– Мне дали месяц отпуска. Прилетел на Землю, чтобы выбрать два участка, которыми меня наградили, оба размером двести на двести метров. Можно на них строить гостиницы, развлекательные и торговые комплексы, можно под сельское хозяйство пустить – и то, и другое большую прибыль приносит. Но я решил отдавать оба участка на разработку. Денег будет столько, что хватит и мне, и детям, и внукам. Но я себя без службы не представляю, так что после отпуска вернусь во флот.

– А что можно продать… при разработке? – осторожно спросил Серафим.

– Да всё! Но деталей я не знаю, этим будет заниматься компания, которая ведет разработку. Верхний слой земли очень ценится. Камни охотно покупают, потому что на многих планетах их нет, там облицованные ими дома являются показателями богатства. Из глины во многих местах изготавливают сувениры для туристов. А ниже могут быть полезные ископаемые – нефть, уголь, разные металлы вплоть до золота, даже алмазы. Но больше всего ценятся растения. Есть такая планета, Земля-2, практически копия Земли, но там бедная почва и мало чего растет. Вот там создают природные зоны, как на Земле. Уже сейчас много чего сделали, туристы туда валом валят, потому как там всё намного дешевле, чем на Земле. Про остальное я не знаю, не интересовался. Надеюсь выбрать лесные участки – они больше всего денег приносят.

После этого разговор перешел на общих знакомых, выпускников академии – кто, где, как.

У Ильдара что-то пискнуло за ухом. «Ой! – встрепенулся он. – Круизная гравиплатформа скоро стартует. Пока участки готовят, у меня есть четыре дня, хочу посмотреть Землю, ни разу здесь не был».

После ухода Ильдара засобирался и Петр.

– А расплатиться за обед? – растерянно спросил Серафим, когда они уже покинули зал.

– Автоматически снимут с моей карточки.

– То есть у ресторана есть даже сведения о твоей карточке?

– Обо всех моих счетах, – уточнил Петр. – Я же сказал – тотальный контроль.

Он остановился недалеко от лифта, указал рукой на зал приема пассажиров, где как раз выдавался багаж:

– Посмотри внимательно на процесс. Антигравитационные чемоданы и сумки очень похожи друг на друга, почти все серые – этот цвет сейчас в моде. Смотри! Вот они летят в общем потоке, а вот плывут в руки хозяев. То есть даже сумка располагает данными о человеке. Ее никто не сможет украсть, потому что при попытке воровства сумка подаст сигнал тревоги.

– Да уж… – тяжело вздохнул Серафим.

– Тотальный контроль действует на всех планетах Земной Конфедерации. Теперь понимаешь, почему на них было так мало протестовавших против войны Земли с Перфицидой? У нас такого контроля нет. Сейчас идут споры, эта слежка – плохо или хорошо? Большинство за то, что ее не должно быть. Так что будем сложившуюся систему менять. Это огромная и длительная работа. Иди за мной. Выйдем через служебный вход, на резервную взлетную полосу. Там нас ждет твой катер.

Уже заняв место пилота, Серафим спросил:

– Петя, почему ты в ресторане говорил про запредельные технологии? Для тебя только что было выращено кресло пассажира.

– Но оно сделано из современных материалов. А если провести углеродный и прочие анализы стола, кресел и изгороди из ресторана, то они покажут, что все это было изготовлено в первой половине девятнадцатого века, а, например, беседка шаха с балдахинами прибыла в ресторан из шестнадцатого века. Понимаешь?

Серафим молча нажал на виртуальную кнопку «Старт». Заметив улыбку на лице Петра, спросил:

– Я делаю что-то не так?

– Нет, ты делаешь все правильно. Просто я представляю лица диспетчеров космопорта от твоего старта. Жаль, что не вижу этого. На Земле разрешено передвигаться по воздуху только на дозвуковой скорости. Но ты не беспокойся – мы предупредили землян, какой пилот у них гостит.

– А как же скорость передвижения? Вдруг кому-то срочно куда-то надо?

– Для этого есть сеть гиперпулов – подземных тоннелей, опутывающих всю планету.

…Петр правильно предсказал реакцию диспетчеров на стремительный набор катером скорости и высоты. Диспетчерская, в отличие от других помещений космопорта, была небольшой по площади и выглядела крайне старомодно. В середине квадратной комнаты с высоким потолком стоял большой, капитальный и тоже квадратный стол с реальными экранами и расположенными рядом блоками управления с кнопками и рычажками – во избежание случайного касания экрана виртуального. Кресла были тоже простыми, с колесиками и возможностью регулировки только высоты сиденья и угла наклона спинки. В них сидели 12 молодых женщин в сиреневой полувоенного образца форме. В стороне стоял аналогичный, но значительно больший по размеры, пульт управления главного диспетчера. За ним расположилась внушительных размеров женщина постарше. Она с удивлением смотрела на большой экран, висящий на стене. По нему от космопорта стремительно двигалась точка – вверх и на северо-запад. Практически одновременно раздался возглас нескольких человек: «Шеф, неопознанный объект!» Старший диспетчер щелкнула каким-то тумблером – экран на стене вспыхнул, показав улыбающееся лицо пожилой женщины – и доложила: «Шеф, неопознанный объект!» Пожилая женщина, которая на своем месте могла видеть всю диспетчерскую космопорта, засмеялась: «Спокойно, девочки! К нам в гости пожаловал Летунов Серафим Владимирович». Все диспетчеры синхронно изумленно воскликнули: «Тот самый?» Пожилая женщина кивнула головой: «Тот самый. Не беспокойтесь, никакого хлопка при преодолении звукового барьера не может быть. Даже если этот катер будет лететь на бешеной скорости на высоте метра над землей, ни одна травинка не шелохнется, никто ничего не увидит и ничего не поймет». Кто-то из диспетчеров попытался возразить: «Но мы наблюдаем катер на своих экранах!» Пожилая женщина снисходительно улыбнулась: «Просто мы попросили пилота не включать режим невидимости. Не отвлекайтесь, девочки!» Диспетчеры продолжили работать. А очень скоро неопознанный объект перестал их волновать, исчезнув с экранов. Весь полет катера от момента отрыва от резервной взлетной полосы до точки приземления на удалении в шесть тысяч километров от космопорта занял ровно две минуты.

…Дрезина весело катилась по рельсам, постукивая на стыках. Петр и Серафим стояли на середине платформы и качали приводящую ее в движение ручку вверх и вниз. Непривычные движения, которые необходимо было выполнять без остановки, не давали им возможности сосредоточиться на разглядывании окружающего пейзажа. А он был великолепен. По обе стороны от поднятого где-то на метр над уровнем земли полотна с рельсами лежала степь – зеленая, свежая, слабо искрящаяся под ярким солнцем. Правда, с одной стороны видна была монорельсовая дорога и возвышающиеся за ней высотные здания. Зато с другой стороны, словно выкрашенное безумным художником в зеленый цвет море, ленивыми волнами умиротворенно переливалось огромное, казавшееся бесконечным пространство. Серафим стоял спиной по отношению к движению дрезины, и облегченно вздохнул, когда Петр сказал: «Все, приехали».

Дрезина остановилась напротив большой деревянной платформы с несколькими постройками. Серафим, шагнувший на нее вслед за Петром, недоверчиво потопал ногой:

– Дерево? Натуральное?

Петр утвердительно кивнул головой, огляделся и сказал:

– Так, нам надо наше транспортное средство убрать.

После чего вернулся на дрезину и с усилием потянул какой-то рычажок. Сначала сложился и ушел внутрь рычаг, затем корпус сузился, вырос в высоту, опустился вниз так, что колеса оказались снаружи. Петр спрыгнул на землю, махнул рукой, призывая брата последовать его примеру. Серафим обалдело смотрел на происходящее:

– Э-э-э. Наверное, дрезина могла сама ехать?

– Могла, – согласился Петр, – но в ручном режиме интереснее.

Братья подняли оказавшуюся достаточно легкой дрезину и втолкнули ее в открывшуюся в сплошном деревянном настиле широкую щель. Петр снова куда-то нажал, и появилась лесенка, по которой они поднялись на перрон.

Серафим с интересом рассматривал впервые виденный им железнодорожный вокзал. С края платформы вверх поднималось несколько колонн. Наверху они были соединены поперечными балками с двумя зданиями. Все это пространство было покрыто стеклом.

– Натуральное? – с сомнением спросил Серафим, глядя вверх.

– Нет, современный материал. Не думай, что здесь все точно воссоздали так, как было в конце девятнадцатого века. Что-то – да, хотя в основном стилизация. Но туристы и от этого в диком восторге.

Братья подошли к зданию, к которому примыкала деревянная платформа. Оно было сложено из красного кирпича, с несколькими большими окнами и двумя широкими входными дверьми. Через ближайшую они и вошли внутрь. Помещение с покрытыми мозаичными плитками полами не имело перегородок, но четко делалось на две половины. В одной располагались деревянные скамьи с выгнутыми спинками, стоящие почему-то строгими рядами в одном направлении. Также здесь был пульт управления, замаскированный под тумбу для оратора, и явно утопленный в стену экран. «Здесь туристам показывают фильмы, экскурсовод читает коротенькую лекцию. Голография не используется – места маловато, да и не вписывается она в общий антураж», – объяснил Петр.

Во второй половине вокзала стояло много квадратных и круглых одинаковых столов на одной ножке и со стульями – все вычурное, округлое, без единого острого угла. Дальнюю стену занимали открытые шкафы без дверок и длинная широкая стойка. На шкафах стояла разнообразная посуда, множество бутылок и огромный ассортимент всевозможных продуктов – головки сыра, круги колбасы, сушеная рыба, несколько видов печенья и пряников… Серафим понял, что названия большей части еды он просто не знает. На стойке расположились три внушительных желтых самовара, подносы с посудой, несколько ножей, а также еда, но уже вытащенная из упаковки, частично разрезанная на маленькие порционные кусочки. За ней стояла красивая девушка в белой, ярко расписанной блузе с длинными рукавами.

Поздоровавшись, Петр вздохнул:

– Эх, жалко, что мы плотно пообедали, здесь такая вкусная еда!

– Вся натуральная? – поинтересовался Серафим.

– Нет, еда здесь самая разная, на любой вкус и размер счета. Но натуральные блюда – это просто волшебство! Кухня конца девятнадцатого века.

Еще раз вздохнув, Петр попросил чая с пирожками с земляникой. И чай, и пирожки оказались необычайно вкусными, так что братья повторили заказ.

Выйдя из зала ожидания, как его назвала девушка, братья обошли здание. По поводу второго строения Петр сказал, что оно вспомогательное, в нем кухня и подсобные помещения, не представляющие интереса. За залом ожидания была еще одна деревянная площадка, значительно более узкая, чем перрон. По краям возвышались две смотровые площадки – из дерева, с широкими брусьями, высокими перилами. Серафим ахнул от удивления. Петр его успокоил:

– Все, что с этой стороны зданий, выполнено из современных материалов. По лестнице подниматься и стоять на платформе смотровой площадке можно без опаски – силовое защитное поле работает. Высота, кстати, десять метров, видно далеко.

Братья стояли и смотрели на зеленую бесконечность степи, впитывая потрясающий вид, звуки и запахи. Высоко в небе, зависнув на одном месте, пели какие-то птицы.

– Жаворонки, – определив, куда нацелен взгляд брата, объяснил Петр. – Интересные птицы. Ты знаешь, что скоро вокруг все изменится?

– Как это? – не понял Серафим.

– Станет очень жарко, большая часть трав высохнет. Будет царствовать ковыль – довольно высокой растение и длинными узкими листьями серебристого цвета. Будет красиво, но не так, как сейчас… А жаворонки вообще объедятся до того, что не смогут летать, и будут бегать по земле.

– Ты не шутишь? – не поверил Серафим.

– Не шучу. Мне земляне, особенно верхушка руководства, напоминает этих обожравшихся жаворонков.

Братья минуту молчали. Потом Серафим сказал:

– Ты обещал рассказать мне что-то очень важное и интересное. И даже какие-то большие тайны.

– Давай, начнем. Ты спрашивал, зачем надо было выделять героям войны эти участки? Понимаешь, в древности на Земле был такой военный обычай: захваченную штурмом крепость, ну или город отдавали на пару дней на разграбление победителю, то есть армии. Варварский обычай. Солдаты грабили, насиловали, убивали… С одной стороны это была награда тем, кто рисковал своей жизнью, с другой стороны, устрашало проигравшую сторону, заставляло оставить мысли о сопротивлении. Что-то подобное и в нашем случае, только в очень мягком варианте. Всего солдатам Перфицыды выделено две тысячи таких участков, половина из них отдана под разработку. Можно было, наверное, обойтись без этого, наградить самых отличившихся героев по-иному, хотя в бюджете Перфициды в связи с войной образовалась дыра. Но дело здесь в ином. Отнесись к моим словам правильно. Я редко придумываю что-то сам, в основном мои предложения рождаются по аналогии с историческими фактами. За многие тысячи лет человечество сильно продвинулось в технологическом развитии, но люди мало в чем изменились в сравнении со своими далекими предками. Психология та же, мотивация поступков та же…

Серафим с удивлением понял, что брат сильно волнуется. Петр даже начал медленно расхаживать по смотровой площадке:

– Была на Земле такая война, которую назвали Второй мировой. Победители всегда стремились увековечить память о своих победах, и на этот раз возвели много мемориалов, иногда просто огромных, монументальных. Так вот, в проигравшей стране детей организованно приводили в эти мемориалы, на кладбища, где были захоронены солдаты. И дети клялись, что подобное никогда не повторится. Но всего через три поколения историю начали переписывать, памятники стали сносить. Процесс окончательно завершили через четыре поколения. Тогда это все произошло за сто лет. Сейчас поколением считается не 25 лет, а 40. Вот и считай: через 160 лет о нашей войне почти забудут, про нее будут врать так, как это выгодно власти.

– И ты хочешь этого не допустить? Получится ли? – усомнился Серафим.

– Я хочу сохранить в памяти землян нашу войну. Про то, что что-то построили на участке, которым Перфицида отблагодарила своего героя, будут помнить в лучшем случае два поколения. А памятник на участке, который отдан в разработку, будет стоять тысячи лет. Не веришь? Скоро увидишь. Кстати, один из памятников, на твоем участке, самом маленьком, двести на двести метров, будет стоять в этой степи и будет хорошо виден со смотровых вышек, посещение которых обязательно для туристов.

Мимо станции на невысокой скорости, громко пыхтя, пуская клубы черного дыма и постукивая на стыках, проехал паровоз с пятью пассажирскими вагонами. Внимание братьев переключилось на него.

– Это что? Настоящий дым и копоть? В паровозе жгут уголь? – поразился Серафим.

– Нет, – засмеялся Петр. – Эта копоть искусственная и совсем не мажется. Да, на паровозе есть уголь, и перед отправкой в путь перед туристами показательно бросают пару лопат в топку, где горит огонь. Но вообще двигатель электрический. Пошли, нам можно трогаться. На этот раз мы тоже поедем на электрической тяге, так намного быстрее будет.

…Площадка, на которой братья оставили катер, находилась у дороги, а к ней почти вплотную примыкал лес. Они шли по высокой траве: Петр уверенно, Серафим – боязливо, при каждом шаге выискивая место, куда ставить ногу.

– Давай быстрее! – поторопил Петр. – Да не бойся ты, примятая трава скоро встанет. Поражен?

– Да, – признался Серафим. – Столько цветов, сколько насекомых летает и ползает! Сколько звуков вокруг!

– Видов растений на Земле в сравнении с Перфицидой больше в шесть раз, видов животных – в семь раз.

Они пересекли небольшую полоску травы, отделяющую дорогу от леса, зашли в тень высоких раскидистых деревьев с черно-белыми стволами. Через двадцать метров деревья разошлись в сторону, и взору братьев открылась большая поляна. В ее середине стояло несколько пней. Петр сел на один, махнул рукой, предлагая брату расположиться на втором пне. Они замерли. Поляна и лес жили своей жизнью. На легком ветру шуршали листья деревьев, пятнами по траве прыгали солнечные лучи, стрекотали кузнечики, жужжали пчелы, шмели и мухи, тонко пищали комары, беззвучно махали разноцветными крыльями бабочки.

– А воздух какой! А небо! – жмурился от удовольствия Серафим.

– Красота! – поддакнул Петр. – Был на Земле такой поэт в двадцатом веке, Есенин. Он писал про небо: «Только синь сосет глаза».

– Очень точно сказано, – согласился Серафим. – Но мы же сюда не зря пришли. Ты меня привел не любоваться, как ты сказал, березовой рощей.

– Почему, и за этим тоже. Но и про дело не стоит забывать. Вон там, где заканчивается поляна, начинается участок, он тоже небольшой, двести на двести метров, для разработки.

– Слушай, – задумчиво сказал Серафим, – такая красота пострадает. А нельзя отменить твою эту самую разработку? Да мне вообще не нужна никакая награда от Перфициды.

– Нет, – ответил Петр. Его голос зазвенел металлом. – Обратной дороги нет. Ты сам подписывал документы.

– Но я не представлял, что это такое, – попробовал протестовать Серафим.

– Да ты и сейчас не представляешь. Хватить сидеть, сопли распускать. Надо лететь дальше.

…Катер сел на площадку почти на вершине горы. Высшая точка была немного выше, и представляла собой скалу метров в 50 высотой. Дорога ее обтекала и полого опускалась вниз с двух сторон.

Братья пошли по хорошо натоптанной широкой тропинке, обошли скалу. С ее обратной стороны вверх зигзагами уходили вырубленные в камне ступени.

– Не опасно? – спросил Серафим.

– Нет, здесь и наверху защитное силовое поле. Даже если захочешь распрощаться с жизнью и прыгнешь с вниз, оно тебя поймает и вернет на место.

– А что, были такие попытки? – удивился Серафим.

– Были, и успешные, поэтому и поставили силовое поле.

Площадка наверху оказалась неожиданно большой, с перилами.

– Это для удобства, – прокомментировал Петр.

От того, что увидел Серафим, у него перехватило дыхание. Две горы, густо поросшие лесом, сходились на широкой равнине. И точно в середине, подпирая оба подъема, лежал мертвенно-черный квадрат.

– Что это? – прочищая горло, просипел Серафим.

– Твой участок после переработки. Размер – километр на километр. Все на глубину до семи километров вынуто и отправлено заказчикам. На планете Земля-2, наверное, пляшут от счастья – нечасто они сразу столько леса получают. Пустота по мере ведения разработки заполнялась инертным материалом искусственного происхождения. На него, кстати, нанесена надпись, кратко рассказывающая о причинах и последствиях нападения Земли на Перфициду. Если хочешь – прочитай, здесь, как видишь, есть подзорная труба. Не хочешь? Ну, твое дело. Материал очень интересный. Он прочный, просто так его не расколупаешь. У него есть один существенный недостаток, который помешал использовать его с пользой в любой сфере, от промышленности до строительства. Но в нашем случае недостаток становится достоинством. Если воздействовать механически, то есть взорвать или применить ударный инструмент, то материал распадается на мелкие и прочные длинные осколки наподобие иголок, но с ужасно неровными краями. Представляешь себе территорию, усыпанную миллионами или миллиардами таких осколков? Как ее очистить, это не металл, магнитом не соберешь? Материал инертный, то есть его не повредит ни кислота, ни прочие агрессивные жидкости. Обратил внимание, что квадрат имеет заметный наклон в одну сторону? Материал необычайно скользкий, и попавшие на него предметы, в том числе снег, будут просто скатываться. Памятник получается если не на тысячелетия, то на многие века.

Серафим ошеломленно смотрел на черный квадрат:

– И сколько, ты говоришь, таких памятников будет на Земле?