Робин Гуд быстро отступил в лес, срезал молодой дубок, ровный и гладкий, в шесть футов длиной, и вернулся, обдирая с него веточки, а незнакомец ждал, опершись на палку, и, посвистывая, посматривал по сторонам. Робин незаметно наблюдал за ним, срезая ветки, краем глаза осматривал его с головы до ног и подметил про себя, что в жизни не видал парня более дюжего и крепкого. Высок был Робин, но на голову с лишним выше был незнакомец. Росту в нем было семь футов. Широк был Робин в плечах, но на две ладони шире был незнакомец. А в поясе был он по меньшей мере в эль^[5] шириной.

«И все равно, друг мой добрый, – подумал про себя Робин, – отколошматить тебя мне будет легче легкого».

А вслух произнес:

– Гляди, готова моя дубинка, крепкая и прочная. Наберись храбрости, я иду на тебя. Сразись со мной бесстрашно! Станем драться, пока один из нас от ударов не свалится в ручей.

– Прекрасно! Душа моя того только и желает! – вскричал незнакомец, и, перебирая пальцами, закрутил дубинкой над головой, так что в воздухе засвистело.

Рыцарям Круглого стола, и тем не доводилось бывать в такой схватке, в какой сошлись эти двое. В мгновение ока очутился Робин на мосту, где уже стоял незнакомец. Сначала Робин сделал ложный выпад, а потом нанес удар, метя в голову незнакомцу, и если бы удар этот достиг цели, тот камнем полетел бы в воду. Однако незнакомец ловко отразил его и ответил ударом не менее мощным. Но Робин сумел защититься с равным искусством. Целый час сражались они так, каждый оставаясь на своем месте, не отступая и на толщину пальца. Много ударов получил и нанес и тот и другой, у обоих было по многу шишек и ссадин, но ни один не думал крикнуть «довольно!», непохоже было, что кто-то из них ослаб и скоро упадет в воду. Время от времени они останавливались передохнуть, и каждый думал про себя, что в жизни не видал еще подобного мастера боя на дубинках. Наконец Робин нанес незнакомцу такой удар по ребрам, что у того от куртки пошел пар, точно от сырой соломенной крыши на солнцепеке. Столь силен был удар, что на волосок оказался незнакомец от края моста и чуть не упал, но быстро оправился и ловким движением огрел Робина по темени, так что у того потекла кровь. Робин разъярился не на шутку и изо всей мочи кинулся на незнакомца. Но тот отразил удар и снова дал Робину затрещину, да такую, что Робин вверх тормашками полетел прямо в воду, как падает в игре в шары королевская кегля.

– Ну и где ты теперь обретаешься, приятель? – крикнул ему незнакомец, заходясь смехом.

– Да в реке я, несут меня волны, – крикнул в ответ Робин, не найдя сил противиться смеху и сам хохоча над своей скорбной участью. Затем он встал на ноги и выбрался на берег, переполошив стайки мелких рыбешек.

– Протяни мне руку, – обратился он к сопернику, дойдя до берега. – Я вынужден признать, что ты храбрый и крепкий малый и знатно дерешься на дубинках. В голове у меня гудит, как в пчелином улье в жаркий июньский день.

Затем он прижал к губам горн и громко протрубил, так что эхо прокатилось по лесным тропинкам.

– Что ж, славно, – снова заговорил он. – Никогда, клянусь, не встречал я на просторах отсюда до Кентербери человека, который сумел бы то, что сделал ты.

– А ты, – со смехом отвечал незнакомец, – принял мой удар как настоящий смельчак и славный йомен.

Тут послышался отдаленный хруст веток, и неожиданно десятка четыре крепких йоменов, одетых в зеленое, возглавляемые славным Уиллом Стьютли, выскочили из лесной чащи.

– Предводитель, что стряслось? – вскричал Уилл. – Ты промок до нитки, до самых костей!

– Да вот, – отвечал весело Робин, – этот крепкий парень сбросил меня в воду без долгих церемоний, а до того крепко намял мне бока!

– Тогда не может он уйти без хорошей взбучки и купанья! – воскликнул Уилл Стьютли. – Налетай, ребята!

Уилл и два десятка йоменов кинулись на чужака, однако тот оказался готов к нападению и пошел махать своей крепкой дубинкой направо и налево. В конце концов они взяли его числом, но не раз хватались нападавшие за побитые макушки, прежде чем противник был сломлен.

– Эй, потише! – крикнул Робин, смеясь так, что его намятые бока опять заболели. – Он парень что надо, не причините ему вреда! Послушай, молодец, а не хочешь ли ты остаться со мной и моими друзьями? Каждый год я стану давать тебе три платья зеленого сукна, а вдобавок к тому по сорок марок. Будешь делить с нами все хорошее, что выпадет на нашу долю. Будешь есть нежную оленину да запивать крепким элем и станешь моей правой рукой, потому как прежде не видел я никого, кто бы так знатно дрался на дубинках. Ну как, станешь одним из добрых моих товарищей?

– Уж не знаю, – угрюмо ответил незнакомец, разозленный тем, как с ним обошлись. – Если со своим тисовым луком и яблоневыми стрелами обращаешься ты не лучше, чем с дубовой палкой, в моей стороне тебя йоменом не назовут. Но если есть среди вас человек, который стреляет лучше моего, то я поразмыслю, не стоит ли вступить в ваши ряды.

– Ну и плут же ты, любезный, – проговорил Робин Гуд. – И все же – уступлю тебе, как никому никогда не уступал. Друг мой Стьютли, отрежь-ка нам кусок белой коры в четыре пальца шириной и поставь на расстоянии в восемьдесят ярдов вон на том дубе. А ты, незнакомец, попади в него стрелой с гусиным оперением и тогда зовись стрелком.

– С превеликим удовольствием! – ответил тот. – Дайте мне добрый крепкий лук и хорошую стрелу, и, если я не попаду в цель, раздевайте меня и стегайте тетивой до синяков.

Выбрал он самый большой и крепкий лук, почти такой, как у Робина, и прямую гладкую стрелу с хорошим оперением и ступил к отметке. Все, лежа или сидя на траве, смотрели, как он станет стрелять. Незнакомец натянул тетиву и выпустил стрелу, направив ее прямо в центр мишени.

– Ага! – вскричал он. – Попробуй-ка выстрелить метче моего!

Йомены не удержались и захлопали в ладоши – выстрел и впрямь удался на славу.

– Попал ты и правда точно, – произнес Робин Гуд. – Метче выстрела у меня не выйдет, а вот попортить твою стрелу, может, и получится.

Взял он свой добрый крепкий лук и, как следует прицелившись, выпустил стрелу. Ровно полетела она, да так точно, что ударила прямехонько в стрелу незнакомца и расколола ее на части. Все йомены повскакивали со своих мест и закричали от радости.

– Клянусь тисовым луком святого Витольда, – воскликнул незнакомец, – вот выстрел так выстрел! За всю свою жизнь я не видел ничего подобного! С этой минуты и навсегда я стану твоим товарищем. Хорошим стрелком был Адам Белл^[6], но так не стрелял никогда!

– Значит, сегодня у меня появился достойный соратник! – ответил ему Робин. – Как же зовут тебя, парень?

– С рождения зовут меня Джоном Литтлом, – сказал незнакомец.

Тут голос подал Уилл Стьютли, большой любитель пошутить:

– Нет, приятель, не нравится мне твое имя, лучше бы поменять в нем слова местами. Невелик ты ростом, неширок в кости, силой не похвастаешься, потому окрестим тебя Малышом Джоном, и я стану твоим крестным.

Робин Гуд с товарищами стали громко смеяться, и новичок рассердился.

– Будешь надо мной шутки шутить, – сказал он Уиллу Стьютли, – живо кости заболят, и станет не до смеха.

– Мой добрый друг, не сердись, – проговорил Робин Гуд. – Имечко-то – как раз по тебе. Отныне я стану звать тебя Малышом Джоном, да будет так. Ну, ребята, приступим к обряду крещения этого дитяти.

Все снова устремились в лес и шли, пока не добрались до того места, где обитали. Там, в чаще, стояли хижины из коры и ветвей, лежанки из тростника были накрыты оленьими шкурами. Огромный дуб широко раскинул там свои ветви, под ним, на сиденье из зеленого мха во время пиршеств и празднеств обыкновенно сидел Робин Гуд в окружении своих добрых молодцев. Здесь их ждали остальные товарищи, принесшие с охоты пару жирных олених. Йомены разожгли большие костры, зажарили мясо и открыли бочку крепкого эля. Когда приготовления к пиршеству были закончены, все сели, и Робин посадил Малыша Джона по правую руку от себя.

Когда с трапезой было покончено, Уилл Стьютли сказал:

– Не пора ли нам теперь окрестить наше милое дитятко, а, ребятки?

– Самое время! – весело закричали все, и гулкое эхо прокатилось по лесной чаще.

– Тогда нам нужны семеро восприемников, – провозгласил Стьютли и, оглядев товарищей, выбрал семерых самых крепких парней.

– Клянусь святым Дунстаном, – взревел Малыш Джон, вскакивая на ноги, – если хоть пальцем меня коснетесь – многие из вас о том пожалеют!

Однако те, ни слова не говоря, ринулись на него, схватили за руки – за ноги и, как он ни пытался вырваться, потащили вперед. Остальные стояли ожидали потехи. Парень с лысой макушкой, выбранный на роль священника, выступил вперед. В руке он держал полную до краев кружку эля.

– Кто принес крестить младенца? – спросил он важным тоном.

– Я, – ответил Уилл Стьютли.

– Каким именем нарекаешь его?

– Нарекаю его Малышом Джоном.

– Малыш Джон, – молвил «священник», – до сего дня ты не жил, а прозябал в этом мире, но отныне будешь ты жить воистину. Пока не жил ты, звали тебя Джоном Литтлом, но теперь, когда живешь ты воистину, имя твое Малыш Джон, так и крещу тебя.

При этих словах он вылил кружку эля на голову Малыша Джона.

Все разразились смехом, глядя, как коричневый эль стекает по бороде Малыша и капает с его носа и подбородка и как он моргает оттого, что защипало глаза. Поначалу хотел он разозлиться, но не смог, видя, как веселятся другие. И он засмеялся вместе со всеми. А потом Робин повел «прелестного младенца» за собой, одел с ног до головы в зеленое сукно и вручил ему большой крепкий лук, приняв его тем самым в ряды своих товарищей.

Теперь вы знаете, как Робин Гуд оказался лесным изгнанником, как вокруг него собрались его добрые товарищи и как обрел он своего друга и правую руку, Малыша Джона. Пришла пора закончить пролог и перейти к истории о том, как шериф ноттингемский трижды пытался захватить Робина Гуда и как трижды ему это не удалось.