока Жоффрей и Серёжка возились с дверью своей квартиры, Света сбежала вниз. Упругий апрельский ветер был так силён, что она, выскочив навстречу ему, ссутулилась и саму себя обняла за локти. Было пятнадцать минут четвёртого. Предрассветность с запахом прошлогодней соломы, который ветер нагнал с оттаявших подмосковных полей, хранила безмолвие. Лишь одни деревья поскрипывали. Дворовые фонари, тянущие свет к карнизам домов, к низко проплывающим облакам, казались усталыми и печальными. Пройдя между сталинской четырёхэтажкой и бойлерной, Света сразу увидела тонкую человеческую фигуру. Она стояла среди деревьев, между пятиэтажным домом и асфальтированной дорожкой, ведущей на школьный двор. Это была Рита. Света перебежала пустырь, и, подойдя к ней, взяла её за руку.

– Всё, пошли.

Рита заморгала. В её глазах было куда больше бледной тоски измученных фонарей, чем собственной жизни.

– Я не могу уйти, – сказала она чуть слышно, – это не я!

– Если ты не можешь, сука, уйти, значит улетишь! – посулила Света. Отпустив Риту, она её обошла и дала пинка. Это помогло. Рита устремилась вперёд, часто спотыкаясь. Порой она замедляла шаг, и Света подталкивала её ударами кулака.

Оказавшись дома, Рита опять сказала про невозможность уйти. Света помогла ей раздеться. Сняв с неё обувь, она заставила её выпить сто пятьдесят грамм виски. Рита закашлялась. Но её глаза оживились. Пристально оглядевшись по сторонам, она изъявила желание принять ванну.

– Нет, это лишнее, – запротестовала Света, – я не намерена выволакивать из воды и пены голую лесбиянку, когда её посетит отличная мысль, что она опять не может уйти!

– Это не отличная мысль, – возразила Рита очень серьёзным тоном, – страшнее этого во вселенной ничего нет!

Заткнув ванну пробкой, она пустила тёплую воду и начала стягивать колготки. Света, тем временем, осмотрела карманы её пальто. Один из них был набит валютой, долларами и евро. В другом лежали двадцать тысяч рублей четырьмя купюрами. Свете стало очень досадно, что не поехала она с Ритой, а завалилась спать. Так досадно, что двести долларов перекочевали в её карман. А какого чёрта эта паскуда не объяснила толком, что дело стоящее? Зачем, спрашивается, пускала туман, крутила вокруг да около, наводила тень на плетень? Сама виновата. Полностью успокоив совесть бокалом виски, Света пошла взглянуть, что делает Рита. Рита курила, сидя по грудь в воде. Глаза её были мрачными.

– Как ты съездила? – поинтересовалась Света, – нормально?

– Плохо.

Света присела на бортик ванны.

– Так уж и плохо?

– Сама всё видела, – безразлично пожала плечами Рита, – не доставай меня!

– Кого только сегодня я не достала! – вздохнула Света, – один примчался – ой, помоги! Другая звонит – ой, выручи! А потом выясняется, что обоих я достаю.

– Кто к тебе примчался?

– Серёжка! Жоффрей, по его словам, опять сильно лаял, глядя туда, где стояла ты. Но тебя там не было. Там был тот, кто убил собаку. Серёжка в этом уверен.

Сделав затяжку, Рита вручила окурок Свете. Та его унесла, а потом вернулась и вновь уселась на бортик.

– Значит, я не могла уйти от него, – задумчиво проронила Рита, выдернув пробку, – кто он такой? Ты можешь хотя бы предположить?

– Риточка, там не было никого! Ты была одна!

У Риты дёрнулся рот.

– Я не убиваю собак! Я лучше убью себя, чем собаку.

– Никто с тобой и не спорит. Жоффрей ведь лаял не на тебя. Ты пришла потом. И ты там была одна.

– Откуда ты знаешь?

Света сочла этот вопрос странным, а Рита – важным. Она заткнула отверстие в ванной пяткой, чтоб лучше слышать ответ.

– Я своим глазам доверяю, – сказала Света, – стоя на остановке, я вижу номер трамвая уже тогда, когда стоящие рядом еще не видят и самого трамвая!

– А ты при этом сам трамвай видишь? – спросила Рита, вновь открыв слив.

– А как можно видеть номер, если не видишь трамвай?

– Да элементарно. Надо смотреть на вывеску остановки.

Света зевнула. Виски стремительно штурмовало её сознание.

– Идиотка, – пробормотала она, – ты шла от метро по другой дорожке! Зачем свернула на эту?

– Мне захотелось взглянуть на место убийства.

– И что ты там обнаружила?

– Очень многое.

– Например?

– Отстань, – с кроткими глазами взмолилась Рита, – очень прошу! Отстань!

Но Света не унималась. Ей не терпелось перейти к главному. А для этого было необходимо как-нибудь вывести из себя эту оглушённую курицу. Как иначе?

– Я всё забыла! – трагически заплескалась Рита, напоминая попавшую на крючок рыбёшку, – как только я очутилась там, на меня напал дикий ужас! Моё сознание раскололось! Я ощутила себя безвольным предметом – куклой, лишённой имени, возраста, интеллекта, моральных качеств!

– Это не ужас, Риточка, – перебила Света, – это прозрение. Впрочем, одно другое не исключает.

Вода убулькала. Голая и бледная Рита, сидя на дне опустевшей ванны, жалобно прижималась грудью к коленкам. Её подруга, не получив ответ на свой осторожный выпад, свирепо спрыгнула на пол.

– Гнида! Из-за тебя я бросила университет! А ты меня прокатила?

– И то, и другое – наглая ложь, – пожала плечами Рита. Такая аргументация не могла погасить конфликт. Внимательно выслушав контртезисы, от которых треснул слой краски на потолке, Рита дотянулась до душа, взяла его и пустила Свете в лицо мощную струю ледяной воды. Света убежала и легла спать. Рита ещё долго сидела в ванне, клюя своим длинным носом. Ей было лень вылезать. Когда она всё же переместилась в постель, за окнами было уже светло, и город шумел. Ей приснился тот, от кого она не могла уйти. Во сне это сделать было ещё труднее.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Через два дня Света приступила к работе в школе. Свидетельство ИНН, трудовая книжка и паспорт у неё были, так что мотаться по разным учреждениям не пришлось. Галина Сергеевна, или, как все её называли за глаза, Галька, представила коллектив и Свету друг другу. Это произошло в учительской на втором этаже. Была перемена. Стоя перед сидящими в креслах учителями и слыша гам детворы за дверью и под окном, Света не могла прогнать ощущение, что ей вовсе не двадцать лет, а двенадцать, и что сейчас её будут психологически изводить за слабую успеваемость. На душе от этого было гадко. И как назло, складывалось всё наихудшим образом.

– Это Светочка, – избрала слишком уж дружелюбный тон Галина Сергеевна, положив ладонь на её плечо. Этого еще не хватало! Света, конечно же, поняла, что это рука на плече – для того, чтобы она расслабилась, не краснела. Значит, все видят её смущение. И действительно, на всех лицах были улыбки. И как тут было не покраснеть до корней волос? Ужасно хотелось всем показать язык, да и убежать. Она едва сдерживалась.

– Светлана будет нам помогать поддерживать чистоту, – продолжала Галька, как будто никто ничего об этом не знал, – мне кажется, что с её стороны это более чем любезно. Не правда ли, господа?

– Бесспорно! – гаркнул Андрей Михайлович, обводя коллег грозным взглядом – что, мол, молчите? Все одобрительно разорались – и молодые, и средних лет мужики и тётки. Смысл галдежа сводился к тому, что, дескать, без вас так зарастём грязью, что СЭС прикажет школу закрыть, так что выручайте, иначе смерть. Молоденьких тёток было изрядное большинство. Три четверти. Верещали они нормально.

– А раньше вы где-нибудь работали, Света? – спросила, когда все стихли, одна из них – учительница русского языка и литературы, Ксения Николаевна, – или только учились?

– Нет, я работала и училась, – звонко пискнула Света, внезапно освобождённая от руки Галины Сергеевны. Та, присев на угол стола, гордо улыбнулась – вот, мол, кого я вам привела!

– А где вы работали? – вкрадчиво спросила математичка Ольга Петровна, худенькая блондинка лет тридцати пяти.

– Я работала в театре.

Тут, конечно, поднялся шум, как на стадионе после забитого гола. Света подумала, что едва ли стоит рассказывать, где училась, иначе ей устроят овации. Физик Виктор Борисович поинтересовался у Светы её специальностью.

– Я историк, – сказала Света.

– Ваш конкурент, Галина Сергеевна! – повела бровями биологичка Дарья Рустемовна, почему-то бросая взгляд на длинные ноги новой сотрудницы. Тридцатидвухлетний Виктор Борисович, также на них взглянув, вдруг провозгласил:

– Сегодня на Патриарших произойдёт замечательная история.

Все заржали. А до конца перемены, тем временем, оставалась только минута. Жестом восстановив тишину, Галина Сергеевна подытожила:

– В общем, мы друг другу понравились. Теперь к делу. Света! Сейчас, во время уроков, лучше тебе заняться спортзалом. Наша Наталья Владимировна пока ещё на больничном, так что тебе никто не будет мешать. Припрутся играть – гони.

– А где я возьму тряпку и ведро, Галина Сергеевна? – прозвучал от Светы вопрос с таким важным видом, будто речь шла о скрипке и смычке для сольного выступления в большом зале консерватории.

– Это всё Надежда Ильинична тебе выдаст.

Тут зазвенел звонок, и учителя поспешили в классы. Судя по уровню тишины, которая воцарилась после звонка, дисциплина в школе весьма хромала. Там, где училась Света, с этим вопросом было построже. Завхоз Надежда Ильинична повела её вниз, на первый этаж. Там, около спортзала, была подсобка.

– Это тебе, – сказала завхоз, вручив Свете ключ, – смотри, не теряй! И не отдавай никому.

– А что, могут попросить? – удивилась Света.

– Всё может быть. Во что ты переоденешься?

– Завтра что-нибудь принесу. А сегодня – так.

Надежда Ильинична удалилась, звеня другими ключами. В тесной подсобке хранились лопаты, грабли, вёдра, швабры и тряпки. Был там и кран с холодной водой. Наполнив ведро, Света потащила его в спортзал, прихватив и швабру с надетой на неё тряпкой. Когда она начала мыть пол возле шведской стенки, дверь кабинета открылась. Вышла Наташа в белых носочках, джинсах и свитере. По её лицу не трудно было понять, что она минуту назад проснулась.

– Привет! – воскликнула Света, разводя тряпкой большую лужу на половицах, – как у тебя дела?

– Ничего, как ты?

Света рассказала ей о своём соседе Серёжке с его бульдогом, который был единственным очевидцем последнего живодёрства. Риту в этой связи решила пока не упоминать.

– Очень интересно, – вымолвила Наташа, зевая, – кстати, Немова и Крапивина, слава богу, отдали того щенка.

– Какого щенка?

– Ну, в пятницу они всё пытались сплавить мне сеттерёнка, которому только месяц. Я его взять не могла, понятное дело. Вчера они его вроде как пристроили.

– Я надеюсь, нормальному человеку отдали?

– Говорят, какой-то девчонке лет двадцати, рокерского вида. Она его при них целовала в носик.

– Ну, значит, всё хорошо. Молодцы они.

– Да уж, это точно. Пойду я, ещё посплю.

Сказав так, Наташа опять закрылась в своём временном жилище. Света работала очень быстро. Но до конца урока отмыть спортзал она не успела. После звонка на длинную перемену в него ввалилась толпа учащихся средних классов. Они вели себя весьма буйно. Света им пригрозила, что если не уберутся, она пожалуется директору, и спортзал закроют совсем. Они убрались. Но на смену им появились три дюжих молодца из одиннадцатого «Б». Одним из них был Варламов. Фамилии двух других были Куликов и Мамедов. Об этом Света узнала уже потом. Увидев её, работающую шваброй, они сперва озадачились, а затем похабно переглянулись.

– Я мою пол, – сказал им Света, – пожалуйста, приходите после следующего урока.

– Так значит, ты – новая уборщица, – протянул Варламов, сунув в карман дорогой мобильник, который держал в руке, – обалдеть! Зачем тебе это надо?

– Я ничего больше не умею, – призналась Света, – пожалуйста, уходите!

– Да мы сейчас тебя научим всему!

И три дурака стали окружать Свету. Она от них ускользнула и попыталась выбежать из спортзала. Но Куликов догнал её без труда. Пока она билась в его руках, Мамедов с Варламовым подтащили под баскетбольный щиток козла. А потом Мамедов, рост у которого был два метра, встал на него. Куликов с Варламовым передали ему визжащую Свету, и он её усадил на корзину с сеточкой. Затем спрыгнул.

– Ну что, согласна учиться? – спросил Варламов, разглядывая подошвы ботинок Светы, – или оставить тебя на этом кольце?

– Да пусть посидит, – предложил Мамедов, – нам спешить некуда, на английский можно забить.

Очутившись на высоте более трёх метров, Света испуганно замолчала. Она боялась пошевелиться, чтобы не расшатать кольцо. Над ней хохотали. Но стало тихо, когда открылась дверь кабинета и вышла вновь разбуженная Наташа. Сперва она не могла понять, куда подевалась Света, и той пришлось подать голос. Подняв на неё глаза, Наташа присвистнула и сказала, что если девушка так легко заменяет мяч, то три дурака вполне могут заменить боксёрские груши.

– Наталья Владимировна, так вы уже на работе? – спросил Варламов, оправившись от смущения, – но не рано ли вам закрыли больничный? У вас, по-моему, бред!

– И буйное помешательство, – присовокупила Наташа. Чтобы не быть голословной, она стремительно подошла к Варламову и дала ему оплеуху. Хотела дать и вторую, но он схватил её за руку и случилось невероятное. Круговым движением вырвавшись из захвата, Наташа крепко взяла спортсмена правой рукой за ремень, левой за запястье, и – виртуозно швырнула через бедро. Здоровенный парень грохнулся на пол так, что всё содрогнулось, включая Свету на высоте более трёх метров. Мамедов и Куликов буквально остолбенели. Но боксёр встал. От боли и унижения он уже не соображал, что делает. Уклонившись от кулака, летевшего ей в лицо, Наташа сама нанесла удар – не рукой, а пяткой, в прыжке. На сей раз Варламов не только грохнулся, но и выполнил кувырок на пятёрку. Это его, естественно, не обрадовало. Он снова поднялся, но лишь затем, чтобы сесть на маты, низко опустить голову и заплакать, трогая лоб ладонью.

– Вопросы есть? – спросила Наташа у Куликова с Мамедовым. Первый лишь качнул головой, второй прошептал:

– Вы кто?

– Вопрос слишком глупый, чтоб на него отвечать. Девушку снимите.

Через минуту Света опять была на полу. Варламов, Мамедов и Куликов быстро уходили. Друзья вели Варламова под руки. Точно так же Наташа увела Свету в свой кабинет. Напоила чаем. Чайник был электрический. Когда дрожь у Светы прошла, физручка достала из письменного стола журнал «Космополитен».

Бросив его на диван, сказала:

– Я знаю, что ты сейчас повторишь дурацкий вопрос Мамедова. Пятьдесят вторая страница.

Света взяла глянцевый журнал.

– Ого! Да он семилетней давности, девяносто шестого года!

– Открой, пожалуйста, пятьдесят вторую страницу.

Света открыла. И чуть не выронила журнал. Целая страница его была занята яркой фотографией босоногой девушки в кимоно, сидевшей в позе султанши всей Оттоманской империи, боком к камере. У воображалы были светло-рыжие волосы и глаза зелёного цвета. Она слегка улыбалась, гордо задрав симпатичный нос.

– Наталья Лиховская! – простонала Света, пристально поглядев на Наташу, затем – опять на её портрет, – теперь-то я знаю, где я могла тебя видеть! Конечно по телевизору! Слушай, а у неё на подошве левой ноги – малюсенький шрам! Покажи мне ногу. Вдруг это всё же не ты?

Наташа сняла носок и подняла ногу. Шрам был на месте. Света запрыгала от восторга. Надев носочек, спортсменка сказала ей:

– Прочитай статью.

Света прочитала. В статье шла речь о призёрах Олимпиады в Атланте. Тысяча девятьсот девяносто шестого года. Особенное внимание было уделено стремительно восходящей звезде отечественного Дзю-До, двадцатитрёхлетней Лиховской, которая выступала в лёгкой весовой категории.

– Бронзовая медаль! – воскликнула Света, закрыв журнал, – но всё же не золотая! И не серебряная.

– Наверное, это к лучшему. Будь я круче, Варламов после броска не поднялся бы.

– Но ведь ты потом дала ему по лбу пяткой! Разве это Дзю-До?

– Это карате. Я ведь занималась и тем, и тем понемногу.

–Ох, ни хрена себе – понемногу! Прямо чуть-чуть! Третья дзюдоистка планеты!

Они ещё пили чай. Света удивлялась, какого чёрта Наташа преподаёт физкультуру в школе, вместо того, чтоб быть всемирно известным тренером.

– Мне нельзя особо светиться, – дала ответ бывшая спортсменка, – и ты, пожалуйста, никому не рассказывай обо мне. Вообще никому.

– Клянусь, что не расскажу! Но что это значит – нельзя особо светиться? Ты что, потом начала работать на мафию и осталась кое-кому должна?

– Ты слишком сообразительна, – улыбнулась Наташа, – лучше останови поток вдохновения, или мне придётся тебя прикончить.

– Да не придётся! Я ведь пообещала, что никому ничего не скажу. Слушай, объясни, а как тебя приняли на работу в систему образования, если ты – уголовница?

– Светочка, у меня судимостей нет. И ори потише. Как видишь, здесь не все знают даже о том, что я – чемпионка. Об остальном не знает никто. Ну, или почти никто. Это не имеет значения.

– Шок, шок, шок! – ликовала Света, – бронзовая призёрка Олимпиады в Атланте! Ритка, наверное, охренеет! Впрочем, я ей не буду рассказывать, обещала. Слушай, а ты не можешь мне показать десяток-другой приёмов? Мне это нужно!