А вот моему непрошеному собеседнику повезло намного меньше – кто-то поместил его в самые настоящие колодки. К полу был вертикально приделан массивный щит, к которому крепилась верхняя доска. В конструкции были выдолблены три дырки – одна побольше, для головы, и две поменьше, для рук. Удерживали колодки между собой специальное крепление и замок. Из конструкции где-то на уровне пояса взрослого человека торчал ворох волос, а уже из этой кудели выглядывали колючие глаза и большой мясистый нос. Мой собеседник зарос до неприличия – особенно впечатляла спускающаяся практически до пола борода, которая почему-то была вся в подпалинах.

Впрочем, странный сосед и не менее странная обстановка не являлись моей самой большой проблемой. Хватало и своих забот. Из одежды на мне можно сказать ничего не было. Ну нельзя же назвать приличным костюмом набедренную повязку? Мало того, создавалось впечатление, что и тело-то не мое. Эта мысль мелькнула в голове, вызвав волну паники, но сработала естественная психологическая защита, выдвинув целую кучу контрдоводов, начиная с того, что все это сон, и заканчивая предположением о временном умопомешательстве.

– Не тупи, каменноголовый, – прорычал закованный бородач. – Сейчас вернется охранник, и мы потеряем даже этот маленький подарок Добора.

Конечно, хотелось спросить, кто такой Добор, но меня по-прежнему мучил вопрос с языковыми странностями. По идее выдаваемый незнакомцем набор слов не должен нести для меня ни малейшей информации. Особенно если учитывать, что, кроме русского, я знал только его матерную разновидность. Но тогда почему мне все понятно?

– А?

– Нет, это не Добор, это Шагро подсунул мне такого тупого человека, видно, чтобы повеселиться, – вздохнул бородач, тут же растеряв весь свой энтузиазм.

А ведь он прав. Глобальные вопросы могут и подождать. Судя по реакции бородача, мы оба находимся глубоко в пятой точке мира, и моя растерянность может нивелировать шанс найти выход из не самой приятной ситуации.

Я попытался сесть и с радостью осознал, что могу нормально двигаться, хотя некая слабость в теле все же присутствовала.

В голове длинным списком программного кода замелькали дополнительные вопросы, но важен сейчас был только один, и я тут же его озвучил.

– Что делать? – спросил я у незнакомца.

Говорить было тяжелее, чем просто воспринимать чужой язык. Я по-прежнему думал по-русски, и все же нужные слова возникали в голове, словно по мановению волшебной палочки. А речевой аппарат практически без проблем выдавал чуждые звуки.

– Хвала Добору! – прохрипел бородач. – Сейчас сюда придет надсмотрщик и зайдет к нам. Они думают, что ты стал бездушным мясом, потому не заковали, так что притворись трупом, а когда он займется мной, убей…

– Что значит – убей? – возмутился во мне законопослушный гражданин.

– А то и значит! – яростно зашипел мой собеседник. – Они хотели принести тебя в жертву своему богу, но что-то пошло не так, и, лишившись души, ты не умер. Так что теперь везут своим жрецам, чтобы разобраться. Ты уверен, что хочешь близко познакомиться с жрецами Хра?

Понятие не имею, кто такой Хра, и, если честно, хотелось бы оставаться в полном неведении и дальше. Но убивать одного незнакомца, опираясь на доводы и убеждения другого…

К счастью для моего собеседника, дальнейшие вопросы прервали стук люка и скрип ведущей в трюм лестницы. Повинуясь приказу бородача, я откинулся на спину и сделал вид, что нахожусь в глубоком нокауте.

Через десять ударов сердца донесся мерзкий хохоток, и звякнули ключи.

– Ну что, не соскучился еще?

Обладатель неприятного голоса протопал мимо меня, а затем послышался звук удара. Этот звук мне довелось слышать совсем недавно – так кулак встречается с лицом.

Я не выдержал и открыл глаза. Спиной ко мне стоял какой-то толстяк в откровенно средневековом прикиде – кожаная, грубо сшитая одежда придерживалась на объемной талии широким поясом. Тюремщик еще раз размахнулся и врезал пухлым кулаком по торчащей из колодок голове. В ответ бородач только невнятно промычал. Явно не удовлетворенный эффектом, тюремщик достал из поясного кошеля некий предмет и, щелкнув крышкой, зажег небольшой огонек.

Не такое уж здесь Средневековье, если додумались до зажигалок, причем, судя по звуку, в пьезоварианте. Загнанная вместе с паникой надежда завопила, что не все потеряно и мы хоть и глубоко в пятой точке, но все же нашего мира, а ощущение чужого тела – просто игра фантазии.

Но тешить себя иллюзиями было явно не ко времени. Увидев крохотный огонек, бородач забился в колодках, словно это было раскаленное железо. Как ни странно, толстяк не стал жечь плоть пленника, а лишь подпалил его бороду.

Так вот почему растительность на лице моего товарища по несчастью в таком плачевном состоянии…

Тюремщик мерзко захохотал, видя, как дергается забитый в колодки бедолага.

Нужно что-то делать, и очень быстро. Бороды осталось не так уж много, а затем тюремщик либо перейдет к телесным развлечениям, либо выйдет из клетки, что намного хуже.

Как там говорили самураи? Если не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Что ж, не самый глупый совет. Хотя не уверен, что нападение со спины можно как-то впихнуть в философию бусидо.

Не позволяя сомнениям окончательно завладеть мною, я вскочил с пола и запрыгнул на спину тюремщику, на поверку оказавшемуся не таким уж маленьким, и попытался провести удушающий прием. Это все, что пришло мне в голову, – бить его было нечем, а на кулаки надежды мало. Если честно, этот прием был почерпнут мной из фильмов, но, как ни странно, он удался.

Толстяк оказался не только высоким, но и сильным. Он попытался оторвать мою руку, захлестнувшую его шею, но она уже была зафиксирована пальцами другой руки в надежный замок. Судя по всему, мне удалось не только перекрыть ему доступ к воздуху, лишив возможности кричать, но и пережать сонную артерию.

Тюремщик дважды двинул меня кулаком по голове и один раз приложил спиной об решетку, но я цеплялся за его шею как за собственную жизнь, что в принципе так и было.

Наконец-то толстяк упал на спину, привалив меня своей массивной тушей. Его движения, потеряв всякую осмысленность, наполнились паникой.

Это страшное ощущение, когда в твоих руках умирает живое существо. Несмотря на мои приступы ярости, мне еще не доводилось убивать. Даже предложение бабушки зарезать петуха вызвало резкое отторжение. Удары кулаками и угроза оказаться без глаз не могли заставать расцепить захват, а вот иррациональный страх перед убийством едва все не испортил. К счастью, вспомнилось, что таким захватом можно вырубить человека, не убивая. Так что дождавшись, когда тюремщик обмякнет, я еще чуть подержал его и отпустил.

Стресс наполнил все мои мышцы слабостью, и бесчувственную тушу удалось спихнуть с себя, лишь напрягая все силы. Я тут же прижал пальцы к шее своего оппонента в этой странной борьбе и с облегчением почувствовал слабое биение пульса.

– Ты что там делаешь, каменноголовый! – зашипел бородач. – Выпусти меня. Ключи у него на поясе.

Действительно, чего это я торможу?

Была, конечно, мысль что в колодках может оказаться какой-то маньяк, но я от нее быстро отмахнулся – ситуация явно не та.

На поясе толстяка находилась изрядная связка ключей. Благо замок на колодке был небольшим, а на связке имелись лишь три ключа нужного размера.

Через десять секунд бородач со стоном разогнулся, заставив меня удивленно крякнуть – мой новый товарищ оказался карликом. Ростом он был мне по плечо, и, если учитывать мой средний рост, это как-то маловато. В голове конечно же мелькнула мысль о гномах, но она была мгновенно загнана туда же, где находились паника, надежда и ощущение чужого тела. Подобных ощущений, мыслей и эмоций там скопилось немало, так что игнорировать странности окружающего мира было все сложнее, но пока удавалось. Особенно этому помогали другие обстоятельства. Например, такие, как следующие действия коротышки.

Недолго думая он подошел к бесчувственному тюремщику и, выдернув кинжал из его поясных ножен, вогнал клинок в едва вздымающуюся грудь. Тело толстяка задергалось в агонии.

– Ты что творишь, придурок?!

Окружающий мир утратил очередную грань реалистичности – не каждый день на моих глазах живого человека режут как свинью.

– Очнись, человек, это тальгиец, для них мы уже мертвые, так что единственный шанс выжить – это резать их, пока есть возможность.

И тут до меня дошло еще кое-что. Ведь когда я, не думая о последствиях, бросился на спину толстяку, узник мог повести себя разумнее, и этот нож проделал бы дырку не в тюремщике, а во мне. Так что лучше уж пусть он, чем я.

Пока я пребывал в потрясении, коротышка обобрал с тела все, что только можно, и быстро вышел из клетки. Одежду толстяка он снимать не стал, хотя сам был одет аналогично мне – то есть в одну набедренную повязку.

Я невольно двинулся за ним и вышел в центральную часть помещения. Мы оказались между двумя камерами. И только теперь мне удалось рассмотреть, что вторая отгороженная решеткой часть трюма также не пустовала.

Все, теперь точно, здравствуй, шиза. Непосредственная опасность чуть отступила, и накопившиеся вопросы вместе с паникой навалились на мой бедный мозг – триггером стал вид прикованных к полу и стене зеленокожих здоровяков. Виртуальные шестеренки в голове провернулись на сто восемьдесят градусов, и их немедленно заклинило. Все вокруг обрело иной смысл. Бородач оказался гномом, а в соседней камере находились орки. Хотя, если честно, кроме зеленоватой кожи и изрядного роста, они мало чем отличались от людей.

Я либо в сказку попал, либо в дурку. Увы, второй вариант отпадал – об этом говорили синяки и боль от ударов паникующего толстяка.

Заметив мое чрезмерное внимание, один из здоровяков злобно оскалился, добавляя к списку странностей звериные клыки. В закрытом состоянии губы орка вполне скрывали такую особенность.

– Это орки? – Как ни странно, мозг очень быстро подобрал нужное слово в чужом языке.

– Нет, это дикие, – машинально ответил гном, но я его уже не слушал.

Реальность обрушилась на меня подобно снежной лавине. Я с пугающей ясностью понял, что покинул не только родной мир, но и собственное тело. Новое телосложение не особо отличалось от старого, да и воспринималось мозгом как вполне привычное, но ведь и мозг у меня тоже, судя по всему, не мой!

– Что здесь происходит! – заорал я, хотя уже понимал, что поступаю тупо.

Гном тут же сбил меня с ног. Навалившись сверху, бородач поднес острие все еще испачканного кровью кинжала к моему горлу.

– Не заставляй меня вскрывать тебе глотку, человек. Но если твой вопль выдаст нас, я это сделаю.

А жить-то, оказывается, очень хочется, даже в чужом теле. Какие бы сильные чувства ни обуревали человека, но, если возникает угроза жизни, инстинкт самосохранения работает как швейцарские часы.

В голове что-то щелкнуло, и я моментально принял происходящее со мной, пройдя процесс психологической адаптации, так сказать, по ускоренной программе.

– Слезь с меня! – прорычал я на гнома, отпихивая его подальше. – Давай лучше найдем тебе топор.

– Зачем? – вдруг напрягся мой собеседник.

– В смысле – зачем? Ты же гном, значит, должен хорошо драться секирой.

– Ничего подобного! Давай лучше поищем меч для тебя, ты же человек, вот и пробьемся.

– Я не умею управляться с мечом.

– А я – с топором.

А это уже проблема. Ну вот почему именно мне попался какой-то неправильный гном? Квадратная фигура, накачанные мышцы, но, как выяснилось, толку от этого благолепия нет никакого.

Так, успокоились! Проблемы будем решать по мере их поступления. И для начала нужно хоть как-то одеться, а то торчим здесь в подгузниках, как два неформала. Хотя и это не самое важное. Думай, Смирный, думай! Ладно, подойдем к проблеме с другой стороны. Мой мозг, едва ли не пощелкивая, начинал выходить на нормальную мощность.

– Может, выпустим их? – ткнул я пальцем в сторону орков, которых гном почему-то назвал какими-то дикими.

– Они же дикие! – От праведного возмущения гном даже раскраснелся, но все равно старался говорить шепотом.

– И что?

– А ты не знаешь?

– Не знаю! – таким же кричащим шепотом заявил я, замечая, что уже практически не напрягаюсь, подбирая нужные слова.

– Они полностью неуправляемы и слушаются, только если дадут свою дикую клятву.

– Так давай возьмем с них эту клятву.

– У тебя есть серебро? Ими почитается только клятва наемника, и просто так дикие ее не дают.

– У тебя есть, – ткнул я пальцем в зажатый в кулаке гнома кошель, который он экспроприировал у надсмотрщика.

– Не смешно, этого хватит только на пару кружек пива.

– А вот сейчас мы узнаем, смешно или не очень, – подмигнул я нахмурившемуся гному.

С помощью точки опоры Архимед обещал перевернуть мир, а имея такую платформу, как ставший традиционной клятвой наемнический договор, я выверну мозги этих ребят наизнанку.

– Они меня хоть поймут? – чуть подумав, спросил я у гнома.

– Вроде да. Говорят, что своего языка у них нет, а от тальгийского они отказались из ненависти. Так что лет сто, как разговаривают на доракском, – сказал гном, передавая мне кошелек покойного надсмотрщика.

Ревизия кошеля показала, что у меня восемь затертых коричнево-серых монет.

– Быстро рассказывай, что знаешь об этой клятве.

Гном, услышав какой-то шум на палубе, испуганно застыл, а затем быстро затараторил:

– Так, дикие спускаются с гор и нанимаются в войска доракцев или риварцев. К тальгийцам, которые их создали, не идут по вполне понятным причинам…

– Дальше, – перебил я гнома, осознавая, что уже висевший в воздухе вопрос о том, как тальгийцы создали диких, не очень своевременный, как и тот, почему зеленокожие не хотят общаться со своими создателями.

– В общем, старшие диких договариваются и за себя и за своих младших, нанимаясь на год. Этот год они полностью подчиняются нанимателю, но только в том, что не противоречит заветам их предков, а таких заветов у них, как пиявок в пещерном озере. Половину платы они получают сразу и половину – в конце года.

– Плата фиксированная?

– Нет, как договорятся, но восьми медных дрангов не хватит, даже будь ты самим Шагро.

Уточнять нет времени, но, судя по недавним репликам гнома, этот Шагро – очень озорной и хитрый парень, умеющий хорошо торговаться. Я торговаться не умею вообще, точнее, не люблю. Но зато у меня отсутствуют социальные шоры – мол, есть некто, кого точно нельзя убедить. Убедить можно любого, даже самого твердолобого, особенно имея такие убойные доводы, как у меня в данной ситуации.

Отмахнувшись от гномьего брюзжания, я пошел вдоль решетки,