Рекогносцировка

После завтрака мы с Верой вышли на рекогносцировку. Пересекли по валунам реку. Пошли по невысокой террасе вдоль правого берега. Было видно, как в реке лениво шевелят хвостами рыбы – в основном пеструшки, гольяны. На отмели в воде метались у нас под ногами мальки. Птицы щебетали беспрестанно. Пахло утренней свежестью талой воды.

Стройный силуэт Веры плыл над кустарником. Ее небольшой рюкзак мелькал между стволами деревьев. Она шагала смело вверх по течению реки, шаги у нее были легкие и деловитые, словно она опаздывала в школу.

Долина реки выклинивалась, образуя структурный нос. Здесь начинался Ван-Чин. Реку питали пять притоков: Прямой, Безымянный, Длинный, Ветвистый, Каменский. На склонах между притоками слышались голоса и звоны лопат. Канавщики вскрывали обнажения коренных пород. Мы поднялись к канавам. Рабочие в позах гималайских медведей полулежали у канав и варили чифирь. Лишь Хряк и Серый орудовали кайлой и лопатой.

– Привет, кроты! Лом около вас не проплывал? Что опять кайфуем? – недовольным голосом спросил я. – Где бригадир Лукашин? Где Старшой?

– Не гони пургу, начальник! Старшой со Студентом разбирается. Мы только кружечку осушим. И будем работать, как звери! – ответил мне Анчоус, помешивая веткой чифирь в закопчённой кружке.

Но я и без него знал, что мужики будут работать, как неутомимые роботы, после кружки крепкого перекипевшего на костре чая. Они знали, что такое работа и заработок. Это были безотказные работники, отвечающие за свои слова и установленный план.

Подошел Старшой Лукашин.

– Утро доброе, начальник! Разбирались с Мишей по объемам выполненных работ. Сверяли категории пород. Уж очень у вас Студент дотошный! Молодец!

Олег Иванович Лукашин по кличке Старшой – самый возрастной рабочий. Ему стукнуло уже 53 года. Высокий, крепкий, лысоватый с большими сильными руками и хмурым тяжелым взглядом походил на доброго крокодила Татошу. Рабочие уважали его и слушались беспрекословно. Родом Лукашин был из Белоруссии. Там у него остались дом, жена, дочка, собака. Приусадебное хозяйство. Он был несколько раз женат. И считал себя грешником, которого черт попутал. Попутал основательно. Захотел разбогатеть. Взял кредит в банке. Начал обустраиваться. Организовал ферму. И купился на рекламу, что можно выращивать на белорусской земле мексиканские кактусы, из которых гнать потом самогонную текилу. Даже название текиле придумал «ЛУКАШКА». Посадил кактусы. Каждый день измерял сантиметром их рост. Ждал от них огурцы с колючками. Собрал урожай. Прогнал через аппарат. Получилась текила с мягким привкусом сивухи. Разлил по бутылкам. Наклеил свои этикетки. Подал на сертификацию и заблудился в чиновниках. Все захотели снять пробу. Дегустаторы забраковали. Текила не пошла. Лишь местным пьяницам очень понравилось. Но кредит надо было отдавать. Вот он и улетел на Дальний Восток на заработки.

Я его сделал бригадиром. Рабочие не возражали. Старшой старательно работал. И за горные работы я был спокоен.

К Вере Старшой относился как к дочери. Всегда помогал ей. Заботился. Даже баловал: то цветы первые принесет, то прошлогодних ягод лимонника соберет – угостит к чаю.

– Трудно девочке с нами. Не девичье это дело – тайга. Забота ей нужна! Доброта! – вздыхал он, вспоминая свою дочь.

Между тем обсудив горные работы, мы с Верой поспешили в маршрут.

Солнце уже стояло высоко и деревья уже отбрасывали кривые тени на запад. Мы двигались вверх по ручью Прямой. Распадок ручья был относительно пологим. Слева от нас над тайгой возвышались протяженные кручи гранитных останцев. Несколько раз на нашем пути выпрыгивали непуганые звери – лиса, белка, бурундук, мыши – но, сделав удивленные глаза, исчезали в кустах.

Лес был достаточно густой и приходилось все время освобождать себе путь от веток и стволов упавших деревьев. Временами между кедрами и елями проступала звериная тропа. Мы двигались по ней, стараясь громко топать и издавать пугающие лес звуки, чтобы устрашить диких зверей и заставить их свернуть с нашей тропы. На пути мы обнаружили водопад, высотой около 5 метров. Течение воды в районе сброса воды очень бурное. Здесь скалы сжимают стенами поток воды с обеих сторон. Поток с ревом рвется вниз. Далее мы продвигались между скалистых останцев по едва видимой тропе. Мы поднялись до г. Солонец. Поставили палатку у ручья.

– Ну как ты? Устала? «Тяжело по тайге пробираться, а голодному бесполезно…» – процитировал я строчку из песни.

– Давай перекусим.

– Давай! Отдохнем немножко и начнем работать.

Вера распаковала рюкзаки. Достала две банки тушенки. Сгущенку. Кружки. Ложки. Котелок.

– Григорий! Ты прости меня за вчерашний слезный бзик. Я все воспринимаю адекватно. И все принимаю, как есть. Я с тобой. Я готова с тобой пойти хоть в пасть тигру. И преодолеть все неудачи и все открытия! Не обижайся на меня. Я, честное слово, хорошая! И не плакса. Клещи меня только достали.

Я обнял Веру. И как мог успокоил.

– Верочка, милая! Иногда, когда поплачешь, становится легче и хочется летать. Мы тебя все любим. Порхай, как бабочка над нами – удивляй нас и умиляй. А мы будем тобой восхищаться! Мужикам нужно, чтобы мир вокруг них был изящным, красивым, женственным. Грубости и беспредела так много вокруг. Что душа тоскует по любви и нежности. Мы у тебя должны просить прощения. Если ты плачешь, значит, виноваты мы – не уберегли, не заслонили от грубости, грязных слов, поступков, несправедливости. Я не могу смотреть, когда женщина плачет, – готов сквозь землю провалиться. Слезы женщины и слезы ребенка – это трагедия человечества. Не плачь, пожалуйста, при мне. У меня потом сердце болит. Ладно?

– Договорились!

Вера смотрела на меня, как на проповедника. Глаза ее светились полуденным солнцем, где, перелистывая друг друга, мелькали первые зеленые листья.

Мы быстро перекусили. Я пошел вверх по ручью Чернокаменка. Лоток для шлихования пород был привязан к рюкзаку и трепыхался у меня за спиной при каждом резком движении. Вера пошла в маршрут картировать и опробовать гранитные кручи, которые торчали вокруг.

Пробираться вдоль ручья было трудно. Лес здесь рос стеной. И каждый шаг вверх по ручью давался с большим трудом. Это были настоящие приморские джунгли. Мы с Верой перекрикивались через очередную глубокую падь. Она в ответ кричала, что у неё все хорошо. Глухая тайга покрывала все кругом. Ни одной живой души. Лишь глубокий распадок, круто задранный вверх. Остановившись на маленьком пяточке ручья, я достал лоток, набрал с горкой мелкой рыхлой породы с песком. Начал промывать грунт. Порода в лотке сильно дымила, то есть из нее выходил пылеватый материал с илом, замутняя воду. Руки одеревенели от холодной воды. Я освободил лоток от грубообломочного материала и стал промывать более мелкие фракции. В лотке заискрились знакомые минералы, полевые шпаты, пироксены, гематит, арсенопирит, магнетит и выпрыгнули из кучки темных зерен породы одна – две – три – четыре золотинки. Я от восторга чуть не подпрыгнул!

– Ура! Ура! Ура!!! – закричал я. – Вера! Мы это сделали! Вера, я тебя люблю!

– Что? Не поняла. Не слышу, – раздался далекий крик Веры. – Повтори.

– Я тебя люблю! Мы победили! – во всю силу заорал я.

– Это ты серьезно? – прозвучал далекий голос.

– Вера! Я тебя люблю! – повторил я.

И все звери в тайге, оглушённые нашими криками, притихли.

Слив шлих в мешочек, аккуратно завязав его отверстие, подписав пробу, я поднялся выше. Снова нашел благоприятное для промывки место и отобрал новую пробу. В конечном итоге и в этом шлихе проявились 2—4 золотинки.

После установления факта золотоносности ручья Чернокаменного я решил проверить природные возможности ручья Горелого. Он сформировался правее в таежном распадке Горелый. Для этого я стал пересекать траверсом водораздельный хребет. Лес здесь также стоял стеной. Но я обратил внимание, что вокруг водораздела стало много срубленных деревьев. Что за чертовщина?

Я вышел на овальный перегиб в центре водораздела. Лес просвечивался как-то странно. Солнце ушло за стену деревьев. Впереди темнелось какое-то строение, состоящее из множества вертикально стоящих тонких елей. Это был не шалаш. Это был лесной домик без крыши и окон. Именно летний домик, а не зимовье. Стены сложены из стволов. Сверху на стволах нависала временная крыша из веток. Трубы не было. Около домика просматривалось кострище. Все строение сильно заросло травой и кустарником и было покрыто мхом. Я подошел к необычному строению – с трудом отодвинул что-то похожие на дверь. Загляну внутрь.

Мои волосы встали дыбом. В домике в разных позах лежали четыре скелета. Пахло трупным воздухом. На костях висели сгнившие от времени тряпки. По лохмотьям одежды было видно, что это не местные жители. На полу валялся различный сгнивший скарб. Висел на гвозде ржавый котелок. Повсюду были разбросаны разбитые фарфоровые пиалы, какие-то приспособления. В углу аккуратно возвышались 4 лотка для промывки золота. Учитывая вид прогнивших скелетов, старателей расстреляли очень давно.

Потрясенный от увиденного, я с ужасом задвинул дверь. Что это? Как понимать? Значит, о золоте этих мест знали еще хунхузы, если они приходили сюда из Китая мыть золото. Наверняка об этом золоте знают и местные жители. Скорее всего, они и расстреляли конкурентов. Вот почему такой ажиотаж поднялся в районном центре, когда узнали, что мы приступили к поискам. Я не исключал, что местные жители по-прежнему нелегально добывают золото. Тогда работать здесь геологам опасно. В любой момент можно ожидать нападение. Жуть. Ну мы и влипли. Ожидается война. Золотая лихорадка. Отстрел геологов. Надо срочно ехать в районный центр. Поднять за уши милицию. Местные власти. Сообщить в экспедицию.

Я быстро вернулся к нашей палатке. Вера уже варила на костре суп. Вкусно пахло вареной тушенкой. Дымился заваренный на лианах лимонника черный чай.

– Нас можно поздравить? – спросила Вера.

– Да Верочка. По всей видимости, в междуречье ручьев Горелый – Чернокаменка – Березовый и Тигровый предполагается погребенная россыпь золота.

– Что ты такой озабоченный? Не рад открытию? Что случилось? Чем я тебе могу помочь?

Вера вопросительно посмотрела на меня, с какой-то теплой грустью.

– Дело в том, что местные жители потихоньку моют золото. И даже стреляют конкурентов. И нам находиться здесь опасно. Я за вас всех переживаю. Особенно за тебя!

Я увидел себя в глазах Веры и поперхнулся от своих мыслей. Ничего, что-нибудь придумаем. Свяжусь по рации с экспедицией. Путь нанимают охрану.

Вера медленно мешала суп, и в ее глазах заблестела слезинка.

– Стоп! Не плакать. Ты мне обещала. Все образумится. Давай ужинать.

Суп был вкуснейший. Мы быстро расправились с котелком. Потом долго пили чай с лимонником.

Ручей журчал под нашими ногами. День угасал, как керосиновая лампа. Было прохладно, но тепло от костра приятно согревали наши души. Мы словно отшельники вселенной, прижавшись друг к другу, обменивались энергией.

– Вера, на осмотр! – грозно приказал я и полез в палатку: по технике безопасности мы должны были перед сном осматривать друг друга и снимать с себя самых наглых клещей.

Я приготовил фонарик. Вера сняла с себя верхнюю одежду. И я провел тщательное обследование.

– Теперь снимай все остальное.

– Это как? – Вера улыбнулась моей наглости, сняла с себе трико и майку и закрыла грудь руками.

Я был восхищен:

– Вера, ты Афродита! Трусики тоже!

– Григорий, ты просто наглый хулиган!

Она улыбнулась и сняла с себя все остальное.

– Докладываю: клещи не обнаружены. Но одеваться не надо. Теперь снимай с меня вампиров клещей.

Я быстро разделся. И без всего предстал пред ней. Она продолжительно изучала меня, поворачивая из стороны в сторону, и констатировала с ухмылкой:

– Клещей нет.

– Спасибо, дорогая! Лезем в один спальный мешок. Так будет теплее!

И мы, голенькие, прижавшись друг к другу, в одноместном спальнике провели волшебную ночь.