8

В лазарете «Искательницы солнц» было не протолкнуться. Бет, Фред и капитан Редвинг топтались на пороге, наблюдая, как Майру с Лау Пинем ведут на осмотр. Навстречу новоприбывшим вытянулись сенсоры и катетеры. Джам, исполнявший обязанности медика, следил за приборами. Он взял пару проб, потом спросил:

– Вам удобно?

Майра с Лау Пинем что-то пробормотали в ответ.

– Я введу вам успокоительное. И запись жизненных показателей сниму. Майра Викрамасингх, насколько я понимаю, вы потеряли мужа в экспедиции?

– Экспедиции? Да твою ж мать! Мы стали эксп… подопытными животными. Эти большие птицы нас…

Редвинг обратился к Бет:

– Идемте. Вам скоро тоже туда, а пока отдохните немного в нормальной гравитации, перекусите.

Бет замялась.

– Вы ее испытываете этими разговорами про Абдуса? Его убила одна из тех паукообразных тварей.

– Нужно понять, насколько тяжело это травмировало ее психику. И вашу, кстати. Как вы?

Фред ответил:

– Есть хотим. – Он дернулся было по коридору в сторону кают-компании, но налетел на переборку и обессиленно соскользнул по ней. – Ослабели.

– Как там Клифф? – спросила Бет. – И где он?

На лице Редвинга мелькнула тревога, но капитан тут же одернул себя и вернул на место прежнюю маску спокойной деловитости.

– В последней передаче от группы Клиффа говорится, что они там прячутся вместе с какими-то разумными аборигенами. Птицы пытались убить их всех. Стреляли по ним с живого цеппелина – звучит странно, ну да здесь все такое… Местные помогали группе Клиффа скрыться. Айбе нам посылает снимки, когда удается. Мы получили фото какой-то хреновины вроде динозавра и эволюционировавших обезьян. Я вам их пересылал. Вы получили?

Фред ответил, не оборачиваясь:

– Получили, кэп. Чаша пролетала около Солнца как минимум дважды. Один раз выдернули динозавров, потом обезьян, так думаю. А еще мы нашли карту. В том музее, на глобусе.

– Вы переслали нам эту карту, – сказал Редвинг и поторопил их по коридору. Навстречу потянулся приятный аромат теплой пищи. – Как вам удалось прийти к таким выводам?..

– Ну, это странное дело. Может, реальная история, может, пропаганда для масс.

– А разница разве есть?

Бет улыбнулась.

– Это в большом парке было. Там всякие сложные здания и произведения искусства.

Фред, спотыкаясь, брел в кают-компанию. У Бет тоже подкосились ноги, и она взялась за вездесущие поручни. Наверное, ее команда соскучилась по земным блюдам. В областях Чаши, где лежал путь беглецов, красное мясо было редкостью. Говяжья вырезка? О, душу продать готовы. Мясо чистое, свежее, будто только что из мясной лавки. Даже странно, что Фред ограничился салатом из бобов и бутербродом с сыром.

Редвинг заказал салат от шеф-повара, что б то ни означало.

– Мы записываем все, что поступает из Чаши в электромагнитном диапазоне, – сказал он, – но этого мало.

– А как вы поступите с нашими союзниками? – спросила Бет. – Я про…

– Змей? Если честно, у меня от них мурашки по коже, но они вроде как мирно настроены. Мы помогаем пальцезмейкам разгружать поезд, который вы угнали. Растения там скорей для них, чем для нас, так ведь? Мы их в саду поселим, наверное. Надо подумать, чем заменить солнечный свет, почву и воду Чаши. Хотите посмот- реть? – Редвинг завозился с сенсорной панелью.

Видеостена пошла волнами и действительно отобразила разгрузку маглев-бота; люди и пальцезмейки выносили из него лотки. Бет увидела, что на вахте новый экипаж. Айян Али – навигатор, Клэр Конвей – второй пилот, Карл Ливан – старший технолог. Население корабля увеличивалось. Люди проворно сновали взад-вперед, а три пальцезмейки пытались побороть языковую проблему. Бет выключила звук и продолжила смотреть, занявшись едой. Воцарилось молчание, только лязгали вилки и ложки, пока люди наслаждались трапезой, о которой так мечтали внизу, в Чаше. Потом Фред спросил:

– Вы про ту карту на большом глобусе?.. Она была незнакомая, но планета – синяя и белая, как Земля.

– Могла это быть Земля далекого прошлого?

– Да. Сто миллионов лет назад?

Редвинг возразил:

– Айян говорит, что нет. Такая конфигурация дрейфующих континентов соответствует скорее середине юрского периода. Твоя картинка была перевернута, Южный полюс находился наверху. Можете с Айян поспорить, если возражения есть.

Фред покачал головой.

– Я ее помню, но, э-э… я же посылал Айян то фото…

Редвинг обновил информацию на видеостене.

– От Струи много выбросов в ЭМ. Похоже, что они несут какие-то сообщения, но расшифровать не получается. В любом случае ваши фото пришли сильно зашумленными, и Айян немало потрудилась, восстанавливая карту. Она отфильтровала помехи и обработала, что смогла. Спроецировала на сферу, стянула в трехмерную проекцию снимки с разных ракурсов… в общем, вот так.

Фред вчитывался в метаданные.

– Ну да, понимаю… Конечно, эти преобразования размывали детализацию. Взгляните только на Южную Америку: это ж надо, как искажается восприятие, когда смотришь вниз головой и видишь только одну сторону. Да, теперь-то, когда она перевернута и дополнена, я согласен. Как я мог так облажаться?

Бет вежливо заметила:

– На самом деле ты не облажался. Мы же там все бегом да бегом, помнишь? Ну и потом, не слишком и похожа эта проекция была на земную, континенты стиснуты вместе. Но ты прав, Чаша как-то связана с Землей. Расскажи кэпу, что ты об этом думаешь.

Фред неуверенно покосился на Редвинга.

– Я просто думал вслух.

– И ты был прав. – Бет развела руками. – Ты попал в яблочко. Извини, что я тогда не обратила внимания. Давай расскажи кэпу.

Фред уставился в пространство.

– Ну, я подумал… смотрите, юрский период. Сто семьдесят пять миллионов лет назад? Динозавры тогда и стали большими. Чертовски большими. Не могли ли они обрести и разум? Капитан, в общем, я думаю, разумные динозавры построили Чашу и эволюционировали в разновидности Птиценарода, которые мы сейчас здесь наблюдаем. У различных видов здесь также имеются признаки генетической редактуры – дополнительными ногами просто так не обзавестись. Они возвращались к Солнцу, потому что эта система – их родина.

Вспомнив про голод, Фред умолк и вгрызся в бутерброд.

На губах Редвинга играла легкая улыбка.

– Если несколько сот тысяч лет назад они выдернули с Земли обезьян, то, вполне возможно, уже тогда направлялись на Глорию. Да, определенно на Глорию, как и мы. Бет? – Бет жевала и не могла ответить, так что Редвинг продолжил: – А помните, как с нас семь потов сошло, пока пытались разобраться, почему наши двигатели не выдают нужной тяги? С двигателями все в порядке было. Эту без малого сотню лет полета мы следовали в кильватере Чаши, и на всем тысячекилометровом размахе нашей ловушки Буссарда навстречу перли выхлопные газы Струи.

Бет кивала.

– Можно было бы изменить курс, облететь ее, но теперь уже поздно, правда? Мы в любом случае не успеваем.

– У нас всего в обрез. Топлива. Воды. Воздуха. Провианта. Чем больше народу придется разморозить, тем хуже. Но, блин, мы в любом случае не сможем их разморозить, если не дозаправимся в Чаше. И знаете что? Нам объявили войну.

– Это за тех Птиц, которых Клифф убил?

– Угу. И Птицы отвечают нам взаимностью.

Бет ожидала от Редвинга соблюдения протокольных формальностей, как то было у капитана в обычае. Но когда они прошли в тесную каюту Редвинга, тот первым делом спросил:

– И каково там, внизу?

На лице Бет замелькали переменчивые эмоции.

– Представьте себе землю в небесах. Непонятно, как далеко, потому что даже самые высокие облака ярче, а звезд вообще не видно. Солнце их все забивает. Сначала голова кругом шла от всего этого: земля высоко в небесах, ночи нет, спать трудно… – Она глубоко вздохнула; проведя столько времени на территории чужаков, Бет отвыкла дышать корабельным воздухом. – Остальное… другие земли Чаши… коричневые за облачными полосами… представьте себе ураган, который можно ногтем большого пальца закрыть. Его плохо видно, потому что солнце всегда яркое. Струя отбрасывает свои тени. Она тоже все время в небе, медленно изгибается там. Облака так высоко… их атмосфера намного выше нашей уходит.

– Вы не видели молекулярной пленки, в которой они удерживают воздух?

– Не было возможности. Облака все громоздятся и громоздятся, насколько хватает глаз. Деревья тоже не такие, как у нас, зигзаговидные, с длинными стелющимися по земле отростками вроде антенн. Думаю, это эффект пониженной гравитации. В любом случае, землю в небе я видела, хотя и смутно различимую. Целые континенты там висели. И моря. Но в основном видна Зеркальная Зона. И она не отражает солнечный свет в глаза, удивительно…

– Ну да. Рефлекторы нацелены на звезду.

– …поэтому они серые, только яркие пятна там и сям. Свищ тоже там, высоко, его плохо видно, потому что сквозь него все время прорывается Струя. Сужается и становится ярче там, у Свища. Если внимательно присмотреться, видно, как в Струе движутся огромные переплетенные и скрученные нити. Она все время меняется.

– А земля, животные…

– Даже прикинуть не могу, сколько там видов. Странные летающие существа, полно птиц и прыгающих рептилий, в низкой гравитации все стремятся летать, это дает преимущество. На нас то и дело пикировали птицы, может, думали поживиться нашими волосами или еще что.

Редвинг печально улыбнулся. Бет поняла, как ему неприятно застрять здесь, в Чаше, где его ионоточник превращен в игрушку непостижимых сил и принужден выделывать коленца. Он не хотел носиться по волнам. Он мечтал поскорее высадиться у Цели Полета.

Бет отхлебнула кофе и подумала, что лучше не рассказывать, как бегство по Чаше вселяло в нее странную, тревожную, но электризующую бодрость. Редвинг задавал вопросы, но она не хотела объяснять, каково ей было в нескончаемом марафоне.

Столкновение с непостижимым пришпорило синаптическую сеть, шок от безграничной Инаковости смягчился постепенным постижением смысла, привыканием к запахам, торопливыми заметками в ослепительном свете солнца, которое не выключалось по расписанию. Марафон затягивал, как наркотик.

Очнуться от криосна и ввязаться в это сразу после техницированной Земли с ее показухой, свистелками и перделками – ну, столько впечатлений сразу не переваришь.

Бет понимала, что Редвинг за нее беспокоится, опасается отпускать. Но она ничего не могла с собой поделать. Ее донимали назойливые мысли, блуждали в сознании эксцентричными незнакомцами… впрочем, это была не такая уж и проблема. Пережитое ощущалось как шрапнельные осколки, засевшие глубоко в ранах, полученных при столкновении с непостижимым.