9. Царские подвески

О, какой это был спектакль. Уже одно то, что в наш город приехала труппа знаменитого московского театра и всего для двух спектаклей, было достаточно для аншлага. Сам спектакль был известным для театральной общественности, труппа включала много прекрасных исполнителей, легендарных артистов не только театра, но и кино. Хотя наш город имел свой неплохой драматический театр, ставивший прекрасные спектакли, а его артисты были высокопрофессиональными и нравились зрителям, весь город с вожделением ждал этих спектаклей. Ажиотаж нарастал, слишком многие хотели попасть в число счастливчиков. Но были и другие не менее важные обстоятельства, такие как престижность спектакля, его дефицитность, которые определяли статус зрителей этого спектакля. Все понимали, что в последнее время резко изменились признаки так называемого «особого» контингента зрителей, их стало значительно больше, от обычных товароведов, завскладом, завбазой и прочего нашего богатого исторического прошлого на авансцену вышли не только набившие оскомину «новые русские», но и представители властных структур, правоохранительных органов и просто других важных и нужных людей. Были «театралы», которые по своему служебному положению должны были посетить этот спектакль. Все это создавало такую плотность на одно театральное место, что получить билет было архисложно. Место в этом зале во многом констатировало и предопределяло настоящий и будущий авторитет и социальную нишу человека, место в этой жизни. Ну, бог с ним с этими зрителями, кто пришел, какое место занимает – это не самое важное. Важно, как они подъезжали, во что были одеты, как внешне выглядели, с кем пришли. Для некоторых зрителей, особенно, пока спектакль не начался, это было самым важным периодом. Это надо было видеть, запомнить, понять, сделать правильные выводы, чтобы потом не ошибаться по жизни с кем можно, а с кем нельзя общаться, вот вам и инфраструктура спектакля. Буфет вообще потерял свое принципиальное значение.» Новый русский» и новый зритель приходил на спектакль сытым. В преддверии спектакля все ассы парикмахерского и косметологического искусства города были нарасхват. Конкурс их мастерства начинался перед спектаклем, достигал своего апофеоза в помещении театра, где уже и происходило подведение итогов на лучшую прическу. О мужских или женских туалетах следует говорить особо. Это был высший пилотаж. Все самое лучшее, как на хорошем подиуме, вожделенно покрывало прекрасные мужские и женские тела. У новичков глаза разбегались от палитры красок, покроев, элегантности, открытости вырезов и разрезов. Со смокингами мы провинциалы, конечно, отставали от столицы, а вот в плане от Диора, от Зайцева, от Юдашкина, или просто в комплектации» новых русских» были на голову выше столицы. В наших коллекциях золота и изумрудов было побольше, чем в Большом театре и телохранителей в фойе толпилось достаточно. Люди это были особые, их отличало не только хорошее физическое развитие и прямые пропорции форм тела, но, что особенно важно, у них был какой-то особый взгляд, не только преданный особе, которую охраняли, но и уходящий в какой-то только ему понятный собственный внутренний мир.

Зал медленно с достоинством пережевывал красоту, блеск, дороговизну, а в некоторых случаях раритетность туалета и украшений каждого из входящих в зал или фойе театра, в памяти прочно откладывались данные личности, владевшей всем этим богатством. Во многих случаях ничего случайного во всем этом не было. Если человек занимал достойное место в иерархической или служебной лестнице, значит и «обмундирование» у него было заслуживающим всего этого.

У каждого спектакля была своя изюминка, в том числе и по части экипировки, этикета. У этого прекрасного спектакля было одно чудесное обстоятельство, которое надолго лишило покоя многих наших знаменитостей, особенно их жен.

Минут за 30 до начала спектакля в холле появилась особа, сразу обратившая на себя внимание. В ней все было прекрасно: и одежда, и тело, и изумительная внешность. Она прямо вся сверкала на фоне окружавших её особ. Ее внешность не носила отпечаток нелегкого прожитого дня, груза семейных и других забот. Но особенно поразили всех драгоценности, которые были на ней – это были изумрудные подвески и казавшиеся огромными изумрудными браслеты. Все это было неописуемой красоты, и, что важно было – в гармонии с её телом, и придавало ещё большую красоту и привлекательность этой молодой женщине. Когда она проходила по холлу, со всех сторон слышалось тяжелое дыхание изумленных дам. Поражало, однако другое, эти драгоценности до сегодняшнего дня имели в городе своего хозяина. Вещи были штучными. Привезены одной известной дамой из Непала, где были сделаны специально только для неё. Она могла позволить себе приобрести такие драгоценности за несколько десятков тысяч долларов, и не боялась за их сохранность. А тут эти же драгоценности, но на другой женщине.

Какие только фантазии не рождались в головах.

Если она их купила, что само по себе сомнительно, так как же раритеты обычно не продают, то где она могла взять столько денег. Та, которая носила эти драгоценности в эти минуты, была по профессии врачом, хоть и хорошим, но только врачом. Да, она имела прекрасную внешность, но вряд ли кто-либо из её близких или «далеких» мог сделать ей такой подарок.

В зале погас свет, начался спектакль, на сцене появились великолепные артисты, но это не придало спокойствия части аудитории. Дама с царскими подвесками сидела в одной из центральных, хорошо обозримых лож и поэтому, когда луч театрального прожектора скользил по залу, он нет-нет, а выхватывал сверкавшие на ярком свету голубовато-красным переливом драгоценности. Они просто горели на пышной груди, и их несказанный цвет не давал успокоиться лучшей половине зала. В голову не лезло даже содержание спектакля, а тем более и игра артистов. Даже мужья стали обращать внимание, что их жены постоянно воротят свои головки в сторону центральной ложи. Некоторые из них догадывались, о чем идет речь, но больше в плане красоты и высокого рейтинга сидевшей там дамы с прекрасной внешностью и такими драгоценностями. Мужчин мало волновало, откуда они у неё появились. Мозг женщин не унимался – так все-таки, как они ей попали. Муж подарить не мог, тем более что сумма была запредельной для большинства из зажиточной части города. Если подарил «любовник», так вроде никто не представлял вообще любовников этой дамы, тем более, чтобы они были в состоянии приобрести такое богатство. Не проходил и такой вариант, что владелица драгоценностей дала их поносить. Вроде они не были так близко знакомы, да и обычно такие вещи не дают носить. Может быть, это были удачно сделанные копии, тут было трудно определиться на чужой груди подлинник это или копия. Особенная активность пересудов достигла в перерыве, когда уровень внутреннего женского анализа достиг такого порога, что не мог удерживаться в груди и желал с кем-то пообщаться. Это чувствовалось по тому, что когда дама с подвесками проходила по холлу, за ней по окружающим проплывал легкий гул разговоров и пересудов. Спокойствия не было и на перерыве. Некоторые из знакомых этой дамы подходили, здоровались, о чем-то мило перешептывались, не сводя глаз с поразительных подвесок. Но все боялись задать вопрос о драгоценностях, считая такие вопросы некорректными. Рейтинг прекрасной дамы умопомрачительно возрос, она затмила даже жен великий мира нашего города, которые отошли на второй план, ибо были одеты только красиво. Броско, богато, но все равно не так как эта. Чувствовала и сама носительница драгоценностей, что испытывает апофеоз внимания к себе. С ней здоровались и общались даже те, кто себя относили к такой высокой неприкасаемой касте, что не считали возможным подходить хоть и к талантливым, но врачам. Дама понимала это, но как положено женщине, знавшей себе цену, умела долго «держать ноту». Она молча дефилировала по холлу, как можно чаще и с разных ракурсов показывая и себя и свои драгоценности. Самое главное, что она ходила одна. С ней не было ни ее мужа, никого вообще. Она была одна с драгоценностями. Несомненно, она знала, откуда у неё появились эти драгоценности, как и при каких обстоятельствах владелица дала их одеть. Но они обе добились своего. Они довольно больно ударили по женскому самолюбию основной элитной массы. Основная героиня напомнила о себе, чтобы не забывали, кто владелец этих царских подвесок. Еще больше выиграла та, которая взяла поносить драгоценности – её рейтинг так высоко взвился, что до сих пор не опускается. Вот вам и мелочи нашей светской жизни.

А спектакль действительно был прекрасным, как на сцене, где играли прекрасные артисты, так и в зале, где сидели прекрасные зрители, которые тоже устроили содержательный спектакль.

10. В пасти у льва

В начале семидесятых я был призван в армию для прохождения переподготовки. Столица Урала, в те времена носившая имя известного революционера Свердлова, встретила холодом и снежными вьюгами. Спасало тепло учебных комнат, а также уют и офицерская дружба гостиницы, где мы жили. Вечера проводили по-разному, но в основном традиционно – небольшая выпивка, хорошая закуска и игра в карты. Из классических принципов офицерства – быть хорошо выбритым, слегка пьяным и уметь играть в бильярд – хорошо прижилась лишь одна – быть слегка пьяным. В меньшей степени мы стремились быть хорошо выбритыми и те более уже почти никто не умел играть в бильярд, а картами бильярд не заменить, масштаб не тот.

Был среди нас лейтенант Саша Пахомов из Кирова, небольшого роста, но физически очень крепкий человек. В отличие от нас, он неоднократно бывал в Свердловске и имел постоянных знакомых, к которым часто уходил вечерами погостить, а возвращался под утро. Такие перегрузки его не утомляли, так как Саша был профессиональным спортсменом, прыгуном м трамплина. Своим спокойствием и выдержкой он поражал всех, особой разговорчивостью не отличался и практически не пил, соблюдал режим. Я никогда не думал, что прыжки с трамплина очень чутко реагируют на выпивку. Чуть переборщишь – и полеты не идут. Сам не прыгал, но Сашке верил.

И вот однажды под вечер обычно молчаливый Пахомов произнес:

– Ну что, ребята, кто пойдет на день рождения? Моя подруга пригласила, только есть одно, но. У них дома живая львица живет, правда небольшая, года два. Родители у нее биологи, выращивают по договору эту кошечку для зоопарка, где сами работают.

– И давно ты туда ходишь, наш прыгун – спросил я – и как нашел общий язык с львицей. Я так понимаю, что с дочкой хозяев значительно проще, а вот с царицей зверей – тут мужских достоинств не хватит.

– Да полно вам смеяться. Львица вполне солидная, да и закрывает ее моя подруга в спальне, пока мы общаемся в гостиной.

– Ну ты парень рискованный, или у вас все прыгуны такие отчаянные. А если львица ненароком выйдет, в лучшем случае заикой станешь.

– Но я же, как видите, не заикаюсь, так что и вам нечего бояться

– И сколько человек эта гостиная выдержит, все-таки ночевать приглашают.

– Думаю, человека 3—4 вполне, да я еще по дороге придумаю что-нибудь, – сказал Саша.

В предвкушении такой встречи пошли самые рискованные. По дороге, как было принято, затарились, чтобы не с пустыми руками являться в гости, и быстро добрались до места. Сашина подруга жила недалеко от гостиницы. Вся компания столпилась у двери, дверь открыла симпатичная девушка. Увидев Сашу и друзей в офицерской форме, она заулыбалась. А я обратил внимание, что все мы особенно не глядим на девушку, а как-то все мимо нее вглубь комнаты. Она поняла наш интерес.

– Ребята, не волнуйтесь, Эльза отдыхает после еды, и вам нечего бояться, проходите, раздевайтесь.

Саша с Люсей (так звали девушку) прошли в гостиную, а мы в прихожей не спеша стали раздеваться. Когда я стал вешать шинель на вешалку, то замешкался. В этот момент что-то мокрое уткнулось мне в спину. Разумом я понимал, что не стоит бояться, но парализующий волю и все органы чувств страх сковал меня как каменное изваяние. Мне показалось, что эта пауза длилась вечность. Спинным мозгом я понял, что это была львица, которая меня обнюхивала. Может это для нее был новый запах, а для меня – это был новый этап в жизни. Я был готов отлететь в мир иной и сожалел лишь, что делаю это в расцвете лет, да еще в пасти льва. Мелькнула мысль: так и напишут, что съеден диким зверем, даже если до смерти не загрызет, то уж позабавится это точно. И что я ей понравился – из всех ребят я был самым худеньким. Я даже не обратил внимание, что остальные тоже замерли, как на картине одного известного художника – не ждали.

Не зря говорят: долог путь в вечность. А мой путь длится до сих пор. А тогда я замер, как мрамор, не двигаясь, не дыша. Гробовое безмолвие было прервано голосом Люси:

– Ну Эльза, ну негодница, как же ты выбралась из спальни. Давай не пугай ребят, иди спокойно.

Она взяла и увела львицу. В тишине раздавались глухие шаги зверя по паркету. Вся внутритканевая жидкость моего худого тела превратилась в пот и ручьем скатилась в сапоги. Опустившееся в пятки сердце медленно поднималось на свое место. Трясущиеся руки повесили шинель, сняли сапоги. Зашли в гостиную. В центре стоял украшенный и сервированный стол, полный еды и выпивки. Молча мы расселись. Ни первая, ни вторая рюмка водки не сняли напряжение, которое находилось внутри.

Не зря говорят, что страх страхом выбивают. Люся встала и открыла дверь в спальню, и мы увидели, как в свете хрустальной люстры показалось это чудо природы. Никто из нас так близко львов не видел никогда. Эльза зашла в комнату, у нас весь страх и прошел. Это была большая и красивая кошка. Ее шерсть напоминала прекрасный натуральный персидский ковер, который хотелось погладить. Чистый природный рисунок шерсти отливал теплотой. Ее красивые глаза, казалось, смотрели одновременно на нас всех.

Теперь нам было все равно. Все-таки когда видишь опасность перед собой, не так страшно. Передо мной на хрустальном блюде лежала курица с поджаренной корочкой. Я взял самый крупный кусочек и бросил Эльзе, никто и помешать не успел. Как только это яство достигло головы львицы, ее пасть открылась, угрожающе блеснув огромными клыками, и кусочек мяса исчез внутри.

– Ребята, не балуйте зверя, а то она все подъест со стола, – сказал Саша.

Только потом я понял, что натворил. Эльза обошла стол, села рядом и, не отводя глаз, смотрела только на меня.