2
Ли

Пока Монтроуз собирает осколки разбитого бокала, на случай если на них окажутся отпечатки пальцев похитителя, а криминалист берет у Адама образец крови, чтобы сравнить его с брызгами на осколках, я методично обхожу коттедж по периметру в поисках улик. Софи тридцать три, моя ровесница. Но в отличие от меня, у нее есть ребенок. Она графический дизайнер в офисе «Старбакс» в Сиэтле и разработала многие рекламные акции этой сети кофеен. По словам Адама, между ними не было никаких конфликтов, и нет причин полагать, что его жена знакома с похитителем. Адам не знает, зачем кому-то вообще понадобилось ее похищать.

Солнце светит мне в затылок. К зарослям малины у дороги ведет твердая, иссохшаяся тропинка. По бокам растут папоротники и триллиумы; их никто не потревожил. Я не вижу ни одного отпечатка ног. Но отдельные следы подтверждают рассказ Адама о том, как он продирался сквозь кусты в погоне за похитителем. Поднявшись наверх, я оборачиваюсь. Коттедж загораживает мне обзор, но отсюда можно разглядеть часть пляжа и бетонной дамбы, где сидела Софи. Я поворачиваюсь еще раз. На земле валяется доказательство того, что кто-то вполне мог наблюдать отсюда за коттеджами. Я подбираю окурок и фотографирую растревоженный гравий рядом с тропинкой, ведущей к «Глицинии». Следы означают, что здесь был припаркован автомобиль или маленький фургон. Конечно, мы не знаем, когда именно это было и связано ли это с происшествием на пляже.

Я возвращаюсь и встречаю Монтроуза внутри одноэтажного коттеджа «Глициния», окаймленного сбоку массивными зарослями одноименных фиолетовых цветов.

– Как он? – спрашиваю я.

Монтроуз слегка пожимает плечами.

– Да вроде ничего, учитывая обстоятельства. Нашла что-нибудь?

– Не особенно. Только окурок. И он, кажется, там уже давно валялся.

Мы продвигаемся вглубь коттеджа. В раковине на кухне стоят миска из-под теста для вафель и пара тарелок. На бумажном полотенце на стойке сложены зеленые черенки от клубники. Через окно мне виден Адам, сидящий на террасе. Он держит на коленях дочь и прижимает к уху телефон.

Монтроуз смотрит в их сторону.

– Звонит родителям жены.

– Незавидная работа, – говорю я.

– Хуже и не придумаешь.

Это верно. Но, если верить Адаму, Софи – сильная и храбрая женщина. Если ее похитил какой-то псих, у нее есть шанс спастись, по крайней мере я на это надеюсь. Прежде чем пойти в полицию, я проводила уроки самообороны.

– Кто вообще станет творить такое средь бела дня? – говорю я.

– Сумасшедший, – отвечает Монтроуз. – Кто-то, кто либо следил за ней, либо просто воспользовался удачным моментом.

Мы переходим в спальню с двухъярусной кроватью. Нижняя постель не убрана, на полу валяется одеяло с корабликами. Рядом с подушками лежит мягкая игрушка – персонаж из «Щенячьего патруля», того же мультфильма, что и на футболке Обри.

– Нужно поговорить с девочкой.

– Не слишком ли она мала? – сомневается Монтроуз.

Мы направляемся в главную спальню. Я замечаю женские солнечные очки рядом с сумкой, по-видимому принадлежащей Софи. Словно символ приостановившейся жизни.

– Верно, – говорю я, оглядываясь по сторонам. – Но она может что-то нам рассказать.

Монтроуз первым обращает внимание на странную деталь: правая половина кровати аккуратно застелена, подушки сложены у изголовья.

– Похоже, в постели спал только один человек, – говорит он. – Любопытно.

– Ты ему не веришь, – к моему собственному удивлению, в мой голос закрадывается нотка обиды. Хотя я не так уж близко знакома с Адамом Уорнером.

Монтроуз работает детективом гораздо дольше меня. Несмотря на то что ему пришлось на два года уйти с должности из-за алкогольной зависимости, которая вполне могла разрушить его жизнь, у него отлично развита интуиция. Но я не всегда с ним соглашаюсь: мне тоже нравится убеждаться в собственной правоте.

– В его рассказе есть пара несостыковок, – говорит он.

– Например?

– Например, то, что он не смог вовремя добраться до берега. Сотня ярдов? С такими-то бицепсами? Он явно немало времени проводит в качалке. Вполне мог догрести вовремя.

– Да он едва видел, что происходит вокруг.

– Точно. Его очки.

– Да, он их уронил.

Монтроуз корчит гримасу: «Удачное совпадение».

– Ты злишься, потому что не успел пообедать.

– Я злюсь совсем чуть-чуть.

Я вздыхаю: «Ладно, еда подождет. Давай не будем забывать. Главное – доказательства. А не то, что ты нутром чуешь».

Монтроуз похлопывает себя по животу, свисающему из-за ремня брюк: «Мое нутро меня не подводит».

Я улыбаюсь ему. В животе у него пусто.

– К тому же, таких похищений попросту не бывает. Прямо напротив дома.

– Это не чей-то дом, – говорю я. – Его арендуют на время отпуска. Люди здесь не задерживаются: приходят и уходят.

В гостиной почти все место занимают резная вешалка, украшенная фигурой медведя, и диван с выцветшими синими подушками. Я замечаю покрывало на диване.

– Может быть, кто-то из них спал на диване, – говорю я, обходя комнату.

– Ты имеешь в виду, он врал и между ними не все было гладко?

Я бросаю на Монтроуза взгляд.

– Я имела в виду ровно то, что сказала. Я не знаю причины, и ты не знаешь.

Ванная комната оказывается неожиданно просторной, учитывая, что коттедж построили в двадцатых годах. У стены стоит ванна на когтистых лапах; остальное пространство занимают унитаз и душевая кабина. Рядом с раковиной лежит открытая косметичка. На медных крючках у двери висит пара чистых белых полотенец, слегка влажных на ощупь.

По пути к выходу Монтроуз заглядывает в помещение, которое я приняла за кладовку.

– Ого, – говорит он. – Сауна.

– Не люблю сауны, – отзываюсь я.

– Еще и джакузи. Я бы и сам не отказался здесь пожить.

Я наклоняю голову: «Мы, вероятно, проведем здесь немало времени, но вряд ли в сауне или в джакузи».

Монтроуз глядит на меня. В его глазах за стеклами очков загорается лукавая искорка. Я жду дежурной шутки. Что-нибудь про то, что с этим делом мы запаримся и без всякой сауны. Что нужно будет прибавить жару, чтобы вы всем разобраться.

Но мой напарник молчит. И я признательна ему за это.

3
Ли

Тереза Дибли предлагает нам кофе и газировку, но я отказываюсь. Как выясняется, она не просто заботливая бабушка. В свои шестьдесят два она в одиночку воспитывает детей своего сына – двенадцатилетнего Кларка и семилетнюю Дестини, потому что ее сына и невестку больше интересуют наркотики, нежели родительский долг. Мы вместе стоим на террасе «Хризантемы» и наблюдаем, как дети вместе с Обри играют под деревом с привязанным к ветке канатом. Светловолосая Дестини очень застенчива.

– Дестини почти не знает свою маму, и, откровенно говоря, я этому рада. Хотя мой сын не лучше. Но я могу его выносить: у меня, по сути, нет другого выбора.

– Сожалею, – говорю я.

– Я забрала Дестини из роддома на четвертый день. От ее мамаши осталось только это нелепое имя^[1]. Надеюсь когда-нибудь его сменить. Жду, пока мне наконец-то позволят официально оформить опеку. Нелепая, жестокая система, но уж какая есть.

Тереза, стройная и подтянутая, одета в шорты и удобные ботинки. На ее футболке логотип «Хама-Хама» – устричного ресторана, расположенного неподалеку от Лилливаапа. Ее седые волосы с вкраплениями темных прядей стянуты в хвост.

– Вы не видели, как пропала Софи? – спрашивает Монтроуз, снимая очки и протирая их платком, который он достал из кармана штанов.

– Нет. Мы с детьми все утро гуляли в лесу, тут неподалеку.

Я киваю, вспомнив собственные прогулки по окрестностям.

– Живописное место.

– Да. Дестини устала, но совсем не жаловалась. Она тихая девочка. Но мы все равно вернулись пораньше. Кларк настоял. Хотел пособирать устриц на берегу во время отлива.

– Что вы увидели, когда вернулись? – спрашиваю я.

– Мистера Уорнера. Адама. Я еще не знала его имени. Они приехали вчера вечером. А сегодня с утра мы ушли рано, никто еще не проснулся. Ночь выдалась долгой. Мы с Дестини спали вместе на