«Ничто не вечно под луной…»

Ничто не вечно под луной.
И в бесконечной круговерти
Мир изменяется земной, –
В нём всё не вечно, кроме смерти.
Не преступить судьбы закон –
Бессмертья нет на этом свете.
И клон любой – всего лишь клон,
Как схожий образ на портрете.

«Кружится, кружится поздняя осень…»

Кружится, кружится поздняя осень,
Землю устлав пожелтелой листвой.
Хмурое небо редкую просинь
Вновь заливает тоскливой слезой.

Скорбно чернеют поля опустелые,
Холодно, холодно голой земле.
В сонном пруду, опрокинувшись, белые
Дремлют березы в таинственной мгле.

В дымке густой, как картина старинная,
День умирает, едва просветлев.
Ночь, нескончаемо длинная, длинная,
Душу томит, как унылый напев.

Мне не уснуть под дождя колыбельную.
Мыслям просторно в ночной тишине.
И на бумаге печаль беспредельную
Хочется, хочется выразить мне…

Пророчество

Сон видел я: летаю, невесом,
Над спящим городом, и в зыбкой вышине
Невидимый пророк неслышным голосом
О будущем нашёптывает мне.

В пустынном храме, в шорохе свечей,
Под ликами святых печальную молитву
Читал монах. И неживых людей
Оплакивал народ, и звал живых на битву.

Везде – на улицах, в пролётах площадей,
Скитались редкие солдаты и матросы,
В испуганных глазах заплаканных детей
Читая по слогам недетские вопросы.

Следы от пуль метались по стене.
И правды не было весомей правды взвода.
И пробуждалось с ужасом во мне
Предчувствие семнадцатого года.

Румянился восток огнем пожарищ.
И дыбилась земля над грудой мертвых тел.
И каждый день безропотный товарищ
Надежду нации готовил на расстрел.

Жестокая война, разруха, вечный голод –
Мелькала череда событий и имён.
И множился повсюду серп и молот
На окровавленных полотнищах знамен.

Менялся мир. Но только год за годом
Напрасных перемен мы ждали впереди.
Как прежде, битву с собственным народом
Неистово вели партийные вожди.

И долгих лет кровавого наследства
На суд не призывал набатный звон.
Как прежде, цель оправдывала средства,
И беззаконие оправдывал закон.

Но грозный бунт на волю из подвала
Спешил свой гнев, кровяня лик земли.
Картавый бог, повержен с пьедестала,
Замаливал грехи в забвеньи и пыли.

Для новых жертв, пожаром пламенея,
Бессмысленный погром катился по стране.
И снились мне руины мавзолея
И ниш пустых глазницы на стене…

Неведомы судьбы предначертанья.
Но я бы не хотел, пока ещё живу,
Всё, что во сне явило мне сознанье,
Когда-нибудь увидеть наяву.

Сонет

Судьба хранила нас, чтоб никогда меж нами
Взаимных чувств не обрывалась нить.
Нам суждено любви немеркнущее пламя,
Любовь нам суждено лелеять и хранить.

Оставить навсегда тревоги и печали,
Забыть заботы суетного дня.
И всё, о чём когда-то мы мечтали
Беречь, в послушной памяти храня.

Исполнятся мечты. Любовь – залог победы!
Любые горести она переживёт.
И победит, что нам не проповедуй!
Всё сбудется. Надежда не умрёт.

Склоняя голову перед своей судьбой,
Мы властвовать научимся собой.

Сонет

Всё чаще прошлое тревожит разум мой.
Всё то, что не сбылось, все горькие утраты
Души заблудшей тяготят покой,
Хотя они всегда должны быть святы.

Мне тяжело будить воспоминанья.
На склоне жизни тяжело вдвойне.
Так наяву ничтожные страданья
Кошмаром возвращаются во сне.

Я прошлым жив теперь. Заглядывать вперёд
Не тороплюсь. Я счастлив тем, что было.
Минувшее меня настойчиво зовёт,
Оно мне до сих пор не изменило.

Смирился я. Лишь сердце молодое
Не чтит грядущего, не бережёт былое.

«Время мчится. Жизнь остановилась…»

Время мчится. Жизнь остановилась,
В тупике земной окончив путь.
Может быть, мне прошлое приснилось,
Чтобы явью стать когда-нибудь?

Ничего судьба не принесла,
Что вселяло бы надежду и отраду,
Мне бы малость самую тепла
За кладбищенскую донести ограду.

Беспричинной полон я печали.
Почему, не понимаю сам.
Мне гадалки счастье нагадали,
Только я не верю чудесам.

Увереньям письменным и устным
В том, что буду я когда-нибудь,
Вспоминая весело о грустном,
Не жалеть о том, что не вернуть…

«Дыма клочья в поднебесье…»

Дыма клочья в поднебесье,
Ветер гонит облака.
Меж холмов по мелколесью
Извивается река.

Позабытая сторонка,
Ни селений, ни дорог,
Потаённая схоронка, –
У порога оберёг.

Не слыхать нигде ни звука,
Не видать живой души.
Окаянная разлука
В неизведанной глуши.

Ни следов былого люда,
Ни могилы не найти.
И не выбраться отсюда
Заблудившимся в пути…

Вспоминая Высоцкого

Мы живём не живя, словно мёртвые в братской могиле,
Молодые и старые – все.
Люди заживо сами себя схоронили,
Позабыв, что такое бродить босиком по росе.

И мелькают года, и незримо уходят столетья,
Но ничто не изменит нам жизни уклад.
Умирают слова, остаются одни междометья,
И былого ничто никогда не воротит назад.

Мы несёмся в потоке житейской лавины,
Не вздохнуть, не свернуть, и не вырваться нам из оков.
И извилины наши давно превратились в морщины
Отупевших в бессмысленной гонке мозгов.

И в потёмках души проклиная судьбину,
Мы в кулак материмся на всякую власть.
Но с рожденья сгибаем услужливо спину,
Не затем, чтоб подняться, а чтобы упасть.

Мы живём не живя. Путь наш труден и долог.
Но покорствуя лжи, не противясь насилью и злу,
Мы безвестно умрём, и о нас не напишут некролог
На последней странице в углу…

«Не сочтите меня занудой…»

Не сочтите меня занудой.
Просто я дотошен во всём.
Я другим никогда не буду,
И не стану жалеть о другом.

Никогда не расстанусь с прошлым.
И, живя настоящим своим,
Я хорошее вижу хорошим,
И плохое считаю плохим.

Жизнь всегда мне отраду дарила.
Только мне неизменно милей
Всё далёкое, то, что было,
Безысходности наших дней.

Не вернуть уже прежней жизни.
Счастья прошлого не вернуть.
Но я верю – моей отчизне
Предначертан счастливый путь.

Я надежду в душе посею.
Больше не на что уповать.
Ах, Россия моя! Россия!
Как же больно тебя потерять!

«Девять градусов цельсия. Мелкий дождь моросит…»

Девять градусов цельсия. Мелкий дождь моросит.
На проталинах вновь зеленеет газон.
Пробуждается день, город всё ещё спит
За проёмами тёмных окон.
Посходила природа с ума,
В месяцах заплутала погода.
Вновь январь – не январь, и зима – не зима,
Потерялись в безвременьи года.
Но наступит пора, и опять
На свои всё воротится круги.
Залютует мороз, позастынет озёрная гладь,
Забезумствуют снежные вьюги.
Будут дни, озарённые солнечным светом.
Засияет волшебная сказка зимы,
Предвещая по многим приметам
Долгожданный конец неприветливой тьмы.
И, очнувшись от зимнего сна,
Теплотой благодатной согрета,
С первой почкой живой пробудится весна,
Прорастая цветением лета.
Быстротечна цветущей поры благодать.
Промелькнут месяца – шесть, семь, восемь,
Понахмурится день, и прольётся опять
Листопадом промозглая осень.

Стынет раннее утро. Мелкий дождь моросит.
Убаюкан дождём, город всё ещё спит…

«Я люблю теребить твои пряди…»

Я люблю теребить твои пряди,
Твои руки люблю целовать.
Я хочу утонуть в твоём взгляде,
Когда время придёт умирать.

Я не жил, тебя прежде не зная,
Я любовью не смел дорожить.
Никакая подруга другая
Не могла мне тебя заменить.

Я боюсь твоего совершенства.
Твой изменчивый нрав не умею терпеть.
Ты мне боль и страданье,
Восторг и блаженство,
И желание жить, и удел умереть.

Нас с тобой не пугает опасность,
Что с течением прожитых лет
Потеряем мы чувств сопричастность,
И любви ускользающий след.

Жизнь пройдёт, нагоняя усталость.
Ни надежд, ни желаний былых.
Лишь мечта, чтоб любовь не кончалась,
И судьба сберегла нас двоих.

«Эту ночь, новогоднюю ночь…»

Эту ночь, новогоднюю ночь,
Я встречаю один за бутылкой вина.
И в двенадцать часов за своё одиночество
Искромётный бокал осушаю до дна.

Мне не больно, не грустно, не скучно.
И минувшего года не жаль.
Мне горящие свечи на ёлке игрушечной
Разгоняют тоску и печаль.

В их мерцающем свете волшебные тени
На стене набросали рисунок случайный.
Словно жизнь и судьба в неразрывном сплетении,
Где всё просто, и всё – бесконечная тайна.

«Зима. Пушистый снег кружится…»

Зима. Пушистый снег кружится,
Заледенела гладь озёр.
В студёном солнце серебрится
Деревьев сказочный убор.
Леса нагие глухо стонут
Под звонкий дятла перестук,
И в сизой изморози тонут
Деревни спящие вокруг.
Укутал землю саван белый.
Поля безлюдны и пусты,
Лишь дыма столб заиндевелый
На мир взирает с высоты.

«Стынет утро в морозном тумане…»

Стынет утро в морозном тумане,
Ночь уходит в заснеженный день.
Скоро солнце холодное встанет
Над дворами пустых деревень.

Ни дымка, ни собачьего лая,
Ни огня в затемненном окне.
Словно всё здесь, от края до края,
В непробудном покоится сне.

Что ж, убогая, нищая старость,
Доживай свой безрадостный век!
В новой жизни немного осталось,
Чем ещё дорожит человек.

Горько видеть забытой дорогу,
Нераспаханной скатерть равнин.
Больно знать, что к родному порогу
Не вернётся потерянный сын.