Битая, на ходу

Если жену не побить, она подумает, что уже стала вдовой.

Армянская пословица^[15]

Я – муж, ты – жена, я бью, ты молчи.

Еврейская пословица

Милого побои не сильно болят.

Русская пословица

Жену бьешь – себя бьешь.

Удмуртская пословица

Я не люблю вставать рано, особенно на календарном стыке зимы с весной. Понимаю, что подобную нелюбовь испытывает большинство жителей Среднерусской возвышенности, но у меня это доходит до какого-то клина. Порой мне кажется, что одной из причин, по которой я стал адвокатом, то есть человеком «на вольных хлебах», было желание иметь возможность подольше поспать.

В то утро вставать надо было ни свет ни заря – новый клиент назначил встречу рано, поскольку потом у него была тренировка. Многоборец Варфоломеев, олимпийский чемпион, многократный призер чемпионатов мира и Европы, заслуженный мастер спорта, недавно прогремел во всех информационных лентах страны совершенно по иному поводу: он с размаху врезал кулаком бывшей жене по лицу. Та написала заявление, и Варфоломеев стал фигурантом уголовного дела.

Серое мартовское утро выдалось дождливым. «Тренировка у него, режим, видите ли, – собираясь, ворчливо думал я. – Качает мышцу. Чтоб еще кому-нибудь врезать».

Сонный, совершенно без настроения, приехал в одно из открытых в тот рассветный час кафе. Посетителей было мало, в углу на жестком диване сидел Варфоломеев. Узнать многоборца не составило труда. Мы познакомились, я заказал завтрак. Спортсмен начал сбивчиво рассказывать историю своей семейной жизни, обходя сам инцидент. Эту защитную реакцию человеческой психики я знаю давно. Он и так понимал, что совершил нечто малоприятное, а теперь должен рассказать об этом совершенно постороннему, да еще и попросить того о помощи.

Вспомнился Дюрренматт: «Из всех преступлений неприятнее всего сознаваться в убийстве. Обвиняемый сгорает со стыда, отрицает содеянное, хочет забыть его, вытеснить из памяти, с предубеждением копается в своем прошлом, отягощает себя преувеличенным комплексом вины и не доверяет никому, даже человеку, который относится к нему как отец, – своему защитнику»^[16].

«Ладно, хоть не убил ее, – подумал я, прихлебывая кофе. – А судя по габаритам – запросто мог бы…»

Профессиональный опыт давно научил меня терпеливо выслушивать разные несущественные подробности, пока человек не созреет до рассказа о непосредственной причине нашей встречи. Но в этот раз утро подействовало удручающе, и на середине истории семейной жизни Варфоломеева я понял, что очень хочу закурить. Это было не по правилам, но зависимость брала свое.

– Извините, я понимаю, что вы взволнованы, у вас спортивный режим, здоровый образ жизни и все такое, но мне надо выйти покурить. Естественно, что вам, спортсмену, такая привычка в дикость, поэтому даже не прошу вас выйти со мной. Подождите пять минут, и мы возобновим беседу.

Варфоломеев не мигая посмотрел на меня, затем резко поднялся и пошел к выходу.

На улице чемпион суетливо, как старшеклассник на заднем дворе школы, полез в карман куртки, достал пачку, прикурил сигарету и затянулся. У меня от неожиданности прошел сон:

– Курите? Вы?!

– Да. Не знаю, что делать. От нервов, наверное. Закурил. Только не говорите никому.

– Думаю, что в этом случае понятие адвокатской тайны можно распространить и на информацию о курении.

Домашнее насилие – это всегда трагедия, и веселого в нем нет ничего. Было только одно исключение в моей практике. Шел бракоразводный процесс пожилой пары.

В основании был раздел большой квартиры, которую мама пыталась отвоевать для половозрелого сыночка. Тот мог бы взять ипотеку или по-другому, но сам решать данную проблему. Однако выбрал иной путь – маман требовала разделить квартиру непропорционально, оставив три комнаты ей с сыном, а четвертую, самую маленькую, – бывшему мужу, который эту квартиру и заработал.

Муж недавно выписался из больницы после второго или третьего инсульта, маленький, тщедушный, в лице ни кровинки, похожий на охлажденную курицу. Она – наоборот, полна сил и энергии, а габаритами напоминала гренадера в полной выправке. Красная физиономия была кругла и лоснилась.

На суде всплыли откровенные подробности домашнего терроризма, когда мужика третировали насыпанием соды в суп или стирального порошка в кашу.

Сынок сидел в зале и изредка, тихо, как профессиональный суфлер, подсказывал матери нужные ответы на вопросы.

– Какая же все-таки истинная причина развода? – поинтересовалась дородная тетка-судья.

– Он… – «тамбурмажор» озиралась в поисках нужного ответа. Помощь пришла от сынули. – Да! Он меня бьет!

– Я?! – тонюсеньким голоском взвизгнул «дебошир». Взгляд его снизу вверх более всего в этот момент походил на взгляд цыпленка, трепыхающегося перед курицей.

Не говоря об адвокатах, резко углубившихся в бумаги, даже судье, чтобы сдержать смех, потребовалось срочно выйти в комнату совещаний, для чего она и объявила перерыв на пять минут.

Вспоминается, что в свободолюбивой Франции был обычай мутузить своих благоверных на Пасху. Сначала била она его, на другой день охаживал он ее. Сегодня об этом рассказывают как о милом развлечении, хотя в подноготной обычая, как часто бывает, жесткая логика. Пары, устав от воздержания поста, в праздничную ночь грузились алкоголем «до полного отяжеления». А удовлетворение страсти плотской откладывали, пока не выветрится угар. А для того, чтобы случайно не сделать по пьяни детей-уродов, таким нетривиальным способом выпускали пар.

В остальных случаях все чаще бывает грустно. Иногда женщины, решив наказать мужа за пьянство, сами рвут на себе одежду, наносят удары, ссадины и вызывают наряд. Если сотрудники опытные, они быстро разбираются, что к чему. А если нет, то хомутают храпящего мужика на 15 суток.

Если же говорить о реальном домашнем насилии, то сколько ни встречался я с подобными случаями, могу сказать одно: мужчина бьет женщину только от собственной слабости. Дома ли, на работе ли, но в любом случае что-то у него не срастается, и за это расплачивается благоверная. Поговорка «бьет – значит любит» имеет в своей основе постоянную потребность мужа в жене. Подразумевается, что в ситуации, когда представитель сильного пола слаб, супруга обязана его «убаюкать», утешить, успокоить, сделать так, чтобы он почувствовал себя вновь сильным.

Противодействие жен асоциальному поведению, например, алкоголизму мужа, маскирующемуся под «пятничные встречи» с друзьями, воспринимается как атака на его личное пространство и может быть основанием для рукоприкладства.

Порой имеет место «паника отверженного», когда муж кулаками пытается остановить жену, понимая, что его сейчас бросят. Может, даже навсегда.

Но все эти мотивы совершенно не оправдывают избиение.

Как показывают данные опроса ВЦИОМ на январь 2017 г., «случаи побоев в российских семьях нередки: треть респондентов (33 %) сообщает, что подобные случаи бывали в семьях их знакомых, а каждый десятый (10 %) лично столкнулся с этим в своей семье.

Несмотря на превалирующее мнение, осуждающее любые виды насилия в семье (79 %), все же довольно высока доля россиян, допускающих применение физической силы в отношении мужей/жен/детей (19 %)»^[17].

Варфоломеев развелся несколько месяцев назад. Отношения с женой катились под откос давно. Постоянные спортивные сборы и соревнования мужа, не способствовавшие нормальной семейной жизни, углубляли разрыв. Но детонатором стала ее фееричная идея пожить некоторое время раздельно, чтобы «все обдумать, взвесить и понять».

Варфоломеев снял себе квартиру, оставил троих детей у своей мамы и укатил на очередные сборы, с которых вернулся раньше намеченного срока. Решил навестить «обдумывающую отношения» супругу. Дверь ему открыли не сразу, а когда он все-таки попал в собственную квартиру, то увидел свою благоверную, мать троих детей, в обществе мужа совершенно другой женщины, по совпадению также отца троих детей. Парочка занималась далеко не обсуждением проблем воспитания в многодетных семьях. В тот вечер Варфоломеев сдержался. Но через несколько месяцев после развода обида прорвалась наружу. Дело в том, что переметка забрала детей и сообщила ему о том, что больше он с ними видеться не сможет.

Шантаж детьми – это всегда мерзко. А в данном случае это была явная провокация, рассчитанная на скандал. Делалось все, по совету участливых подруг, грамотно. Она поставила машину под уличную видеокамеру, зашла в спортзал, где многоборец укладывал на лопатки очередного спарринг-партнера, и, не стесняясь присутствующих коллег Варфоломеева, сообщила ему новость. Добавив от себя, что такая скотина, как он, не имеет права участвовать в воспитании несовершеннолетних.

Как она родила троих детей от такой скотины, экс-жена умолчала, после чего быстро направилась к машине и встала, ожидая, когда камера зафиксирует реакцию Варфоломеева. Рассчитывала, как потом выяснилось, что, догнав, он станет трясти ее за плечи и, может быть, даже толкнет, а запись падения многодетной матери на землю подтвердит суду агрессивность и неадекватность Варфоломеева. Все так примерно и получилось. За одним небольшим нюансом. Варфоломеев «вспомнил все» и решил ее ударить, но когда подбежал к ней, то поскользнулся и, пытаясь удержаться от падения, с разворота «вложился в удар» со всей спортивной силы.

Камера бесстрастно зафиксировала сломанный нос и попытки потерпевшей встать с мокрого мартовского снега. На записи было хорошо видно, как она, пытаясь забежать в тренировочный зал, потеряла ориентацию, пошла иноходью влево и с разбега ударилась головой о металлический профиль забора, что характерно для человека, который получил сотрясение мозга. Не менее отчетливо просматривалась и фигура одуревшего от себя самого Варфоломеева, пугалом стоящего в центре картинки и не понимающего, что делать дальше.

После этого была «скорая помощь», дикие комментарии участливых подруг, сообщавших, что маньяк-спортсмен долгие часы пинал ногами свою бывшую жену, пытал, душил, оторвал ей нос зубами, а потом бросил ее, бездыханную, под колеса машины, и только чудо спасло ее от смерти.

Участливые подруги отдали нашего героя на съедение журналистам и раздавали интервью всем без разбора – от ярых феминистических изданий до ортодоксальных православных сайтов. Падкие на такого рода пошлые сенсации «мошенники пера, прелюбодеи мысли и разбойники печати», как клеймил недобросовестных писак русский публицист М. Н. Катов еще в веке девятнадцатом, гнали зловонную информационную волну. Подруги не забывали ловить собственный хайп и от души пиарились на человеческом горе и глупости. Вывод был всегда один: Варфоломеев – исчадие ада, ему место на нарах.

На «исчадие ада» ополчились друзья и знакомые. Спортивные фирмы, продукцию которых он рекламировал, спешно расторгли с ним контракты.

Спасаясь от вездесущих журналистов, многоборец закрылся дома и не подходил к телефону. Пока к нему не прибыл участковый и не сообщил, что за свои поступки надо отвечать по закону.

Звонок Романа, выпускающего продюсера одного из ток-шоу, меня озадачил:

– Гриша, здорово! Мы тут передачу делаем с известным спортсменом, у которого бывшая жена в бубен выхватила. Он адвоката просит порекомендовать. Сможешь помочь ему?

– Раз ты просишь, смогу, конечно. Только это не совсем мой профиль…

– Да ладно! Ты да не справишься?! Сделай так, чтобы ему «условку» дали. Или штраф. Сколько там стоит нынче бывшей супруге по роже съездить?

Простая откровенность телевизионщиков порой превосходит цинизм адвокатов. Наверное, поэтому мне так легко с ними общаться.

В самой передаче я не принимал участие – улетел в командировку. Смотрел это шоу в гостиничном номере по телевизору. Варфоломеев был сосредоточен, грустен и явно чувствовал себя не в своей тарелке. Бывшая его восседала с заклеенным пластырем носом. Фингалы под глазами, которые намеренно не ретушировали, дополняли картину. Будто специально для оживления мизансцены, Варфоломеев, передвигаясь по студии как слон в посудной лавке, подарил ей цветы, попросил прощения. Букет был отложен в сторону, амнистии не последовало. Подруги неистовствовали. Таких «героинь» на ток-шоу, сам того не зная, уже давно припечатал наш незабвенный:

 
Всяк суетится, лжет за двух,
И всюду меркантильный дух.
Тоска!..^[18]
 

Апогеем передачи стало известие о том, что сейчас экс-жена проживает с тем самым многодетным отцом, бросившим семью, которого встретил на квартире Варфоломеев. Оказалось, что новый возлюбленный привез ее в студию, но выйти под софиты побоялся. Ведущий обратился к залу, и зрители аплодисментами начали просить «рыцаря» выйти из-за шторки, за которой он все это время прятался. «Рыцарь» так и не появился.

– Теперь вы понимаете, кто в этом зале настоящий мужчина, – глядя на Варфоломеева, подытожил ведущий.

«Настоящий мужчина» смотрел в камеру не моргая. Бывшая сидела, обиженно поджав губу то ли по поводу Варфоломеева, то ли в адрес своего нового бойфренда. Подруги как-то сникли. Я выключил телевизор.

Через два дня по моем возвращении в Москву мы отправились на допрос.

Дознаватель полиции тоже имела синяки под глазами. Но причина их была иной – хронический недосып. Еще молодая женщина, она уже выглядела устало и казалась старше своих лет. Однако резвость, с которой полисвумен стала «шить» моему клиенту дело, заставила пересмотреть мое первое впечатление о ней:

– …Тогда и убийство принцессы Дианы на него повесьте!

– Погодите, еще с Кеннеди не разобрались!

Я благоразумно сдал назад и аккуратно поинтересовался причиной столь непонятной активности. Она перестала печатать и поведала о женской солидарности. У нее уже побывали потерпевшая с подругами и мнение сформировали. Сама дознаватель состояла в разводе, дети остались жить с ней, а бывший муж тоже в свое время занимался рукоприкладством. В лице многоборца Варфоломеева весь род мужской должен был понести наказание за ее несложившуюся жизнь.

Я вздохнул. Такой случай уже встречался в моей практике, правда, тогда я был на стороне жертвы. Майор полиции «укатывала» своего регулярно напивающегося и распускающего руки благоверного по полной. Супруг открыто называл ее «животным», делая упор на то, что это никакое не оскорбление, так как все люди – животные. Тогда мне запомнилась фраза из протокола: «Гражданин А. толкнул гражданку А. на пол, сел на нее сверху и начал душить. Она сказала ему, чтобы он прекратил это делать. Он прекратил ее душить, встал и пошел в другую комнату». Описание было как из жизни роботов. Хотя мне доводилось читать в протоколах и не такие перлы. «На почтовом ящике телесных повреждений не обнаружено» или «Труп был доставлен в морг общественным транспортом». Выемка приказа «о кремировании работников за перевыполнение годового плана». Ну и номер один в моем личном хит-параде идиотизма в протоколах: «…схватил его за яйца и начал душить».

Относительно «животного» я тогда вступил с ответчиком в теоретический диспут. В последний раз в законодательстве человека сравнивали с вещью-животным при рабовладении. Речь шла не только о Древнем Риме, но и о совсем недавнем, по историческим меркам, прошлом, например, в США.

Согласно гражданскому законодательству нашей страны, животные являются одушевленной вещью, то есть отличаются от тумбочки, при этом уголовный закон карает за жестокое обращение с ними. С недавних пор в законодательстве Швейцарии, например, животные признаны не вещью, а «чувствующим» существом, наделены специальной правосубъектностью. И дело опять-таки не в чувстве особой любви к ним, а в том, что необходимо было как-то прекратить практику превращения домашних питомцев в традиционные швейцарские закуски, поскольку в самом центре Европы, а не в каком-нибудь Китае, крестьяне весьма любят полакомиться копчеными собаками и кошками…

В тот раз мы защитили жертву, а сейчас мне предстояло переломить ситуацию в совершенно противоположную сторону. Но как?

Мои раздумья прервал голос дознавательницы:

– А вы что по этому поводу думаете, адвокат?

Пока я отвлекся, а она меняла картридж, Варфоломеев попытался объяснить по-человечески, что произошла трагедия, он готов понести наказание, но и доля вины женщины в данном инциденте все-таки присутствует. Чем вызвал явное неудовольствие служительницы закона.

Я понял, что настал момент. И смотря ей в глаза, разделяя слова, произнес:

– Я думаю, что она дура.

Картридж замер в воздухе. Такого дама не ожидала.

– Кто-о?!

– Дура. Обычная дура.

– Это почему еще она дура?!

– Смотрите сами. Варфоломеев получит максимум условный срок, никакой реальной отсидки, месть не удастся. А вот судимость останется. Это означает, что его дети автоматически будут иметь в биографии судимого отца. Факт этот отразится на всей их дальнейшей жизни. Может быть, они решат поступить на госслужбу, стать полицейскими или закончить Академию ФСБ, может быть, захотят работать в МЧС – во всех этих местах отец с судимостью, даже если они в разводе с женой, не приветствуется. То есть довольно значительный набор вариантов их будущей профессии и перспективной карьеры изначально закрывается.

С другой стороны, его выгнали с работы тренера, с ним расторгли рекламные контракты. И если до этого момента он содержал детей полностью, то сейчас на это не будет денег. Она же с тремя детьми в Москве никогда не пробовала жить на стандартную зарплату. Как она себе это представляет? На что содержать няньку, автомобиль? Покупать еду, одежду? Уровень благосостояния детей сейчас резко упадет.

– Но у нее же есть кто-то…

– Кстати, об этом «ком-то». У него у самого, насколько мне известно, трое детей. Плюс на всю страну показали ее моральный облик. Варфоломеев живет сейчас у матери, оставив бывшей жене квартиру, а та увела мужика из семьи и живет с ним.

– И что, вы его поступок оправдываете?!

– Нет, не оправдываю. Апологетом семейного насилия выступать может только кретин. Но надо думать собственной головой. И если подруги насоветовали тебе провокационную глупость, то подумай, прежде чем на это вестись. Как вариант, можно было спокойно все обсудить с ним, а не разыгрывать чужой сценарий. Подруги сейчас довольны – их показывают по ТВ, они раздают интервью в газетах и на сайтах засветились. Ловят хайп. А ей с этой провокации какой плюс? Одни минусы. Вот поэтому она – дура.

Воцарилась пауза.

«Ваш коллега родился», – подумал я, глядя на майора полиции.

– Послушайте, – наконец прервала она молчание, – а что, примирение невозможно?

Это был успех. Дознаватель увидела ситуацию со всех сторон и приняла решение.

– Я не знаю. Она же крови его хочет. В фигуральном смысле, естественно. Подруги нанесли огромную пользу!

– Так, ладно. Подпишите протокол и шагайте. Я поговорю с ней сама.

Солнечный апрель подходил к концу, и поцелуи весны были видны невооруженным глазом. В Москве на газонах вместо снега пробивалась трава, щебетание птиц слышалось даже сквозь гул машин, а почки на деревьях набухли, несмотря на сложную экологическую обстановку в мегаполисе.

Мы обедали с Варфоломеевым. И если в первый раз за окном было серенькое утро, то сейчас – красненький денек.

В моем портфеле лежало постановление о прекращении уголовного преследования в связи с примирением сторон. Принесли кофе, и я предложил:

– Пойдем покурим, что ли?

– Ты что! Я же бросил! Вот тогда, после допроса, и завязал. И, знаешь, даже кубок выиграть успел. Думал, что после того, как не занимался толком, да курил еще, – все, не смогу. А как-то пошло-поехало, первого поборол, потом второго… победил, короче, в итоге.