Кроме того, люди рассказывали о голосах, раздававшихся из-под земли. Проверить эти слухи было значительно труднее, но для них имелись вполне реальные основания. Когда слышались эти звуки, окна дома были темны, а это значило, что источник их – в каком-то подвале. Все были убеждены, что под домом находится разветвленная сеть глубоких подземных ходов. Припомнив старинные легенды о катакомбах, вырытых Джозефом Карвеном, и не сомневаясь в том, что Чарльз выбрал этот коттедж именно потому, что он расположен на месте той зловещей фермы, Виллет и мистер Вард не оставили эти слухи без внимания. Они несколько раз безуспешно старались отыскать на крутом речном берегу потайную дверь, о которой упоминал старый манускрипт. В том, что касалось обитателей дома, общественное мнение было единодушно: мулат внушал всем отвращение, бородатого доктора Аллена в черных очках боялись, а к бледному молодому ученому испытывали инстинктивную неприязнь. В последние недели две Вард очень сильно изменился: он оставил попытки казаться любезным и общительным в тех немногих случаях, когда выходил из дома, и разговаривал лишь хриплым, внушающим непонятный страх шепотом.

Таковы были подробности, собранные мистером Вардом и доктором Виллетом, и они долго их обсуждали, в меру своих сил пытаясь применить индуктивный и дедуктивный методы, сопоставляя все известные факты жизни Чарльза за последнее время – в том числе его отчаянное письмо, которое доктор наконец решил показать отцу, – со скудными документальными данными, касающимися покойного Джозефа Карвена. Они многое бы дали за то, чтобы хоть мельком заглянуть в найденные Чарльзом бумаги, ибо не сомневались, что истоки безумия юноши связаны с тем, что он узнал о старом колдуне и его деяниях.

4

Вскоре эта странная история приняла иной оборот, но в том нет заслуги мистера Варда или доктора Виллета, которые бездействовали, столкнувшись с чем-то не поддававшимся объяснению. Чарльз писал родителям все реже. Наступило начало месяца, когда он обычно улаживал свои финансовые дела, и клерки некоторых банков в недоумении пожимали плечами и советовались друг с другом по телефону. Представители банков, знавшие Чарльза Варда в лицо, посетили его коттедж в Потаксете и постарались выяснить, почему все чеки, которые он подписывал в последнее время, представляют собой грубую подделку. Они остались недовольны объяснениями, произнесенными хриплым шепотом. Молодой Вард уверял их, что нервное расстройство так повлияло на правую руку, что ему трудно писать. Он даже вынужден печатать на машинке все свои письма.

Однако банковских инспекторов поразило не столько это обстоятельство, в котором не было ничего необычного или подозрительного, и даже не ходившие в Потаксете разговоры, отголоски которых долетели и до них. Главным образом их смутила бессвязная речь молодого человека, свидетельствующая о полной потере памяти во всем, что касалось финансовых вопросов и расчетов, которые пару месяцев назад не представляли для него никаких затруднений. На первый взгляд он говорил вполне связно и разумно, но проявлял полное невежество в важнейших вещах, которое тщетно пытался скрыть. И хотя никто из этих людей не был особенно близок с молодым Вардом, они поневоле замечали перемену в его поведении и речи. Они слышали, что Чарльз Вард – любитель и знаток старины, но ни один самый заядлый поклонник всего старинного не пользуется в обыденной жизни устаревшими выражениями и жестами. Все это, вместе взятое, – сиплый голос, трясущиеся, словно пораженные параличом руки, провалы в памяти, затрудненная речь и странные манеры – казалось проявлением тяжкой болезни, которая давала пищу для новых слухов, вскоре широко распространившихся. Покидая своего клиента, инспекторы решили, что им совершенно необходимо переговорить с Вардом-старшим.

Шестого мая 1928 года в конторе мистера Варда состоялась длительная и серьезная беседа, после которой до крайности расстроенный мистер Вард вызвал доктора Виллета и признался, что бессилен что-либо предпринять. Виллет, просмотрев чеки Чарльза с неуклюже нацарапанными подписями, мысленно сравнил их с почерком, которым было написано последнее письмо. Разница бросалась в глаза, но такой почерк, как на чеках, доктор уже где-то встречал. Буквы были угловатыми и архаическими, их очертания и наклон разительно отличались от написания этих букв Вардом. Весьма необычный почерк, но где он мог его видеть? Не оставалось сомнений в том, что Чарльз сошел с ума, не правомочен распоряжаться своим имуществом и должен быть изолирован от внешнего мира. Его следовало срочно взять под наблюдение и лечить. Мистер Вард вызвал известных психиатров – докторов Пека и Вейта из Провиденса и доктора Лаймана из Бостона – и при участии доктора Виллета подробно рассказал им о предыстории болезни Чарльза. Они собрались в бывшей библиотеке больного, просматривая оставленные Чарльзом книги и бумаги, чтобы получить представление о его наклонностях и характере. Изучив этот материал, а также письмо, написанное Виллету, психиатры согласились, что столь интенсивные занятия Чарльза Варда могли разрушить или, по крайней мере, деформировать нормальный интеллект, и выразили желание увидеть прочие книги и документы, с которыми Чарльз работает в настоящее время. Но это можно было сделать только в его доме в Потаксете. Виллет занялся случаем Варда с удвоенной энергией и среди прочего добыл показания рабочих, видевших, как Чарльз нашел документы Карвена, а также обнаружил, просматривая подшивки «Джорнал», что Чарльз скрывал от своих домочадцев газетные заметки о кладбищенских происшествиях.

В четверг, 8 марта, Виллет, Пек, Лайман и Вейт нанесли молодому Варду визит, не скрывая своих целей. Они намеревались задать ему, уже официально признанному их пациентом, множество вопросов, интересуясь каждой мелочью. Чарльз, которого им пришлось чрезвычайно долго ждать, наконец появился, источая странный и неприятный запах, и казался очень взволнованным. Однако он был настроен мирно и без всяких возражений признал, что его память и общее самочувствие сильно пострадали от непосильных занятий. Он не возражал, когда врачи настойчиво посоветовали ему сменить обстановку, и продемонстрировал поистине блестящие знания во всем, что не касалось современной жизни. Его спокойное и сдержанное поведение могло бы смутить врачей, если бы не архаичный строй его речи, несвойственный современному человеку, что указывало на явные отклонения в психике. О своей работе он рассказал врачам не больше, чем ранее сообщил родителям и доктору Виллету, а письмо, написанное им в прошлом месяце, приписывал нервному расстройству, которое вызвало истерический припадок. Он утверждал, что в коттедже нет ни второй библиотеки, ни лаборатории, и объяснял временный уход из родительского дома нежеланием наполнять его запахами, которые прямо-таки пропитали всю его одеялу. Разговоры соседей он считал глупыми выдумками невежественных людей, терзаемых неутоленным любопытством. Относительно нынешнего местопребывания мистера Аллена он не сказал ничего определенного, но уверял, что тот появится, когда в этом будет необходимость. Расплачиваясь с молчаливым мулатом, не ответившим ни на один вопрос гостей, и запирая свое таинственное жилище, молодой Вард не проявил никакой нервозности и лишь на короткое время задержался у двери, словно прислушиваясь к каким-то очень слабым звукам. По-видимому, он отнесся к происходящему философски, решив покориться, словно его отъезд – временное и незначительное обстоятельство и для него будет лучше, если все пройдет без лишних осложнений. Казалось, он был абсолютно уверен в том, что выдающийся ум и сообразительность помогут ему выбраться из неприятного положения, в которое его поставили пробелы в памяти, утрата голоса и изменившийся почерк, затворничество и эксцентричное поведение. Все сошлись во мнении, что миссис Вард не следует ни о чем сообщать, а муж продолжит посылать ей письма от имени Чарльза.

Молодого Варда поместили в частную лечебницу доктора Вейта в Коннектикут-Айленде, расположенную на берегу залива, в уединенном и живописном месте, где он находился под постоянным врачебным наблюдением. Именно тогда были замечены странности физиологического характера – замедленный обмен веществ, огрубевшая и вялая кожа, аномалии нервных реакций. Больше всего этим был обеспокоен доктор Виллет, поскольку он знал Варда с самого рождения и лучше всех мог заметить, насколько далеко зашел этот процесс. Даже хорошо знакомая доктору овальная родинка на бедре Чарльза рассосалась, а на груди появилось большое родимое пятно или шрам, которого там раньше не было. Увидев эту отметину, Виллет стал подумывать, не подвергся ли юноша операции, производимой на сборищах сатанистов в диких и уединенных местах, в результате которой на теле появляется так называемый «ведьмин знак». Доктор припомнил одну из записей о салемских ведьмах, которую ему показывал Чарльз еще тогда, когда не хранил в тайне свои находки. В ней говорилось следующее: «Мистер Г. Б. сообщает, что в ту Ночь Дьявол пометил своим Знаком Бриджит С., Джонатана А., Саймона О., Деливеренс В., Джозефа К., Сьюзен П., Мехитейбл К. и Дебору В.». Само по себе лицо молодого Варда вызывало у доктора безотчетный страх, и в один прекрасный день он осознал причину этого. Над правым глазом юноши появилась какая-то неровность, ранее отсутствовавшая: небольшой шрам или углубление, точно такое же, как на старом портрете Джозефа Карвена, – возможно, след какого-нибудь ритуального надреза или укола, произведенного Чарльзом Вардом на определенной стадии магических изысканий, как в свое время поступил и Джозеф Карвен.

Случай Чарльза Варда поставил в тупик врачей лечебницы; тем не менее велось тщательное наблюдение за корреспонденцией, адресованной как ему, так и доктору Аллену. Мистер Вард распорядился переправлять все письма прямо к нему. Впрочем, доктор Виллет был заранее убежден, что эти меры не дадут существенных результатов, ибо все действительно важное Аллен наверняка передавал через посланцев. Однако в конце марта пришло письмо из Праги, которое заставило мистера Варда и доктора серьезно задуматься. Написанное старинными угловатыми буквами, оно изобиловало теми же странными архаизмами, какие употреблял в своей речи молодой Вард. Вот содержание письма:

Кляйнштрассе 11,

Альтштадт, Прага,

11-го дня месяца февраля 1928 года

Брат мой в Альмонсине-Метратоне!

Сего дня получил уведомление Ваше касательно того, что возродилось из золы, посланной мною. Сия ошибка означает со всей ясностью, что надгробья были переставлены, когда Барнабус доставил мне сей Образец. Такое случается весьма часто, как Вы должны были заключить по Вещи, что получили из Королевской Усыпальницы в году 1769, памятуя также о Вещи, добытой Х. в году 1690 с Кладбища в Олдбери-Пойнт, что едва его не погубило. Нечто подобное получил я в землях Египетских тому назад 75 лет, откуда и происходит Шрам, замеченный Мальчишкой на моем теле в году 1924. Как и много лет назад, снова говорю вам: не вызывайте То, что не сможете одолеть из мертвой Золы, равно как и из внешних Сфер. Держите постоянно наготове Слова, потребные для того, чтобы вернуть нечто в небытие, и немедленно остановитесь, если появится хотя бы малейшее сомнение относительно того, КТО перед вами. Надгробья переставлены уже в 9 случаях из 10. Пока не выяснишь досконально, нельзя быть уверенным. Сего дня слышал я известие о Х., у которого случилось несогласие с Солдатами. Думаю, он горько жалеет, что Трансильвания перешла от Венгрии к Румынии, и сменил бы местожительство, если бы Замок не был полон Тем, что Нам с Вами известно. Впрочем, о сем предмете он, без сомнения, уже отписал Вам. В следующей моей Посылке будет кое-что из содержимого Восточного Кургана; надеюсь, это доставит Вам немалую радость. Тем временем не забывайте, что я имею сильное желание получить Б.Ф.; не сможете ли добыть его для меня? Дж. из Филадельфии Вам известен лучше, чем мне. Предоставляю Вам взять его первым, но не используйте его с чрезмерным усердием, чтобы он не стал проявлять Упорство, ибо в конце я тоже намерен говорить с ним.

Йог-Сотот Неблод Зин

Саймон О.

Мистеру Дж. К.

в Провиденсе.

Мистер Вард и доктор Виллет не знали, что и думать об этом послании, носящем явные следы безумия его автора. Только со временем проникли они в суть странного документа. Значило ли это, что душой изысканий, которые велись в Потаксете, был не Чарльз Вард, а отсутствующий ныне доктор Аллен? Это могло объяснить многие казавшиеся дикими и безумными заявления, содержащиеся в последнем, написанном в лихорадочном возбуждении, письме юноши. Почему корреспондент называет странного бородатого человека в темных очках не Алленом, а «Дж. К.»? Единственное объяснение, напрашивавшееся при этом, казалось слишком невероятным. Кто такой «Саймон О.»? Некий невероятно старый человек, которого Чарльз Вард посетил в Праге четыре года назад? Не исключено, хотя полтора столетия назад существовал еще один Саймон О.: Саймон Орн, он же Джедедия из Салема, исчезнувший бесследно в 1771 году. Более того: характерный почерк «Саймона О.» из Праги доктор Виллет признал идентичным тому, которым были написаны формулы Орна на фотокопии старинного документа, однажды показанной ему Чарльзом Вардом. Какие запретные тайны, какие жуткие извращения законов природы вновь, спустя полтора столетия, пробудились в старом Провиденсе, дотоле мирно дремавшем под сенью своих куполов и остроконечных крыш?

Озадаченный мистер Вард в сопровождении доктора Виллета отправился в лечебницу, где они со всей возможной деликатностью стали расспрашивать Чарльза о докторе Аллене, о путешествии в Прагу и о том, что было ему известно о Саймоне или Джедедии Орне из Салема. На все это молодой человек с вежливо-безразличным видом, произнося фразы все тем же лающим хриплым шепотом, отвечал, что привлек к своим исследованиям доктора Аллена для того, чтобы иметь как можно более тесную спиритическую связь с духами определенных людей, вызывая их из прошлого, и что пражский корреспондент доктора Аллена, должно быть, обладает аналогичным даром. Покидая Чарльза, раздосадованные Виллет и Вард осознали, что на самом деле именно их подвергли тщательному допросу: изолированный от мира пациент психушки очень ловко вытянул из них всю информацию, содержавшуюся в письме из Праги.

Доктора Пек, Войт и Лайман не были склонны придавать большое значение этому странному посланию коллеги молодого Варда; они знали, что подобные люди, особенно если они охвачены одной и той же манией, стремятся контактировать друг с другом. Доктора считали, что Чарльз или Аллен просто-напросто разыскали какого-нибудь эмигранта, который, вероятно, когда-то видел почерк Орна и старался теперь как можно тщательнее скопировать его, пытаясь представить себя воплощением давно умершего человека. Возможно, таким же был и сам Аллен, заставивший молодого Варда признать себя аватарой^[63] Джозефа Карвена, который скончался полтора века назад. Подобные случаи мании были известными и прежде, на каковом основании врачи отмахнулись от гипотез доктора Виллета, проявлявшего все большее беспокойство по поводу нынешнего почерка Чарльза Варда, о котором он мог судить по нескольким образцам, добытым с помощью различных уловок. Виллет наконец вспомнил, где ему попадался похожий почерк, – больше всего он напоминал руку старого Джозефа Карвена. Однако приезжие знаменитости считали изменившийся почерк новой фазой подражания, что и следовало ожидать при маниакальном состоянии подобного вида, и отказывались придавать этому факту какое-либо иное значение. Не встретив понимания у своих коллег, Виллет посоветовал мистеру Варду оставить у себя письмо, которое пришло второго апреля из местечка Ракус в Трансильвании на имя доктора Аллена. Адрес был написан почерком, столь схожим с шифрованным манускриптом Хатчинсона, что изумленные мистер Вард и доктор не сразу решились вскрыть конверт. В письме говорилось:

Замок Ференци, 7 марта 1928 года.

Дражайший друг К.

В Замке побывал отряд Милиции в двадцать человек числом. Стремились выведать, есть ли правда в том, что болтают местные поселяне. Следует лучше хранить Тайну, дабы не допустить распространения Слухов. Эти проклятые румыны сильно докучают мне, ибо ведут себя как важные чиновники и чванятся; мадьяр же всегда можно было расположить к себе добрым вином и угощением. В прошлом месяце М. достал мне Саркофаг Пяти Сфинксов из Акрополя, где обещал пребывать Тот, Кого я вызвал, и я имел три Беседы с Тем, Кто был Внутри. Он отбыл в Прагу прямо к С. О., а оттуда направится к вам. Он упрямится, но Вы знаете, как управляться с подобными. Поистине, Вы проявили Мудрость, держа таковых в меньшем количестве, нежели ранее, ведь теперь нет необходимости держать Стражей наготове, и будет меньше найдено в случае Неприятностей, как вам слишком хорошо известно. Вы можете переехать в иное место и работать там, не подвергаясь опасности, хотя я питаю надежду, что ныне Никто не заставит Вас предпринять такой шаг, чреватый многими трудами.

Я весьма доволен, что Вы реже общаетесь с Теми, что обитают Вне Нашего Мира, ибо в этом всегда таилась смертельная опасность. Вы сами знаете, что произошло, когда Вы попросили Защиты у одного из Них, не расположенного снисходить к этой просьбе. Вы превосходите меня в искусстве составлять формулы таким образом, что произносить их успешно сможет другой; однако Бореллий утверждает, что главное – найти верные Слова. Часто ли употребляет их Мальчишка? Искренне сожалею, что он начинает проявлять Непослушание и Строптивость. Впрочем, я опасался этого, когда он гостил у меня здесь целых пятнадцать месяцев. Но известно мне, что Вы отменно с ним управляетесь. Вы не можете повергнуть его с помощью формул, ибо они оказывают действие лишь на тех, кто вызван к жизни из Золы другими формулами, от тех отличными, но в Вашем распоряжении сильные Руки, Нож и Пистолет, и не составляет особого труда вырыть Могилу либо облить тело кислотой, дабы его уничтожить. О. сообщает, что Вы обещали ему Б. Ф. Я должен получить его следующим. Б. скоро прибудет к Вам и, надеюсь, поведает о Темном Существе из-под Мемфиса. Будьте осторожны с Тем, что вызываете к жизни, и берегитесь Мальчишки. Время приспело, через год к Вам могут явиться Легионы из Бездны, и тогда не будет пределов нашему Могуществу. Верьте моим словам, ибо Вы знаете О., да и я прожил на 150 лет дольше Вашего и имел больше времени на изучение сих Материй.

Нефрен-Ка наи Хадот Эдв. Х.

Дж. Карвену, эсквайру,

Провиденс.

Виллет и мистер Вард не стали показывать это письмо психиатрам, однако не преминули предпринять определенные самостоятельные шаги. Все ученые рассуждения, все доводы современной науки были бессильны опровергнуть тот факт, что доктор Аллен, щеголявший явно фальшивой бородой и никогда не снимавший черных очков, которого Вард в своем паническом письме представил как некую чудовищную угрозу, поддерживал постоянную связь с двумя загадочными и опасными личностями.

Этих людей Вард посетил во время своих странствий; эти люди утверждали, что являются салемскими коллегами Карвена или же их аватарами. Без сомнения, Аллен рассматривал себя как воплощение самого Джозефа Карвена и намеревался осуществить (во всяком случае, к этому его постоянно побуждали сообщники) некий зловещий план относительно «мальчишки», под каковым почти наверняка подразумевался Чарльз Вард. Налицо был некий чудовищный заговор, главой которого являлся доктор Аллен. По счастью, Чарльз находился в лечебнице, где ему ничто не угрожало. Мистер Вард, не теряя времени, нанял детективов, дав им задание разузнать как можно больше о загадочном бородатом «докторе»: выяснить, когда именно он явился в Потаксет, что думают о нем местные жители, и, если возможно, установить его нынешнее местопребывание. Передав детективам один из ключей от дома в Потаксете, взятый у Чарльза, мистер Вард попросил тщательно осмотреть комнату, которую ранее занимал Аллен, и попытаться добыть какие-нибудь улики, наводящие на след «доктора». Вард инструктировал детективов в старой библиотеке Чарльза, и эти люди с облегчением вздохнули, покинув помещение, где им было явно не по себе. Возможно, на детективов произвело впечатление то, что они услышали о недоброй памяти старом колдуне, чей портрет еще недавно украшал панель над камином, а быть может, дело было в самой тамошней атмосфере. Так или иначе, им казалось, будто они надышались ядовитых миазмов, как будто исходивших от резного камина и временами сгущавшихся в физически ощутимую эманацию зла.