Ранее я определил [4] сознание как «навигатор по жизни». «Навигатор» запрограммирован вести нас от плохого к хорошему, от страданий к наслаждениям, от лишений к благу. Такое сознание-минимум предустановленно и функционирует во всем живом, даже лишенном мозга, отличая его от неживого. Как БИОС, «оживляющий» компьютерное железо.
Сознание, наряду со временем, пространством и энергией (ресурсами), является одним из четырех измерений свободы [5]. Важная функция нашего навигатора – непрерывная фиксация себя с точки зрения «корзины свобод», определяя свое местоположение в пространстве и времени, а также физическое, финансовое и социальное состояние. В мире животных это выглядит как непрестанная фиксация навигатором ближайших угодий пищи, тепла и других благ.
«Находиться в сознании» означает помнить такие базовые вещи как «кто я», «где я», «какое сейчас время». Соответственно, «измененное состояние сознание», либо «сон разума» (в том числе и обычный ночной сон, а также сновидения) мы узнаем по отсутствию четкой фиксации себя, а также окружающего времени и пространства.
Сознание-навигатор (или сознание-минимум) служит только для выживания и улучшения качества жизни своего носителя. Этим определяется эгоцентричный характер сознания. Оно всегда строится вокруг Эго своего «господина». Но определить свое местоположение в реальности сложно без построения достаточно точной картины внешнего мира – действующей модели бытия, на которой можно моделировать успешные ситуации, дабы избежать для «господина» неприятных ситуаций и программировать наступление событий благоприятных. Поэтому можно сказать, что возникновение мозга стало результатом развития инфраструктуры уже существующего сознания. Если любая жизнь – бытие по особой программе, отличной от программы неживого, то наше сознание – просто более высокая версия этой жизненной программы.
Карл Юнг, задаваясь вопросом, как определить, что сознание имеет место, отвечал: «первой формой сознания, доступной нашему наблюдению и познанию, является простая связь двух или нескольких психических содержаний». Это же может свидетельствовать и о существовании языка, «семантического контура» – способности связывать те или иные факты и образы с символами. Поэтому сознание неразрывно с символической деятельностью, а главное его занятие – установление связей. Частица «со-» и указывает на деятельность, которой сознание постоянно занимается, устанавливая контакты не только между предметами и их обозначением, но и между «Я» и всем окружающим, подыскивая место «себе» в бытии – как «вообще», так и в «здесь-и-сейчас-бытии».
Сознание – видимая часть айсберга нашей психики, что можно понимать и как то, что все люди в психическом отношении не менее индивидуальны, чем конфигурации айсбергов, и как констатацию факта, что скрытая часть собственной психики столь же темна для нас, как и потемки чужой души. «Видимость» относится к тому содержанию психики, которое проходит через сознание. Видимое равносильно для нас понятному, познанному, увязанному в сеть системы представлений. Но сознание, особенно творчески ориентированное, постоянно трудится над расширением себя, пытаясь увеличить видимую часть айсберга.
Сознание, как всякое сложное явление, известно и под другими именами. Такими как «душа», «разум», «дух», «совесть». Но эти понятия часто отражают лишь отдельные стороны работы сознания, либо несут разную культурно-историческую нагрузку.
Совесть и сознание стоит разделять как часть и целое. Сознание – сложное психическое образование, включающее в себя и совесть, или «сознательность» – способность ориентироваться на социальные установки (фрейдовское Сверх-Я), или личные ценностные представления.
А вот понятие «разум», как мне кажется, не содержит никакой дополнительной смысловой нагрузки и может считаться синонимом сознания. Если «сознание» – производное от «со-» и «знания», то «разум» – это «разделенный ум» (ум же равнозначен интеллекту), что говорит о способности вести внутренний диалог, раздваиваться на «спрашивающего и отвечающего», «видящего и показывающего», «учащегося и оценивающего» и т. д. Естественно, там, где двое, там может быть и множество. Эта способность сознания позволяет подставлять на роль Другого кого угодно, придавая ему черты конкретного человека. В роли последнего может выступать собственный критический разум (благодаря способности раздаиваться внутри себя), или представление о боге, значимые люди, а также страхи, иррациональные ощущения, социальные установки.
Но важнее не то, сколькими образами Другого может оперировать сознание, а насколько оно способно интегрироваться вокруг собственного волевого центра – субъекта, или «оператора сознания». Это нужно, чтобы не утратить себя за образами Других, сохранять и укреплять свою субъектность. Если сознание не работает на свою субъектность, «вытанцовывая» образ себя и своих границ, то его совесть и сознательность становятся симулякром – имитацией, построенной не на свободной рефлексии критического ума, а на подражании и мимикрии. Такая совесть – просто удобная позиция, а не акт волевого выбора.
Иногда сила навязанных идей так велика, что субъект теряет способность к полету воображения и творчеству. Фактически речь идет о торжестве внешней воли, Супер-Эго, подавляющем способности и желания. Страхи сковывают такое сознание, лишая той радости, которая была знакома в детстве, когда можно еще «быть собой», не бояться показаться глупым, слабым, смешным. Радикальным средством от отягощающего влияние Супер-Эго выступают различные способы «изменения состояния сознания» (ИСС), к которым часто прибегают взрослые люди, пытаясь ослабить цепи Сверх-Я, сковывающие разум. Средства ИСС – своеобразный билет в «потерянный рай» детства, когда мы видели мир иначе; это способ изменить отношение к происходящему как во внешнем мире, так и на внутренней сцене сознания. При этом мы либо начинаем видеть/слышать/понимать больше, чем обычно, либо меньше. Так, алкоголь – это скорее средство притупления восприятия, а некоторые наркотические вещества – обострения.
Употребление средств ИСС – признак дисгармонии, страданий, переживаемых сознанием. Но притупляющие и сужающие восприятие средства как правило выбирают те, кому их сознание стало велико. Высокая развитость сознания не исключает употребления средств ИСС, но причины тому могут быть самыми разными – от стремления именно сузиться (и стать ближе к большинству), до стремления более радикального расширения, желания открыть новые творческие возможности.
Развитым сознанием следует считать такое, у которого проявленная часть айсберга выше среднего уровня. Такой человек не обязательно много знает, но лучше понимает себя, а также Других и бытие вообще. Развитое сознание должно характеризоваться как выраженной субъектностью, то есть эгоцентризмом, так и критичностью мышления – развитием способности становиться на позицию Другого. От того, чего в сознании больше: эгоцентризма, или способности быть Другим, зависит многое в характере субъекта, его взглядах на мир, себя, творчество и т. п. В идеале сознание гармонично развивается, когда Я и Другой уживаются и сотрудничают, оставаясь достаточно равноценными частями разума.
Такое сознание с трудом уживается с наличием каких-то трансцендентных поводырей и сил, которым нужно подчиняться, не подвергая критической оценке. Развитое сознание признает другие сознания такими же особенными и ищет в них эту особенность. Научившись договариваться внутри себя, сознание стремится к подобной форме отношений и в обществе, или даже во всем окружающем мире.
«Одушевленностью» обычно называют способность чувствовать, воспринимать актуальную информацию, поэтому термин душа относится ко всей психике, что, собственно, и означает греческое «психе». А поскольку способность чувствовать служит целям «навигатора», можно говорить, что первозданная основа сознания – восприятие, дающее развитие душе, то есть способности переживать, выступая связующим звеном между Эго и древними пластами психической памяти (бессознательным).
Противопоставление материи и духа могло возникнуть из первозданного для любого существа противопоставления себя миру. Единственным подлинным духом, которого мы знаем, являемся мы сами. А вот в качестве материи существует весь окружающий мир и собственное тело. Поэтому мы нигде не можем наблюдать дух, отдельный от материи. Впрочем, под материей принято понимать лишь нечто ощутимое, а ощутимым оно оказывается благодаря наличию каких-то свойств, которые – только информация, то есть составляющее духа, формы.
Любая информация фиксируется кем-то воспринимающим. Это восприятие может быть разным, завися от воспринимающего аппарата. Так же и передача информации способна выглядеть как стрельба из пушки по воробьям: в послании может содержаться больше информации, чем воспринимает воспринимающий. Цветок для коровы и цветок для пчелы – совершенно разные. Как и цветок Ван Гога будет отличаться от цветка Дюрера. Благодаря искусству, нащупывающему и расширяющему границы нашего восприятия, мы, будучи очень похожими внешне, физически, телесно, можем очень отличаться в восприятии мира, в сознании.
Только субъект – воспринимающий, либо передающий – выступает фильтром информации, воспринимая что-либо, или нет. Мы проходим мимо множества событий и фактов, не трогающих нас, но это не значит, что они нам «не сигналили» о своем бытии. Мы можем «облиться слезами над вымыслом», но не видеть чего-то настоящего. Впрочем, любая «настоящесть» ограничивается как аппаратом восприятия, так и уровнем развития сознания. Поэтому наше настоящее для кого-то может выглядеть иллюзорным.
Говоря о духе, имеют в виду сферу сознания, отвечающую за обретение смысла и его сохранение. Это более высокая степень субъектности, которую можно называть ценностной матрицей сознания, совестью, личной философией, культурой. Дух может выступать продуктом не только сознания, но и бессознательного. Какие-то задатки его существуют уже в теле, влияя на склад психики и формирование сознание. Так, то, что мы называем характером человека – часть его духа, видимая другим. Даже у кошки, собаки или коровы можно определить индивидуальные повадки, а значит характер.
Знать кого-то, значит воспринимать его характер через информационные посылы – жесты, мимику, манеру речи, а также практику и творчество. Сознательная часть духа – это либо продукт заимствования, либо итог настоящей творческой работы, которая, впрочем, тоже редко возможна без заимствований и подражаний. При этом любое сознание и любая воля умирают, а дух может сохраняться в каких-то артефактах или «оживать» в деяниях подражателей.
Даже у великих умов можно проследить цепи влияния на взгляды, течения и парадигмы, сходящиеся и расходящиеся пути, составляющие целые духовные школы. Если мы говорим «это что-то в духе Ницше», или «в духе Пушкина», то подразумеваем наличие устойчивых признаков, указывающих на систему взглядов, индивидуальность. При этом можно «быть Пушкиным», а можно «писать как Пушкин», подражая ему. Поэтому, если сознание-навигатор неотъемлемо от субъекта, «приписано» к конкретному телу, то дух – такой информационный слепок, который внешний наблюдатель может воспринять как систему и даже примерять на себя, чего нельзя пока сделать с телом.
Хотя культура возникает как антитеза природе, она использует природу как опору для толчка. А степень развития сознания (она же – сознательность) зависит от воли, которая определяет силу толчка и от собственной природной опоры, и от различных внешних влияний. Что влияет на степень развития этой силы? Даже новорожденные, будучи только «заготовками человека», еще не содержащими в себе духа (за исключением тех его возможностей, которые передаются генетически), имеют различную силу воли «центра принятия решений» – потенциальную возможность развивать свой дух, в том числе и перенимая готовое.
Если взять популярную фрейдистскую схему деления психики на Я, Сверх-Я и Оно, то Эго выступает оператором сознания, а Сверх-Я является духом. Но только Эго решает, что для него истинное Сверх-Я. Тогда прочие Сверх-Я будут считаться ложными. Там, где мы имеем дело с «более творческим Я», никакие Сверх не признаются, что говорит либо о незрелости и духовном поиске, либо о кризисе, а возможно и деформации сознания.
Ощущение двойственности бытия, разделение мира на внешний и внутренний – важнейшее впечатление, связанное с работой сознания. Имея модель мира в голове, можно значительную часть активности направлять на этот внутренний мир, производя в нем различные действия – от грез и фантазий (кто-то назвал их «сладострастием сознания»), до работы мысли по решению конкретных утилитарных задач.
Благодаря удвоению мира, мы можем одновременно производить какие-то действия во внешнем мире и занимать свой внутренний мир мыслями, воспоминаниями, мечтаниями. Простейшие примеры работы «сдвоенного мира»: наша речь, переводящая мысль, акт внутреннего мира, в высказывание – акт мира внешнего; возможность делать несколько дел сразу; способность понимать двусмысленности, намеки.
Но деление бытия на мир идей и мир вещей является упрощающей схемой. Во-первых, внешний мир открывается через шлюзы восприятия, а они несовершенны, ведь мы способны принять лишь часть информации, особенно когда слишком заняты своим внутренним миром, требующим свою долю внимания и энергии.
Во-вторых, в нашем условном внутреннем мире тоже есть разные этажи. Часть содержания своей психики мы не знаем и не контролируем, часть является продуктом нашей воли и еще какая-то часть скорее может быть определена как призраки, с которыми мы взаимодействуем, вступая в сотрудничество или конфликтуя.
К неконтролируемой части относятся сны и то, что называется бессознательное. Это слои нашей психики, в которых «зазипована» психическая программа от амебы до гомо сапиенса, подобно тому как человеческий зародыш во внутриутробном развитии проживает эволюцию от одноклеточного до примата. Вероятно, «призраки», появляющиеся на «сцене сознания», являются посредниками между бессознательным и сознанием. И чем их больше, тем сложнее управляться с ними сознанию.
Раздвоенность при развитии абстрактной мысли превращается в «растроенность», ведь субъект, определяющий меру того или иного в себе, должен оставаться нейтральным, то есть нулем на шкале. Ее проекцией становится представление о троичности бытия, где есть мир внешний, мир внутренний и собственно «Я» – волевой центр принятия решений, который не обладает собственным содержанием, а обладает свободной волей (о которой будем говорить ниже), прокладывает путь, выбирая между двумя другими силами. Эту схему мы находим и в концепции Я, Оно и Сверх-Я, и в первобытных представлениях о трех миров – божественном верхнем, человеческом среднем и демоническом нижнем. Здесь же можно видеть аналог христианской троицы, индуистской триады богов (тримурти: Вишну, Шива и Брахма). Речь идет о разных уровнях субъектности, доминирующих на отдельных этапах эволюции – как общей, так и личной. Рождаемся мы, прежде всего, как тела, затем активно проявляется воспринимающая часть психики – душа, а развитию собственно сознания – духа можно посвятить всю дальнейшую жизнь.
Экзистенциальная и этическая проблема внутренней разорванности рассмотрена еще в платоновском диалоге «Федр», где человек представлен как триада – возничий, злой конь и добрый конь. Управляющий повозкой возничий символизирует разум, а кони – волю и страсть. Платону считал, что воля направляет субъекта к благу, которое связывает нас со всеобщим (космосом – «красивым порядком»), а страсть – сила природных устремлений к благам телесным. Два коня представляют и две формы любви, одна из которых движет повозку тела к совершенству, а вторая – к удовольствиям и утехам.
О проекте
О подписке