В течение недели после печально знаменитой Страстной пятницы родные видели Чарльза Варда чаще обычного. Он все время ходил с книгами то в библиотеку, то в лабораторию. Держался он спокойно, вел себя разумно, однако у него появился странный взгляд, как у загнанного зверя, который совсем не нравился его матери, и еще более странный аппетит, судя по заказам кухарке.
Доктор Виллетт был обо всем поставлен в известность и во вторник имел долгий разговор с юношей в его библиотеке, где осыпавшийся портрет уже ни за кем не следил. Разговор, как всегда, оказался малорезультативным, однако Виллетт и теперь настаивал, что мальчик в своем уме. Тот обещал в скором будущем рассказать о своих открытиях и говорил о необходимости перевести лабораторию в какое-нибудь уединенное место. О потере портрета он не сожалел, как это ни странно, особенно если вспомнить его тогдашнее волнение, но даже находил нечто смешное в его неожиданном разрушении.
Пошла вторая неделя, и Чарльз стал надолго исчезать из дома, а когда добрая старая Ханна пришла помочь с весенней уборкой, она рассказала, что он довольно часто бывает на Олни-корт, приходит с большим портфелем и возится в подвале. Чарльз был щедр к ней и к Азе, однако выглядел более расстроенным, чем обычно, и это ее очень огорчало, ведь она знала его с пеленок.
Второе сообщение поступило из Потюксета, где друзья мистера Варда на удивление часто стали видеть его сына, правда, они с ним не разговаривали. Похоже было, что ему нравится в Род-он-Потюксет, и он сделался частым гостем на лодочной станции, а доктор Виллетт, съездив туда на разведку, выяснил, что Чарльз доплывает до излучины, а оттуда идет в северном направлении и возвращается обычно очень не скоро.
В мае он возобновил ритуальные песнопения на чердаке, чем его отец остался очень недоволен и вырвал у сына обещание больше этого не делать. Однажды утром повторилось нечто очень похожее на воображаемый разговор в Страстную пятницу. Чарльз то ли страстно спорил, то ли в чем-то горячо уговаривал самого себя, потому что сверху слышались возмущенные крики на разные голоса, похожие на требования и отказы, из-за которых миссис Вард немедленно отправилась к двери лаборатории. Она мало что разобрала и поняла только: «…три месяца нужна кровь…» После этого она не выдержала и постучала, но голоса тотчас стихли. Когда позднее отец призвал Чарльза к ответу, он сказал, что существуют определенные конфликты в сферах сознания, которых можно избежать, только овладев знаниями и опытом, однако он попытается перевести их в другие сферы.
В середине июня ночью опять произошло нечто странное. Едва наступил вечер, как из лаборатории донесся шум, и мистер Вард отправился туда, но шум неожиданно стих. В полночь, когда домочадцы уже спали, едва привратник запер входную дверь, как, судя по его словам, на лестнице показался, шатаясь, Чарльз, который держал в руке большой чемодан и делал ему знак, что хочет уйти.
Чарльз не произнес ни слова, однако почтенный йоркширец заглянул ему в глаза и содрогнулся, сам не зная почему. Он открыл дверь, Чарльз ушел, однако утром привратник высказал свое недовольство миссис Вард. Он заявил, что во взгляде Чарльза было что-то святотатственное, когда он смотрел на него, и молодые люди не должны так смотреть, поэтому он больше ни одной ночи не проведет под крышей этого дома. Миссис Вард отпустила его, не обратив, впрочем, внимания на его слова. Она даже представить не могла, что ее Чарльз мог быть в каком-то особо диком состоянии, ведь она сама, пока не заснула, слышала наверху тихие звуки, словно Чарльз мерил шагами лабораторию и плакал, а его вздохи говорили лишь о бездне его отчаяния. Миссис Вард уже привыкла к шуму по ночам, ибо все ее мысли и чувства были поглощены тайной ее сына.
На другой вечер так же, как три месяца назад, Чарльз Вард первым завладел газетой и случайно потерял одну из страниц. Об этом вспомнили гораздо позже, когда доктор Виллетт начал сводить концы с концами и искать недостающие звенья цепи. В редакции «Джорнал» он нашел газету, из которой Чарльз утаил страницу, и отметил две статейки, возможно имевшие определенное значение.
«Опять гробокопатели.
Роберт Харт, ночной сторож на Северном кладбище, обнаружил сегодня утром, что копатели не прекратили своей чудовищной деятельности в старой части кладбища. Могила Эзры Уидена, который родился в 1740 году и умер в 1824 году, судя по его перевернутому и разбитому надгробию, была разрытой и пустой. По-видимому, воры орудовали лопатой, украденной из соседней сторожки.
Что бы ни оставалось в могиле после прошедших полутора столетий, исчезло все, кроме пары полусгнивших досок. Следов грузовика полиция не обнаружила. Однако найдены следы мужчины, судя по обуви, принадлежащего к обеспеченному кругу.
Харт считает, что этот случай связан с другим, мартовским, когда он спугнул копателей, приехавших на грузовике и успевших вырыть глубокую яму. Однако сержант Райли опровергает это и указывает на явные различия в обоих инцидентах. В марте рыли там, где не было никакой могилы, а сегодняшние раскопки происходили на месте ухоженной могилы, следовательно, имели вполне определенную, хотя и непонятную цель, и к тому же злодейскую, ибо разбито надгробие, до сих пор бывшее в отличном состоянии.
Члены семейства Уиденов, извещенные о случившемся, выразили свое удивление и огорчение, но не могли назвать ни одного врага, который был бы способен надругаться над могилой их предка. Хазард Уиден, проживающий на Энджелл-стрит, 598, вспомнил семейное предание о том, что Эзра Уиден незадолго до Революции был вовлечен в некое предприятие, впрочем ничем не запятнавшее его честь. Однако никакие нынешние враги или тайны Уиденам не известны. Расследование поручено инспектору Каннингему, и будем надеяться, что в ближайшее время мы узнаем что-нибудь определенное.
В Потюксете лают собаки.
В три часа ночи жители Потюксета были разбужены небывалым лаем собак, которые сбежались к реке с северной стороны Род-он-Потюксет. Жители утверждают, что собаки лаяли очень странно, а Фред Лемдин, ночной сторож в Род, заявил, что он еще слышал крики человека, который будто бы агонизирует в смертельном ужасе. Сильная, но короткая гроза, разразившаяся неподалеку, положила конец непонятному происшествию, с которым также связывают ни на что не похожий, неприятный запах, возможно, из нефтяных хранилищ, расположенных вдоль берега бухты. Может быть, он напугал собак».
Чарльз выглядел как никогда растерянным, и позднее все пришли к выводу, что, вероятно, именно в это время его охватил настоящий ужас, и он готов был во всем признаться. Постоянно прислушивавшаяся ко всем ночным шорохам, миссис Вард узнала, что ее сын довольно часто покидает дом под покровом ночи, и ортодоксальные психиатры единодушно обвинили его в вампиризме, о котором пресса делала сенсационные материалы как раз в то время, но в котором не нашла кого обвинить. Жертвами этих преступлений, происшедших совсем недавно и слишком известных, чтобы о них рассказывать, стали и мужчины и женщины разного возраста, но волею судьбы оказавшиеся либо в жилом районе на вершине холма в Норт-Энд неподалеку от дома Варда, либо в пригороде возле Потюксета.
Нападению подвергались поздние прохожие или люди, привыкшие спать с открытыми окнами, и те из них, кто остался в живых, рассказывают о худом подвижном чудовище с горящими глазами, которое зубами впивалось в шею или в предплечье и жадно глотало кровь.
Доктор Виллетт, который отказался признать началом безумия Варда даже это время, очень осторожен в своих попытках объяснить этот кошмар. Он сказал лишь, что у него собственная теория на этот счет, и свое заявление ограничил довольно странными словами:
– Не буду строить предположения насчет того, что или кто совершил эти нападения и убийства, однако я утверждаю, что Чарльз Вард в них невиновен. У меня есть причины полагать, что он не знал вкуса крови, и это лучше всего доказывает его прогрессировавшая анемия. Вспомните, каким он был бледным. Вард играл с очень опасными вещами, и он заплатил за это, но он не был ни чудовищем, ни преступником. Что же до теперешнего Варда, то мне не хочется об этом думать. В нем произошла перемена, и мне приятнее считать, что прежний Чарльз Вард умер. По крайней мере, умерла его душа, ибо у сумасшедшей плоти, сбежавшей из больницы, душа другая.
Виллетт знал, что говорит, ибо он часто бывал в доме Вардов, наблюдая миссис Вард, не выдержавшую нервного напряжения. Ее ночные бодрствования породили ужасные галлюцинации, в которых она не без колебаний призналась доктору, успокоившему ее, но глубоко задумавшемуся об их природе, когда он остался один. Ей постоянно казалось, что она слышит у себя над головой, причем в самое неподходящее время, приглушенные всхлипывания и вздохи. В начале июля Виллетт приказал миссис Вард ехать в Атлантик-Сити и постараться как следует отдохнуть, а мистеру Варду и исхудавшему, избегавшему его Чарльзу писать ей только веселые письма. Наверное, только благодаря своему отсутствию она сохранила жизнь и душевное здоровье.
Вскоре после отъезда матери Чарльз предпринял переговоры насчет покупки бунгало в Потюксете. Это был запущенный деревянный домишко с бетонным гаражом, который стоял на самом высоком месте крутого и почти не заселенного берега реки. По какой-то причине домишко настолько понравился Чарльзу, что он не желал ничего другого и не давал покоя агентам по продаже недвижимости до тех пор, пока один из них не уговорил сопротивлявшегося владельца, поманив его несообразно большими деньгами. Тотчас, едва сделка была совершена, Чарльз под прикрытием темноты перевез туда в большой закрытой машине всю свою лабораторию, а также старинные и современные книги, взятые им из библиотеки. Нагружал он машину в темноте, и его отец вспоминал потом, как сквозь сон слышал приглушенную ругань рабочих и топот ног на лестнице. После этого Чарльз возвратился в свои комнаты на третьем этаже и больше на чердаке не появлялся.
В бунгало в Потюксете Чарльз перевез все свои тайны, которые до этого оберегал на чердаке, правда, теперь он делил их с полукровкой-португальцем разбойничьего вида, которого привел к себе с набережной Саут-Мейн-стрит и который стал исполнять у него обязанности слуги, и тощим незнакомцем, похожим на ученого, в черных очках и с окладистой, словно приклеенной бородой, явно занимавшим положение коллеги Чарльза. Тщетно пытались соседи разговорить этих странных людей. Мулат Гомес почти не понимал по-английски, да и бородатый мужчина, назвавшийся доктором Алленом, как будто следовал его примеру. Сам Вард старался быть более общительным, однако лишь спровоцировал любопытство своими несвязными рассказами о химических опытах. Прошло немного времени, и не гаснувшие всю ночь окна стали причиной распространившихся странных слухов, а чуть позже, когда в окнах исчез свет, люди стали поговаривать о непомерно большом заказе на мясо в лавке и о приглушенных криках, восклицаниях, пении, доносившихся из подвала.
Благопристойные буржуа крепко невзлюбили необычного соседа, и неудивительно, что они соединили в своем воображении подозрительное обиталище с обрушившейся на город эпидемией убийств и нападений вампиров, особенно после того, как она ограничилась в основном Потюксетом и прилегающими улицами Эджвуда.
Вард почти все время проводил в бунгало, правда, иногда отправлялся спать домой, и считалось, что он все еще живет под отцовской крышей. Дважды он примерно на неделю отлучался из города, но зачем – никто не знал. Он еще сильнее побледнел и исхудал, и казалось, ему не хватало былой уверенности, когда он повторял доктору Виллетту уже устаревшую сказку о важных исследованиях и скорых открытиях. Виллетт постоянно пытался перехватить Чарльза в доме его отца, потому что старший Вард был очень напуган и растерян и всеми силами старался устроить так, чтобы за его сыном хоть как-то приглядывали, насколько это возможно по отношению к совершеннолетнему человеку, к тому же чрезвычайно независимому и скрытному. И все же доктор стоит на том, что молодой человек и в это время еще был здоров, и в доказательство приводит свои беседы с ним.
В сентябре случаи вампиризма сошли на нет, однако в январе Вард чуть не попал в беду. Некоторое время соседи судачили о грузовиках, которые подъезжали по ночам к бунгало, и по непредвиденному стечению обстоятельств открылось, по крайней мере частично, какой груз они возили.
Однажды в безлюдном месте возле долины Надежд на грузовики было совершено нападение, но решившие разжиться спиртным налетчики на сей раз испытали ни с чем не сравнимый ужас. Длинные ящики, которые они вскрыли, содержали в высшей степени неприятные вещи, настолько неприятные, что представители преступного мира не смогли удержать язык за зубами. Воры немедленно зарыли свою находку, но когда слух дошел до полиции штата, было проведено тщательное расследование.
Задержанный незадолго до этого бродяга, которого обещали не преследовать за какое-то совершенное им преступление, в конце концов согласился отвести полицейских на заинтересовавшее их место, где было найдено нечто совершенно ужасное. Трудно сказать, что было бы с национальной и даже международной благопристойностью, если бы сведения об украденном грузе дошли до общественности. Никакой ошибки быть не могло, и в Вашингтон в лихорадочной спешке были посланы телеграммы.
О проекте
О подписке