Как ни был Павлик озабочен и даже испуган, но на мгновение он застыл в немом восхищении. То, что издали, из зеленой густой тьмы, казалось похожим на голый скрюченный кустарник, вблизи, на свету, оказалось сказочно пышным садом. Все стволы и ветви без листьев были сплошь покрыты живыми цветами, звездочками с вытянутыми, как язычки, лепестками всех красок и тончайших оттенков – от нежно-розового до кроваво-красного, от прозрачно-голубого, как дымка, до эмалево-синего и от желто-оранжевого, как золото, до густо-зеленого, как изумруд. Это были кораллы – то маленькие, тоненькие, извивающиеся веточки, прилепившиеся на боках скалы, то обширные колонии из миллионов крошечных животных-цветков, покрывших своими тельцами мощные отмершие массы предшествующих поколений. И крупные пестрые чашечки цветов у подошвы этих колоний были тоже кораллы, и даже пестрый мох между ними состоял из миллионов и миллиардов крошечных живых цветков.

Сад жил и укрывал в себе – в своих расселинах, тоннелях, гротах, больших и крохотных пещерах, в сплетениях своих стволов и ветвей – большую, яркую, кипучую жизнь. Тучи блестящих, словно отлитых из пестрого, разноцветного металла, рыб – от самых крохотных сардин до крупных, ярко раскрашенных рыб-попугаев – носились, словно тропические птицы, в коралловой чаще. Красивые прозрачные рачки лазили по веткам. Бесчисленные красные, желтые, оранжевые морские звезды медленно передвигались по дну, по скалам, по коралловым стволам, подтягиваясь своими ножками к ближайшим предметам.

Разноцветные офиуры, ближайшие родственники морских звезд с длинными, тонкими, гибкими, как плети, лучами почти кувыркались на коралловом мху, ища добычи. Черные морские ежи, с рассеянными по всему круглому телу голубыми пятнышками, целыми стадами ползали повсюду. Полчища самых разнообразных ракушек и морских улиток местами сплошь устилали дно и коралловый мох. Яркие пучочки и ажурные веточки жабер трубчатых червей выглядывали из их тонких трубочек. Мириады крохотных, окрашенных в яркие и блестящие цвета рачков, червяков, морских паучков, улиток ползали, прыгали, выбегали и вновь прятались в мельчайших щелях, ямках и трещинах, среди цветистой роскоши этих каменных животных.

Застыв на месте, Павлик смотрел широко раскрытыми глазами на эту феерию, на эту бесшумную кипящую жизнь. Но совсем близко от него, при первом его грубом вторжении, вся эта жизнь мгновенно замерла, скрылась, исчезла. Закрылись коралловые цветы, втянулись внутрь их лепестки, попрятались в глубине чащи крохотные рыбки, червяки, паучки. Серая, бесцветная, мертвая пустыня окружала Павлика.

Он поднял голову и над собой, у отвесной скалы, увидел стаю крупных рыб. Это были скарусы – рыбы-попугаи. Красота и гармония их расцветки могли привести в восторг самого строгого ценителя живописи. Природа, казалось, использовала все цвета, все оттенки и переходы, какие только можно было найти на ее богатой, неисчерпаемой палитре красок, чтобы перед этими морскими попугаями потускнела красота самых ярких тропических птиц.

Рыбы-попугаи висели головами вниз, тихо шевеля серовато-фиолетовыми, в нежных красноватых пятнах хвостами, окаймленными белой полосой. Они старательно объедали маленькими толстогубыми ртами нежные коралловые веточки на скале. Порою одни из них с наполненным ртом долго и рассеянно, как жвачку, прожевывали пищу. Немного выше Павлик заметил трех крупных рыб-попугаев, окруженных небольшой стайкой мелких сине-полосатых губанов. Павлик сразу не понял, что делают эти губаны вокруг смирно висевших в воде огромных по сравнению с ними скарусов. Ему показалось сначала, что губаны вцепились в них со всех сторон и хотят разорвать на части. Но, приглядевшись, Павлик неожиданно и громко рассмеялся.

– Парикмахерская! Рыбья парикмахерская! – закричал он, не в силах удержаться от смеха.

Округлые головы попугаев, их щеки и жаберные крышки с плотно сидящими крупными яйцевидными чешуями были покрыты слоем белой коралловой пыли. Казалось, что толстые расфранченные, разодетые в пух и прах баре отдали в распоряжение услужливых парикмахеров свои откормленные, густо напудренные морды. Губаны нежно и осторожно снимали эту коралловую пыль со щек и жабер попугаев, своих богатых родственников, и, очевидно, с наслаждением поедали ее.

В смех и возгласы Павлика, в непрекращающийся поток украинско-русской брани и возмущенных криков Скворешни под шлем Павлика ворвался голос зоолога:

– Чему смеешься, бичо?

И через минуту молчания послышался его тревожный оклик:

– Павлик! Павлик! Где ты? Куда ты девался?

Павлик оглянулся. Он был один. Успокоенная его неподвижностью, вновь расцвела и закипела вокруг него жизнь. Сколько он простоял здесь, зачарованный и окаменевший в этом великолепном, непередаваемой красоты саду? Минуту или час? Где Арсен Давидович? Как найти его теперь в этой чаще? Как выбраться отсюда?

– Арсен Давидович! – дрожащим голосом послал он робкий призыв в зеленое безграничное пространство вокруг себя. – Арсен Давидович!

– Говори, Павлик! – послышался ответ. – Говори, говори! Я слушаю! Где ты? Отключи Скворешню. Он мешает.

– Я среди кораллов. Я отстал от вас, Арсен Давидович, только на минутку. Я не знаю, куда идти…

У него скривились губы, и он неожиданно всхлипнул. Впрочем, он сейчас же закашлялся, так что со стороны нельзя было точно разобраться в этих звуках.

– Бичо, ты не пугайся, стой хладнокровно, не сходи с места. Я недалеко: мы, наверно, только минут пять как разошлись, не больше. Посмотри вокруг себя, Павлик. Я шел через кораллы напролом. Посмотри, не видно ли моих следов: сломанных веток, кустов… Осмотрись внимательнее, бичо.

– Да… нет… Арсен Давидович, – говорил Павлик, беспомощно оглядываясь вокруг. – Они все одинаковы, ветки и кусты. Они все как изломанные… ни… ничего не видно… Арсен… Арсен Давидович…

Последние слова Павлик произнес почти шепотом, прерывающимся голосом.

– Ну, и это не страшно, бичо. Ты только не пугайся. Стой на месте, никуда не ходи. Я сбегаю к Скворешне, помогу ему, а потом – к тебе. Через пятнадцать-двадцать минут я вернусь.

– Хорошо, Арсен Давидович…

– Стой неподвижно, никто тебя не тронет. На всякий случай надень перчатки.

У Павлика сжалось сердце от этих слов.

– Хорошо, Арсен Давидович… на… надену…

– Помни, как обращаться с ними. Включи ток. Лучше всего обнимай врага плотно, обеими руками, обеими ладонями, плотно… Я уже бегу к Скворешне, говорю с тобой на ходу и буду говорить, чтобы тебе не было страшно одному. Если увидишь что-нибудь подозрительное, скажи мне.

Пока зоолог продолжал разговорами развлекать Павлика, мальчик снял сверток с пояса и с трудом, не сгибающимися от страха пальцами развернул его. В руках у него оказались две белые резиновые перчатки не совсем обычного вида: они состояли из трех пальцев – для большого, указательного и одного общего для трех остальных. На вздутой ладони была видна выпуклая металлическая пластинка, и широкие длинные раструбы должны были далеко заходить за кисти рук. Павлик натянул перчатки на руки и пристегнул раструбы особыми кнопками к рукавам скафандра.

«Обнимай врага обеими ладонями», – повторил он про себя.

Он оглянулся вокруг. Какие враги? Кто они? Это, должно быть, что-то ужасное… Барракуда… Акула… Кто еще тут бывает? Барракуда… Акула… Обнять акулу…

Почти не слушая зоолога, он с замирающим сердцем следил за каждой тенью, появлявшейся вдали, в зеленом сумраке.

Проплывали то в одиночку, то целыми стадами разноцветные, нежно пульсирующие медузы. Мелькали рыбы, сверкая яркими красками. Проносились огромными стаями маленькие крылоногие моллюски с широкими плавниками и почти совершенно прозрачными, тонкими и нежными, как хрящ, раковинами. Креветки – изящные и тонкие морские рачки – стремительно охотились за ними и исчезали вместе с ними. Вдали мелькнула голубая искорка, скакнула вверх, упала вниз, встретилась с красной, синей, зеленой… Уже их сотни, тысячи, этих разноцветных, как драгоценные камни, скачущих вверх и вниз, во все стороны искорок. Вот уже все вокруг исполосовано, исчерчено миллионами и миллиардами сверкающих и горящих нитей и точек. Как будто густой дождь из крошечных пурпурных, сапфировых, изумрудных золотых искр вихрем носится кругом. Это был танец сафирин, крохотных рачков из отряда веслоногих.

Раскрыв рот от восхищения, забыв и страх и одиночество, Павлик смотрел кругом, ослепленный чудесным зрелищем, машинально отвечая иногда на вопросы зоолога.

Внезапно из-под ног Павлика взвилось огромное четырехугольное существо, бархатисто-черное, плоское, как железный лист. В одном его углу видна была большая раскрытая пасть, над ней, на бугорке, два сверкающих глаза. Два других угла волнообразно и быстро, как крылья, изгибались. С последнего угла свисал тонкий, как хлыст, хвост с торчащим кверху длинным острым шипом. Это был скат. Он на лету поймал проплывшую слишком близко от его убежища рыбу, проглотил ее и упал на дно. Там он быстро, в несколько приемов взметнул тучу песка, и, когда она осела, скат исчез под ним.

Павлик этого уже не видел. Появление двухметрового чудовища было так неожиданно, что, подняв руки, в смертельном испуге он кинулся в сторону, к высокой, как скала, отмершей колонне кораллов.

Едва лишь он успел отскочить, как что-то огромное, длинное, заостренное спереди взметнулось из-за большого соседнего куста и бросилось на него со стремительностью артиллерийского снаряда. Он почувствовал страшный удар в грудь, под его протянутой рукой пронеслась ужасная пасть, полная зубов, и огромные холодные глаза. Мелькнула мысль: «Обнять…»

Руки сомкнулись вокруг какого-то скользкого толстого бревна. Павлик почувствовал еще более сильный, потрясающий удар, затем все исчезло, провалилось во тьму…

Кто такие каракатица и мурена?

Каракатица – это головоногий моллюск. Каракатицы – хищницы. Они «выстреливают» в свою добычу щупальцами. Длина тела у различных каракатиц – от 1 до 50 см. Мурены – угреобразные рыбы со змеевидным телом. Охотятся на каракатиц, кальмаров, различных рыб. И каракатицы, и мурены обитают в тропических и субтропических морях.

Какие зубы у кашалота?

Кашалот – морское млекопитающее подотряда зубатых китов. У кашалота – огромная голова (до одной трети длины тела) и огромная пасть. Зубов – от 36 до 60. Вид, разумеется, устрашающий. Но дело в том, что зубы кашалота только на нижней челюсти, верхняя – беззубая, и прокусить скафандр кашалоты не способны. Питаются кашалоты в основном головоногими моллюсками.

Почему зоолог называет Павлика «бичо»?

Зоолога зовут Арсен Давидович Лордкипанидзе, по национальности он – грузин. Слово «бичо» – из грузинского языка, оно означает «мальчик, парнишка». Надо полагать, Григорий Адамов отнюдь не случайно сделал одного из героев своего романа именно грузином: грузином был Сталин (его настоящая фамилия Джугашвили), руководивший в то время страной.

Что такое стрекательные нити?

Щупальца медуз снабжены стрекательными (крапивными) клетками. В этих клетках имеются капсулы, заполненные ядовитой жидкостью. При соприкосновении щупальца с каким-либо живым организмом стрекательная клетка с силой выбрасывает из себя стрекательную нить с шипами, укол которых вызывает гибель мелкого морского животного и болезненный ожог у человека.

Есть ли воздушные мешки в скафандре?

В 30-е годы ХХ столетия в нашей стране, как и в других странах, скафандры водолазов, работавших в автономном режиме, были снабжены кислородными дыхательными аппаратами. Какие-либо особые воздушные мешки в скафандрах – это, несомненно, вымысел Григория Адамова, которому надо было что-то придумать в связи с сюжетом романа, чтобы человек в скафандре мог долго находиться под водой и легко передвигаться. Акваланги, которые обеспечивают водолазов воздухом, Жак-Ив Кусто (1910–1997) изобрел только в 1943 году.

Вместе с тем сами воздушные мешки – не выдумка автора романа. Они есть у многих живых существ. У птиц, например, целая система воздушных мешков.

Что такое вид и класс в биологии?

Вид – это совокупность особей, обладающих одинаковыми признаками.

Класс – одно из самых крупных подразделений в систематике растений и животных. Например, класс млекопитающих, класс земноводных. Классификацию растительных и животных миров разработал Карл Линней (1707–1778) в своей работе «Система природы» (1735).

Что такое скафандр?

Скафандр – это герметическое снаряжение (оболочка, шлем, перчатки, ботинки) водолаза, летчика и космонавта для защиты человека, работающего в условиях, не пригодных для жизни (само слово происходит от греческих слов, означающих «челнок» и «человек»).

Без сомнения, все прекрасно знают, что такое космический скафандр и для чего он нужен. Но у него есть весьма древний предок – водолазный скафандр. Он появился в конце XVIII века – тогда, когда был изобретен воздушный насос. Это изобретение позволило подавать воздух водолазу по шлангу с суши. Таким образом человек мог находиться под водой, не всплывая на поверхность, весьма длительное время.

Что такое «советский»?

Русское слово «советский» стало широко известно во всем мире в 1922 году, когда было образовано государство Союз Советских Социалистических Республик (Советский Союз). Прилагательное «советский» означало: все, что относится к данному государству, которое просуществовало семь десятилетий. Например, советские люди, советская наука, советское искусство. В тот период слово «советский» в нашей стране имело исключительно положительное значение.

Вместе с тем прилагательное «советский» появилось в русском языке задолго до советской власти. В частности, в Московском Кремле есть Советский зал. Он назван так потому, что в царской России в этом зале заседал Правительственный совет.

На какие глубины опускаются водолазы?

Водолазы, работающие в скафандре со шлангом, погружаются на глубину не более 60 м (на большей глубине может возникнуть так называемый азотный наркоз). Водолазы в скафандрах с аквалангами могут опускаться на глубину более 300 м. С таких глубин водолаз поднимается на поверхность достаточно медленно, иначе возникнет кессонная болезнь, при которой резко повышается давление, что может привести даже к смертельному исходу.

Что такое краги?

В обычном значении слова краги – это накладные кожаные голенища. Григорий Адамов называет крагами стальные пластины, предназначение которых – дополнительно защитить ноги водолаза. У Александра Фадеева в романе «Молодая гвардия» мы, например, читаем: «Господин Фельднер был в военной форме, в крагах». Григорий Адамов назвал крагами стальные пластины, предназначение которых – дополнительно защитить ноги водолаза. Крагами также называются раструбы у перчаток. Слово «краги» происходит от голландского kraag («воротник»).

Что такое кораллы и коралловые рифы?

Кораллы – это морские животные, относящиеся к роду полипов. Они живут неподвижными колониями на подводных скалах. У кораллов – известковый хребет. Известковые отложения этих животных (их тоже называют кораллами) как раз и составляют основу коралловых рифов – надводных либо подводных возвышений морского дна.

Люди с давних времен пытались понять, что же такое кораллы, – ведь они не похожи ни на животных, ни на растения. Например, согласно древнегреческой мифологии: кораллы – это капли крови Медузы Горгоны, убитой Персеем.

Легко ли ломаются кораллы?

На вид кораллы очень крепкие и твердые. Но надо иметь в виду: они состоят из кальцита (известняка). А известняк (к примеру, мел), как всем известно, легко крошится и ломается.

Кто такие крылоногие моллюски?

Это заднежаберные моллюски, живущие в тропических морях. Ноги этих моллюсков имеют боковые наросты, похожие на крылья, – отсюда и название. Такие наросты-крылья позволяют моллюскам хорошо плавать.

Что это за чудовищная рыба – скат?

Скаты – это пластиножаберные рыбы. Тело у них широкое: дисковидное либо ромбовидное. Длина тела – от нескольких сантиметров до 7 м. А вес достигает двух с половиной тонн. Обычно на коже и на хвосте – шипы. У некоторых скатов по бокам тела электрические органы.

С давних пор огромные скаты, как и осьминоги, наводили на моряков неподдельный и мистический ужас.