Глава 2

Граф Дорес пристально смотрел на раскачивающийся и медленно приближающийся порт. Он улыбался. Увидев эту улыбку утром, старый лакей графа испугался до смерти. Он знал, что улыбающийся граф – это к страшной беде. А тот, как назло, улыбался загадочно и всё утро напролёт. Лакей вспомнил все свои возможные оплошности и даже задал графу, очень аккуратно, пару наводящих вопросов и, только после того как тот невнимательно отмахнулся, понял: нужно быть осторожным, раз хозяин в таком состоянии, но серьёзной опасности именно для него сейчас нет.

За эти три месяца плавания лакей ужасно устал. Дорес, который и раньше был агрессивным и придирчивым, просто свихнулся…

Он помешался, перевернул с ног на голову весь уклад жизни. Он каждый день придумывал новые жуткие задания для измученного слуги, и когда тот их не исполнял, грозил скормить его рыбам. И один раз чуть было не сделал это – в порыве гнева граф выкинул старика за борт, но через несколько секунд одумался и велел выловить лакея из воды. Слуга понимал, что хозяину не хотелось самому делать грязную работу… Потому сейчас, когда их корабль приближался к восточному порту Острова Дракона, слуга выполнял свои обязанности всё усерднее и усерднее. Он понимал –  чем ближе они к родной стране, тем сильнее падает его ценность в глазах графа – ведь там, на берегу, полно́ слуг, ему найдут замену за полчаса.

– Хозяин, завтрак готов! – гаркнул слуга в могучую спину графа.

Любой мало-мальски нормальный человек прыгнул бы за борт от внезапного крика глуховатого старика. Любой, но не граф Дорес. Он царственно и неспешно развернулся и снова улыбнулся, да так мило, что у слуги начали отниматься ноги.

– Какой к чертям свиньим завтрак, вурдолачье отродье? – пропел Дорес ласковым басом, – ты не видишь порта за кормой? Или ты так стар, что и без того небольшой разум уже покинул тебя и возвращается лишь на время после купания?

Ноги у старика вовсе отказали, и он медленно осел на мотки верёвок, уместно оказавшийся позади.

– Но хозяин… вы же просили завтрак… вчера.

– Конечно, просил, свиной ты сын! Для иноземки, чтобы она не издохла ещё до визита к королю…

– А как же вы хозяин? Не станете завтракать?

– Старик, если иноземка через десять минут не будет сыта… – продекламировал граф, – то ты сам станешь завтраком для портовых собак!

Лакей выпучил глаза и покатился с кучи верёвок набок, а затем вскочил на четвереньки, и что-то дико урча, пополз прочь. Граф громко и восторженно захохотал. Он хохотал самозабвенно, с шумными вдохами и слезами. Теперь уже все хорошо поняли, что его сегодня лучше не раздражать. Все кроме Василины.

Да. Чёртова Василина. Она-то и была причиной этой улыбки графа. Таинственная иноземка занимала все его мысли последние несколько месяцев… Причём в тот день, когда она впервые встретилась с ним и попросила скрытно увезти её из фуринских земель, граф не понимал, как именно это ему пригодится. Но сейчас, возвращая в родной порт сильнейший боевой корабль короны, граф знал нечто ошеломительное. Он глядел на копошащихся у причала людей и мысленно себе аплодировал. Он улыбался. Это был его звёздный час. Он не раз доказывал свою высочайшую преданность короне. Он –  граф Дорес, которого итак называли Чёрным Медведем Драконьего Короля за его огромный рост и опасный нрав… Могучий и практически не убиваемый –  по мнению немногих выживших врагов –  Дорес. Именно он ступит сейчас на трап, который укладывают на швартующийся корабль, имея в рукаве (или точнее, в трюме) невероятный козырь, способный перевернуть весь ход политической игры государств материка… Чёртова иноземка уже завтра вечером будет у короля Ленарда, и это значит, что двухлетняя экспедиция графа не прошла напрасно!

– Да! – рявкнул он взошедшему на трап глашатаю, совершенно не слушая, что тот вопит ему прямо в лицо, попутно пихнув его в сторону. Навстречу графу по трапу взлетели один за другим три солдата с мечами наголо, но и они полетели в стороны как кегли. Граф огромными шагами ступил на пристань, и лишь упёршись невидящим взором в маслянистые глаза заплывшего жиром лорда Пактоши, остановился и… только тогда до его разума долетели слова, покалеченного им глашатая:

– Прежде чем ступить на земли Драконьего Острова, вы должны присягнуть в верности Королю Леопольду Прекрасному!

Граф уставил отупевший взгляд в бормочущего что-то Пактоши… до сознания с трудом доходило то, что сейчас произошло. Он не очень-то учтиво повернулся спиной к распинающемуся в притворных любезностях лорду и обратился к глашатаю, который уже ковылял к нему, корчась от боли и смущения:

– Чёртовы дети стыда, – прорычал граф, – Леопольду какому? Прекрасному? Я не ослышался?

– Д… да… присягнуть в верности Леопольду П-прекрасному, – пролепетал глашатай.

– Что с королём Ленардом? – граф побагровел и даже стал как будто на голову выше, чем раньше. К смущению и ноющим от падения рёбрам глашатая добавился страх за свою жизнь. Бравые солдаты, окружавшие графа плотным кольцом, как по команде отступили на три шага, а лорд Пактоши ещё секунду назад что-то лепетавший за спиной Дореса, просто растворился в воздухе.

– Король у… у-у-умер… от у-у-удара… п-п-прошлой весной.

– Чё-о-о-о-рт… прошлой весной, – почти прошептал явно ошарашенный этим известием граф. Его оглушённый вид несколько приободрил совсем было струхнувшего посланника короны:

– Да, ваша светлость, – подтвердил он уже менее официально, – и нынче правит Леопольд Прекрасный.

– Боги грома… но царевич Лерис… он же был старшим наследником…

– Погиб чуть более года назад на охоте.

– Не может быть, – взгляд Дореса наполнялся одновременно ужасом и гневом, – но юный Лемарт, он же жив?

– Скончался три месяца назад от простуды… и…

– Простуды-ы-ы-ы-ы-ы??? – Дорес взревел так, что задрожали стёкла портового трактира и загудел в унисон корабельный колокол.

Он схватил глашатая за отвороты мундира и приподнял его над землёй, очень смутно представляя, что он с ним сейчас сделает. И он бы точно сделал что-то плохое. И бедный глашатай не вернулся бы сегодня домой и не обнял жену и не поцеловал малышей, если бы четыре заботливые руки не ухватили за локти самого́ графа. Конечно, четырёх, пусть и самых крепких в королевстве рук, было мало, чтобы утихомирить разъярённого Дореса, и нашлась пятая заботливая рука, нежно охватившая его чем-то твёрдым и тяжёлым по самому затылку.

Хватка графа ослабела, глаза закатились. Заботливые руки подхватили огромное тело, а после была темнота и смутные голоса…

Голоса спорили, потом смеялись и снова спорили, графу в этом мутном и тягучем кошмаре нужно было куда-то бежать, но он почему-то не мог – руки и ноги совершенно не слушались. Смутная тревога гналась за ним по тёмным коридорам незнакомого подземелья, населённого странной формы тенями, пока звуки не начали нарастать и становиться чётче. Графу показалось, что он, как будто поднимается на поверхность озера с огромной глубины. И вместе с нарастающим и всё более чёткими звуками нарастала и становилась всё чётче боль. И вдруг он увидел портрет.

– Дьявол ряженый, – вскричал граф и открыл глаза. Вокруг была темнота, голова болела, конечности затекли. Он попытался пошевелиться и понял, что руки и ноги его крепко стянуты ремнями, а глаза завязаны.

– Смотри, кажись очнулся ревун-то наш, – погудел низкий зычный голос, – опять кряхтит что-то и ворочается.

– Сейчас мы на него посмотрим, – ответил тенор, – потерпи милый граф, сейчас мы тебя освободим… наверное, – граф отметил, что хорошо знает этот голос.

– Думаешь его уже можно развязывать? – снова пробубнил бас.

– А мы проверим, а-ха-ха-ха – засмеялся тенор, – это всё тот же старый добрый Дорес, разве ты не помнишь, Румос, что он всегда был нахальным и вспыльчивым грубияном, скорым на всяческие расправы?

– Как тут не помнить, Марк! Будем развязывать? – Голова графа гудела, и он давно не был дома, но эти имена: Румос… Марк…

– Марк? – взревел граф настолько, насколько позволяло скрюченное тело, – это ты, чёртов толстяк? Ты снова лупил меня по голове, свиний сын? Ошалевший фанатик! Когда я встречу дьявола лично, то попрошу подготовить тебе самую жаркую печь и самые острые ножи! Только развяжи меня, и я сам тебя поджарю, я тебя… – граф задохнулся, ему тяжело было кричать в такой позе, хотя явно было что сказать…

– Граф, как всегда, богохульствует, – довольно прогудел брат Румос.

– Он весь просто состоит из богохульств, – подтвердил Марк, – воплощение богохульства.

– Во всём королевстве никто так не умеет.

– Развяжите меня немедленно, чёртовы отродья, – просипел граф, говорить ему было всё тяжелее.

– Только если пообещаешь вести себя смирно, – проворковал Марк уже над самым его ухом.

– Чёрта с два! Я пообещаю придушить тебя твоим же кушаком…

– Ну граф, – Марк говорил, как мамаша, убеждающая капризного малыша съесть ещё каши, – будь разумнее! Все три раза, что я бил тебя по голове – и нынешний не исключение – были только ради твоей пользы! Где бы ты сейчас был, зверски убив глашатая нового короля, который, кстати сказать, тебя и так недолюбливает?

– У нас с ним это очень взаимно, – прошипел Дорес.

– Вот именно, – резюмировал Марк, – на эшафоте!

– Развяжи, я обещаю, что ты выживешь, – попробовал съязвить граф.

– А-ха-ха, не-е-е-ет милый граф, ты должен вести себя хорошо! И не только сейчас, но и впредь!

– Ладно, – тяжело дыша, выдавил граф.

– То-то и оно, – пролепетал где-то сзади Марк, и Дорес почувствовал, как он возится с ремнями. Сначала освободились кисти, а затем предплечья. По ним, покалывая и обжигая, хлынула кровь…

– Румос, помоги же – ремней много.

– Угум, – гуднул тот и Дорес ощутил, как кровь начала заливать ноги, а затем его резко подняли его в вертикальное положение. Голова у графа закружилась, с глаз его сорвали чёрную повязку и он на несколько секунд ослеп.

Дорес зажмурился и прижал непослушные руки к лицу. Когда он открыл глаза, то понял, что находится в монастырской келье. Из всей обстановки вокруг были лишь стол с одной свечой, три стула и… портрет Леопольда Прекрасного.

– А-а-а, любуешься их высочеством, – раздался сзади голос Марка, – ещё успеешь! Он теперь в каждом доме – такие правила!

Граф медленно повернулся и увидел Марка. Тот за время отсутствия Дореса не изменился – необъятный человек-гора в своём чёрном облачении и всё с той же непреходящей ухмылкой на небритой физиономии.

Графа снова обуяла ярость. Он рванул к нему на едва слушающихся ногах, и всё равно быстрый, как пантера, схватил аббата за бесформенную рясу и с глухим низким шлепком вдавил в каменную стену крупное тело:

– Ка-а-а-ак? Ка-а-ак вы это позволили, недоноски? – рычал ему прямо в чёрную щетину дрожащий от гнева граф, – почему вы всё это допустили…

– Граф, кха-ха-ха, граф, ну по́лно же, кха-ха-ха, – кряхтел пригвождённый к стене монах, – ну мне право неудобно отвечать на эти вопросы в таком неловком положении, кхе-кхе…

Дорес отпустил его и отвернулся. Из тёмного угла кельи на него весело смотрел здоровый лысый детина, который, судя по всему, должен быть Румосом.

– Ка-а-а-ак? – снова прошептал Дорес.

– Садись, – Марк указал ему на стул, – потолкуем с тобой. Нам очень многое с тобой нужно теперь обсудить. Брат Румос, подготовь комнату для нашего гостя. Тот послушно удалился. Дорес сел:

– Зачем вы меня связали?

– Зачем… Ты очень некрасиво и притом весьма публично говорил о новом короле. У нас сейчас не принято такое. Оттуда у тебя было лишь два пути. Один из них прямиком на эшафот, а второй зарезервировали для тебя мы.

– Не понимаю, о чём ты?

– Многое изменилось за этот год. Я сказал солдатам, что в далёких землях тебя могли проклясть… или в тебя мог вселиться демон… одним словом, ты, очевидно, одержим, и только поэтому не проявляешь свою глубокую любовь и искреннюю приверженность нашему прекрасному королю. Мы взялись излечить одурманившие тебя чары… если не получится… то на эшафоте, э-хе-хе, – хихикнул Марк, – быть нам с тобой обоим.

– Свиньи черти, – выдохнул Дорес.

– Да… так что присяга тебя ещё ждёт. Что ты исправишь без головы?

– Ты, как всегда, прав, старый прохвост, – теперь граф понимал, что происходило на пристани… и что там делал чёртов жирдяй Пактоши, – сколько я был без сознания? Что успело произойти?

– Хех, узнаю́ старого графа – сразу к делу! Как и в прошлые разы, ты был в мире грёз чуть более получаса. Но на этот раз мы успели гораздо больше – связать тебя как бесноватого, договориться с солдатами и притащить тебя сюда, а ты, надо признать, тяжёлый как горный медведь.

– Договорились с солдатами насчёт чего?

– Только насчёт тебя.

– Что с моими людьми? Что с иноземкой?

– Твои люди присягнули Леопольду, иноземку Пактоши повёз к королю.

– Чёртов выродок, – сплюнул граф.

– Да-а-а, – задумчиво протянул Марк, – он, конечно, подумал, что