– Нет, я этого не слышал! – воскликнул Али. – А если бы услышал, то немедленно приказал бы тебя связать и отправить с охраной в город! Только контрабандисты, доставляющие в Ливан оружие, могут заплатить сорок фунтов за переход границы!

Хасан испуганно заморгал, закачал головой.

– Но мы не знали, что находилось в тех ящиках, почтенный Али. И потом мы никогда больше не встречали того человека. Зато он показал нам потайные тропы в горах, неизвестные пограничникам. По этим тропам может пройти не только человек, но и небольшое стадо баранов.

– Повторяю, я этого не слышал, Хасан, сын Саида! – сказал Али. – Но я догадываюсь, в чем суть твоей просьбы. Ты задумал купить в Ливане курдючных баранов и тайно перегнать через границу? Многие люди постарше и похитрее тебя пытались разбогатеть таким способом, но рано или поздно они попадали в тюрьму. Или под пули пограничников.

Хасан кивнул.

– Я не боюсь. Молодой баран стоит на рынке Хермеля десять фунтов. У нас в хороший день за него заплатят тридцать пять фунтов. Я пригоню в Сирию двадцать баранов, расплачусь с тобой, Али, и у меня останутся деньги, чтобы снова идти в Ливан.

– Нет, этого я тоже не слышал! Твоя речь невнятна, ее трудно разобрать…

Али задумался, при этом важно надул щеки так, что его глаза превратились в узенькие щелочки. Размышления старосты длились недолго, и вскоре он продолжил:

– Да, ты ведь пришел попросить немного денег, чтобы купить еду братьям и матери? А я расскажу тебе поучительную историю, которую мне рассказывал один человек, а ему рассказал другой человек, который услышал ее от своего дальнего родственника. В одну деревню крестьянин тайно пригнал баранов из Ливана. Об этом узнал староста, человек благочестивый и сердобольный. Староста пожалел бедного крестьянина и не стал заявлять в полицию. Он даже проявил еще большее милосердие, и сам купил баранов у крестьянина, но не по тридцать пять фунтов, а по тридцать. Тогда другой бедный крестьянин взял у старосты деньги в долг и тоже ушел через границу. Но, видать, он чем-то прогневал Аллаха. На обратном пути пограничники отняли его баранов, а сам крестьянин еле ноги унес и вернулся домой с пустыми руками. Старосте пришлось забрать все его имущество, и потом его семья еще целый год отрабатывала долг, не получая платы. Вот такие истории происходят на свете, Хасан, сын Саида.

– С нами милость Аллаха, – сказал Хасан.

Ночью Хасан ушел в сторону ливанской границы, а через пять дней вернулся в родную деревню. Староста Али загнал в свою кошару двадцать длинношерстных ливанских баранов и пригласил Хасана в дом. И снова юная Зара, брезгливо морща хорошенький носик, наливала гостю чай в пиалу, в то время как Али вынул из пояса и разложил перед собой двадцать бумажек по десять фунтов. Хасан, забыв про чай и про Зару, про голод и усталость, с восторгом глядел на деньги.

– Да, – сказал Али, – ты их честно заработал. Но я подумал, что, если ты с этими деньгами вновь отправишься в Ливан и купишь на них двадцать баранов, это будет не совсем справедливо. Обещай, что отдашь эти деньги своей матери.

– О, почтенный Али! – взмолился Хасан. – Если я сейчас отдам деньги матери, мне придется снова брать у тебя в долг.

– Как раз это я имею в виду, смышленый сын Саида! Это будет справедливо.

– Тогда дай мне еще пятьсот фунтов, и через неделю я верну тебе вдвое больше!…

Прошел год. Сыновья Саида укрепили и расширили дом, купили новую одежду, у них появились свои бараны. И черноглазая Зара, встречая Хасана на пороге, успевала приветливо улыбнуться перед тем, как прикрыть платком лицо.

– Я не хочу больше ходить в Ливан горными тропами. Я хочу поехать туда, не нарушая закон. Посоветуй, как мне сделать это, Али.

Али прищурил глаза и надул щеки.

– Тебе нужен специальный паспорт. Это очень важная бумага, Хасан. А чем ты хочешь заниматься в Ливане?

– Я открою свое дело. Буду продавать баранов в Египет и Саудию. Это очень хороший бизнес, почтенный Али. Дай мне двадцать тысяч фунтов, и через год я верну тебе в два раза больше.

– Хорошо, Хасан. Теперь у твоей семьи есть, чем покрыть долг, если ты не вернешься. Я дам тебе деньги и помогу получить паспорт.

Еще год миновал, и Хасан вернулся. Он вошел в дом старосты в красной шелковой рубашке, которой позавидовал бы даже житель столичного города Дамаска, и протянул Али толстый сверток. Али отправился наверх и долго пересчитывал деньги. Когда он спустился к гостю, Хасан снова полез за пазуху и положил перед хозяином маленькую коробочку, покрытую зеленым бархатом. Бархат приятно шуршал под пальцами. Так же приятно, как деньги.

– Что это, Хасан? – удивился Али.

– Это подарок для Зары, почтеннейший, – смущенно ответил Хасан. – Я купил ей в Бейруте золотые сережки с камнями. И я отложил часть денег на калым. Отдай мне в жены свою младшую дочь, Али, и через два года…

– Замолчи немедленно и не говори, что через два года вернешь ее с пятью детьми, о расторопнейший из предприимчивых! – вскричал Али. – Мой сосед Яссер Мохаммад собирается сватать Зару для своего сына. Он богатый человек и даст очень большой калым.

Хасан расправил плечи и выпятил грудь вперед.

– Скоро я буду богаче, чем Яссер Мохаммад! Я буду богаче, чем ты, славный Али!

И опять Али прикрыл глаза и важно надул щеки, что означало глубокое погружение в истоки человеческой мудрости. Хасан почтительно склонил голову.

– Яссер Мохаммад – богатый человек, – повторил Али. – Перед тем, как отправиться на небеса, отец оставил ему и деньги, и баранов, но за двадцать лет Яссер так и не смог приумножить свое добро. Я верю, что ты будешь богаче его, Хасан, сын Саида. Я и впредь буду давать тебе деньги в долг. И не вздумай отказываться – мои деньги приносят тебе удачу!

Про Зару Али ничего не сказал, и Хасан заключил свои тщеславные надежды в прочный кувшин терпения.

– Спасибо тебе, о бескорыстный и благородный Али!

В тот день он задержался в доме Али допоздна, рассказывая о рынках Бейрута, Аззры, Суэца и Аммана. Особенно поразил хозяина рассказ об огромном морском судне, которое Хасан видел в иорданском порту Акаба. Это судно, больше самого большого дома в городе Хомсе и выше самого высокого кедра в округе, было целиком заполнено баранами, которых выгружали на машины четыре дня и четыре ночи.

– Четыре дня и четыре ночи? Сколько же их там было? Наверное, целых десять тысяч баранов, не меньше! – воскликнул Али.

Прежде чем ответить, Хасан выдержал паузу, достойную последующих слов.

– Не десять тысяч, а в десять раз больше – вот сколько их было, почтенный Али! Так сказал мне торговец из Акабы. Он сказал: если этих баранов выстроить в одну линию, голова к хвосту, то такое стадо дотянется до самой Америки, да покарай ее Аллах за наше скудное существование!

– Нет, – усомнился Али, – не может быть на свете столько баранов!

– И я сначала тоже не поверил! Но торговец из Акабы поклялся милостью Всевышнего и бородой своего отца! Сто тысяч баранов! Даже если сложить всех твоих баранов и всех твоих родственников, а также баранов твоих родственников и родственников твоих баранов, все равно и десятой части не получится!

– В чужих краях ты познал не только мудрость науки арифметики, но и искусство плавной речи, Хасан, сын Саида. – Али одобрительно похлопал Хасана по плечу. – Скажи матери, пусть завтра утром наденет красивую одежду и придет ко мне в дом. Мы поговорим о будущем наших детей.

И снова прошли годы. Новый дом Хасана превысил размерами и затмил достатком дом Али. Теперь уже староста, навещая зятя в его редкие визиты в родную деревню, прикладывался губами к плечам Хасана прежде чем плюхнуться на подушки. Зара родила четырех сыновей, и ее когда-то осиная талия успешно соперничала с потучневшими бедрами. Вторая жена Хасана, семнадцатилетняя Алия, ходила на сносях.

Он взял ее около года назад из хорошей семьи в соседней деревне, во время короткого приезда из Эмиратов. С родителями Алии и с Зарой все было обговорено заранее. Зара, как он и ожидал, затею одобрила и похвалила. Но не заметил Хасан, хоть и стоял рядом с Зарой, как на десятую доли секунды в ней все сжалось и обмерло, словно от внезапного хлесткого удара, и уж конечно не слышал, как всю ночь жена безмолвно плакала в подушку на своей половине.

На второй день после свадьбы он снова уехал. Только и успел испить до дна чашу невинности и зачать в ней росток новой жизни.

Дела шли в ногу со временем. Груженые баранами тяжелые машины Хасана колесили по всему Аравийскому полуострову. Его братья занимались продажами на рынках Бейрута, Кувейта и Аммана. Сам же Хасан обосновался в Шарже – столице одноименного эмирата, в маленьком панельном офисе собственной компании: «Hassan International Market Со. Ltd», где и восседал в окружении пятерых с виду преданных, но по сути ленивых и нерадивых помощников.

Хорошая страна – Арабские Эмираты. Богатая и не жадная. Цены на баранов высокие, а на еду и одежду низкие. И если пригнать сюда двенадцать грузовиков с баранами из Сирии, а на обратную дорогу один из них загрузить коробками с красивыми женскими нарядами из тяжелой парчи, очень даже неплохой навар получается. Жаль только, что почти треть выручки приходится отдавать пограничникам и таможне на сирийской границе. И ничего не поделаешь – обычай такой.

Все есть у Хасана в Шарже: вид на жительство и разрешение на торговлю, счет в банке и белая американская машина. И в Сирии все есть: большой дом, две жены, пять сыновей, и в день приезда вся деревня у ворот толчется, лишь бы Хасану руку пожать. Вот только мечты нет. А ведь раньше была. Да не одна, много их было! Иметь кучу денег и сыновей, большой дом и белую американскую машину…

Хотя, одна мечта у него осталась. Давняя, самая главная и несбыточная, поэтому затаенная где-то в глубине души. И, когда совсем становилось Хасану без мечты грустно, садился он в свой «Шевроле» и уезжал на берег Персидского залива. Останавливался почти у самой кромки воды и, не выходя из прохладного салона, долго смотрел на проплывающие вдали корабли.

Аллах велик, но всегда услышит страждущего и ниспошлет ему милость свою. И явился в Шаржу Базаах – невысокий, смуглый, подтянутый мужчина лет пятидесяти, в европейском костюме песочного цвета, припарковавший свой неказистый автомобиль прямо в метре перед сияющим белым седаном, из которого выбирался Хасан.

Хасан окинул взглядом недорогую «Тойоту» с рекламой прокатного бюро на крышке багажника и презрительно оттопырил губу, как и подобало обладателю вида на жительство и белого «Шевроле». После чего обратил внимание незнакомца на нарушение приличий, выражающееся в столь близкой парковке. Но тот ни капельки не обиделся – наоборот, расплылся в приветливой улыбке:

– Мархаба! – и добавил,