Он возле трупа ходил, словно лев, свою мощь сознающий,
Пику вперед выставляя и щит, во все стороны равный,
Голосом страшным убить угрожая того, кто посмеет
Выйти навстречу. Но камень схватил Диомед многомощный –
Тяжесть великую! Двое его понести не смогли бы
Ныне живущих людей; но легко им махал и один он.
Камнем таким поразил он Энея в бедро, где головка
Входит в сустав тазовой, именуемый иначе чашкой.
Чашку удар раздробил, сухожилия оба порвавши;
Также и кожу тот камень зубристый сорвал у героя.
Он на колено упал и стоял, опираясь о землю
Крепкой рукой. И глаза его черная ночь осенила.
Тут бы погиб неизбежно Эней предводитель народа,
Если б остро́ не следила за всем Афродита богиня,
Мать, что когда-то его родила волопасу Анхизу.
Бережно белые локти вкруг милого сына обвивши,
Спереди складкою пеплос блестящий пред ним распростерла,
Кроя от копий и стрел, чтоб какой-нибудь конник данайский,
Грудь ему медью пронзивши, души у него не исторгнул.
Так выносила богиня Энея из битвы кровавой.
Сын Капанея Сфенел между тем не забыл приказаний,
Только что данных ему Диомедом могучеголосым:
Однокопытных своих лошадей он поставил подальше
От бушевавшего боя и, вожжи к скобе привязавши,
Бросился быстро к коням пышногривым героя Энея,
Их отогнал от троянцев к красивопоножным ахейцам
И передал Деипилу, товарищу, с кем наиболе
Был он из сверстников дружен и в мыслях всех ближе сходился,
Чтобы к судам крутобоким коней отогнал он. Герой же
На колесницу взошел и, схвативши блестящие вожжи,
Быстро погнал к Диомеду коней своих крепкокопытных.
Сын же Тидея Киприду преследовал гибельной медью:
Знал, что она не из мощных божеств, не такая богиня,
Что боевыми делами людей заправляет на войнах,
Не Энио, города разносящая в прах, не Афина.
Скоро богиню догнал, прорываясь сквозь толпы густые,
Сын многомощный Тидея и острую пику наставил,
И налетел, и ударил ей медью блестящею в руку
Слабую. Пеплос бессмертный, самими Харитами тканный,
Медная пика пронзила и около кисти рассекла
Кожу. Ручьем заструилась бессмертная кровь у богини, –
Влага, которая в жилах течет у богов всеблаженных:
Хлеба они не едят, не вкушают вина, потому-то
Крови и нет в них, и люди бессмертными их называют.
Вскрикнула громко богиня и бросила на землю сына.
На руки быстро его подхватил Аполлон дальновержец.
Облаком черным закрыв, чтоб какой-нибудь конник данайский
Медью груди у него не пронзил и души не исторгнул.
Громко могучеголосый Тидид закричал Афродите:
«Скройся, Зевесова дочь! Удались от войны и убийства!
Иль не довольно тебе, что бессильных ты жен обольщаешь?
Хочешь и в битвы мешаться? Вперед, полагаю я, в ужас
Битва тебя приведет, лишь услышишь ее издалека!»
Так он сказал. Удалилась она, вне себя от страданья.
В болях ужасных Ирида ее увела из сраженья,
За руку взяв. Почернело от крови прекрасное тело.
Слева от битвы нашла она буйного бога Ареса.
Там он сидел, подведя лошадей и копье прислонивши
К темному облаку. Пала она на колени пред братом
И умоляла его одолжить ей коней златосбруйных:
«Дай мне твоих лошадей, помоги мне, о брат дорогой мой,
Чтобы могла я достигнуть Олимпа, жилища бессмертных.
Слишком я стражду от раны, мне смертным сейчас нанесенной,
Сыном Тидея, который и с Зевсом готов бы сразиться».
Так говорила. И отдал Apec ей коней златосбруйных.
Милым печалуясь сердцем, она поднялась в колесницу;
С ней поднялася Ирида и, вожжи руками забравши,
Коней стегнула бичом. Полетели послушные кони.
Быстро достигли жилища богов на Олимпе высоком.
Там удержала коней ветроногая вестница Зевса,
Их отпрягла от ярма и амвросии бросила в пищу.
Пала Киприда, сойдя с колесницы, в колени Дионы,
Матери милой. В объятья Диона ее заключила,
Нежно ласкала рукой, называла и так говорила:
«Кто так неправо с тобой поступил из потомков Урана,
Дочь моя, словно бы зло ты какое открыто свершила?»
И отвечала улыбколюбивая ей Афродита:
«Ранил меня Диомед, предводитель надменный аргосцев, –
Ранил за то, что унесть я хотела из боя Энея,
Милого сына, который всех больше мне дорог на свете.
Нынче уже не троян и ахейцев свирепствует битва,
Нынче уже и с богами бессмертными бьются данайцы!»
Ей отвечала на это Диона, в богинях богиня:
«Милая дочь, потерпи и сдержись, как ни горестно сердцу!
Многим из нас, на Олимпе живущим, терпеть приходилось
От земнородных людей из-за распрей взаимных друг с другом.
Много Apec претерпел, как его Алоеевы дети
От с Эфиальтом^[36] могучим сковали крепчайшею сетью.
Скован, томился тринадцать он месяцев в бочке медяной.
Верно бы так и погиб там Apec, ненасытный войною,
Если бы мачеха их, Ерибея прекрасная, тайно
Не известила Гермеса. Гермес из темницы похитил
Уж изнемогшего в тяжких цепях, ослабевшего бога.
Много терпела и Гера в то время, как сын многомощный
Амфитриона^[37] стрелою трезубою в правую грудь ей
Метко попал. Несказанной терзалася болью богиня.
Даже Аид потерпел, меж богами ужасный, от раны,
Острой стрелой нанесенной все тем же Зевесовым сыном
Возле ворот средь умерших, и тяжкие муки изведал.
К зевсову дому отправился он на вершины Олимпа,
Сердцем печалясь, от боли страдая. В плече его мощном
Крепко сидела стрела роковая и мучила сердце.
Боль утоляющим средством осыпавши рану, Пэеон
Скоро его исцелил, не для смертной рожденного жизни.
Дерзкий, неистовый! Он, не страшась, совершал злодеянья,
Луком богам досаждал, на Олимпе великом живущим.
Этого ж против тебя подстрекнула Паллада-Афина.
Глупый! Сердцем не знает того Диомед дерзновенный,
Что краткожизненны люди, с богами посмевшие биться.
Не назовут его папой, не сядут к нему на колени
Дети, когда он с войны возвратится из битвы ужасной.
Пусть же подумает нынче Тидид, хоть и очень могуч он,
Как бы с ним кто-нибудь в бой не вступил, кто тебя посильнее,
Как бы Адрастова дочь, многоумная Эгиалея
Не разбудила домашних когда-нибудь воплем полночным
В скорби о муже законном, храбрейшем герое ахейском, –
Твердая духом жена Диомеда, смирителя коней».
Так говорила и влагу бессмертную вытерла с кисти.
Тяжкая боль унялась, и мгновенно рука исцелилась,
Все это видели Гера богиня с Палладой-Афиной.
Речью насмешливой стали они подстрекать Эгиоха.
Первою речь начала совоокая дева Афина:
«Зевс, мой отец, не рассердишься ты на слова, что скажу я?
Верно, какую-нибудь из ахеянок снова Киприда
Переманила к троянцам, ужасно ей милыми ставшим.
Не оцарапала ль, эту ахеянку нежно лаская,
Слабую руку свою золотою булавкой богиня?»
Так говорила. Отец и людей, и богов улыбнулся
И, подозвав золотую к себе Афродиту, сказал ей:
«Дочь моя, дело совсем не твое заниматься войною.
Лучше устраивай браки, – приятное самое дело!
Этими ж всеми делами займутся Apec и Афина».
Так меж собою вели разговоры бессмертные боги.
Громкоголосый Тидид между тем порывался к Энею,
Зная, что сам Аполлон свою руку над ним простирает.
Он не страшился и бога великого. Рвался душою
Смерти Энея предать и доспех его славный похитить.
Трижды бросался Тидид, умертвить порываясь Энея,
Трижды в блистающий щит ударял Аполлон Диомеда.
Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога,
Голосом страшным ему загремел Аполлон дальновержец:
«В разум приди, отступи и не думай равняться с богами,
Сын Тидеев! Подобными ввек не окажутся племя
Вечных богов и племя людей, по земле ходящих».
Так он сказал. И назад подался Диомед ненамного,
Гнева желая избегнуть далеко разящего Феба.
Феб-Аполлон же Энея, из яростной вынесши схватки,
В храме прекрасном своем положил, в Пергаме священном.
Сыну Анхиза в великом святилище том возвратили
Мощь и пригожесть Лето с Артемидою стрелолюбивой.
Создал обманчивый призрак меж тем Аполлон сребролукий,
Схожий с Энеем самим, совершенно в таких же доспехах.
Около призрака сшиблись фаланги троян и ахейцев.
И разбивали друг другу ударами кожи воловьи
Круглых тяжелых щитов и легких щитов окрыленных.
Феб-Аполлон обратился к Аресу, свирепому богу:
«Слушай, Apec, о Apec людобоец, твердынь сокрушитель,
Кровью залитый! Не сгонишь ли с поля ты этого мужа,
Сына Тидея, который готов и с Зевесом сразиться?
Прежде богине Киприде он руку поранил у кисти,
После и против меня устремился, похожий на бога».
Так произнесши, воссел Аполлон на высотах Пергама.
Грозный Apec же фаланги троян возбудить устремился,
Образ приняв Акаманта, вождя удалого фракийцев.
Крикнул он детям владыки Приама, питомцам Зевеса:
«Дети владыки Приама, вскормленные Зевсом великим!
Долго ль народ избивать вы позволите гордым ахейцам?
Может быть, ждете, чтоб к самым воротам они подступили?
Воин повержен, у нас почитавшийся так же, как Гектор, –
Великосердным Анхизом рожденный Эней знаменитый!
В бой же, вперед! И спасем благородного друга из свалки!»
Так говоря, возбуждал он и силу, и мужество в каждом.
К Гектору тут Сарпедон обратился с обидною речью:
«Гектор, куда у тебя подевалась бывалая храбрость?
Ты говорил, что один, без народов, без ратей союзных
Город спасешь, лишь с зятьями и братьями. Где ж твои братья?
Здесь ни единого я не могу ни найти, ни приметить.
Все, как собаки вкруг льва, трясутся от страха и мнутся.
Мы же сражаемся здесь, хоть всего лишь союзники ваши.
Также союзник и я, к вам пришедший совсем издалека,
Ибо Ликия моя и течения Ксанфа не близки.
Там я жену дорогую оставил, младенца-ребенка,
Много богатств, до которых жадны неимущие люди.
Все ж и при этом веду я ликийцев и сам в поединке
Рад сразиться с врагом, хоть и нет ничего здесь такого,
Что бы могли у меня увести иль унесть аргивяне.
Ты ж неподвижно стоишь и войскам не даешь приказаний
Не отступать пред врагом и за жен своих храбро сражаться.
Не оказаться бы всем вам, как будто попавшимся в петли
Всеуловляющей сети, – добычей врагов беспощадных!
Скоро погибнет тогда ваш прекрасно построенный город!
Должен ты был бы об этом заботиться денно и нощно,
Должен просить бы вождей многославных союзников ваших,
Чтоб помогли вам, и делом мой жесткий упрек опровергнуть!»
Гектора сердце глубоко кольнули слова Сарпедона.
Вмиг со своей колесницы в доспехах он спрыгнул на землю,
Острые копья колебля, пошел по широкому войску,
Всех возбуждая на бой. И возжег жесточайшую сечу.
Оборотившись назад, на ахейцев они налетели.
Те же, сомкнувши ряды, дожидались врагов не робея.
Так же, как ветер разносит при веяньи хлеба мякину
Всюду по гумнам священным, когда золотая Деметра
Под дуновеньем ветров от мякины зерно отделяет,
И от мякины все бело вокруг, – так тогда и ахейцы
Белыми стали от пыли, которую между бойцами
До многомедного неба вздымали копытами кони,
Перемешавшись друг с другом. Ворочали в бой их возницы.
Воины рук своих силу несли на врагов. Непроглядный
Сумрак разлил над сраженьем Apec, помогая троянцам,
Всюду с поддержкой спеша, исполняя приказ Аполлона,
Золотомечного Феба, который ему заповедал
Дух у троян возбуждать, лишь увидел, что с поля уходит
Дева Паллада-Афина, дававшая помощь данайцам.
Сам Аполлон же Энея из многобогатого храма
Вывел и силою грудь преисполнил владыки народов.
Между друзей появился Эней. И пришли они в радость,
Видя, что снова живой, невредимый, блистающий силой
Он перед ними стоит. Но спросить ни о чем не успели:
Труд их заботил иной, на который их звал Сребролукий
И людобоец Apec с ненасытною Распрей-Эридой.
Оба Аякса меж тем, Одиссей и Тидид многомощный
Ревностно в бой возбуждали данайцев. Однако данайцы
Сами ни силы троян не страшились, ни их нападенья.
Ждали, подобные тучам, которые Зевс молневержец,
В тихий, безветренный день на высокие горы надвинув,
Держит недвижно на месте в то время, как спит непробудно
Сила Борея и прочих ветров, что дыханием бурным
С шумом большим разгоняют тенистые тучи по небу.
Так ожидали данайцы троян неподвижно, без страха.
Сын же Атрея, ходя по рядам, отдавал приказанья:
«Будьте мужами, друзья, и возвысьтесь бестрепетным духом!
В схватках сражаясь могучих, стыдитеся друг перед другом.
Воинов, знающих стыд, спасается больше, чем гибнет,
А беглецы не находят ни славы себе, ни спасенья!»
Молвил и пику метнул, и ударил в переднего мужа,
Деикоонта, Пергасом рожденного, друга Энея.
Чтили троянцы его наравне с сыновьями Приама.
Был он проворен на то, чтоб сражаться средь самых передних.
Пикою в щит поразил его царь Агамемнон могучий;
Не задержал ее щит, но насквозь его медь пронизала,
Пояс пробила и в нижнюю часть живота угодила.
С шумом на землю он пал, и доспехи на нем зазвенели.
Двух тут Эней ниспровергнул храбрейших мужей меж данайцев,
Крефона и Орсилоха, рожденных на свет Диоклеем.
Жил Диоклей, их родитель, в красиво построенной Фере;
Благами жизни богатый, свой род от Алфея реки он
Вел, что широко теченья струит через землю пилосцев.
Этот Алфей Орсилоха родил, повелителя многих;
Тот Орсилох был отцом Диоклея, высокого духом;
Двух сыновей-близнецов произвел Диоклей знаменитый –
Крефона и Орсилоха, во всяческой битве искусных.
Оба они, возмужавши, на черных судах быстроходных
К Трое, богатой конями, с ахейскою ратью приплыли,
Славных Атрея сынов, Агамемнона и Менелая,
Честь защищая. Но смертный конец тут покрыл их обоих.
Словно два мощные льва, на вершинах возросшие горных,
В чаще дремучего леса вскормленные матерью-львицей,
Тучных овец и волов круторогих из стад похищая,
Опустошают людские дворы до поры, как и сами
Мертвыми лягут от рук человечьих под острою медью, –
Так и они, многомощным Энеем сраженные насмерть,
Рухнулись оба на землю, подобные соснам высоким.
Стало повергнутых жаль Менелаю, любимцу Ареса.
Выступил он из рядов, облеченный сияющей медью,
Острым копьем потрясая. Apec возбудил его храбрость
С тайною мыслью, что будет сражен он рукою Энея.
Но увидал его Несторов сын, Антилох благородный;
Выступил он из рядов, опасаясь, чтоб пастырь народов
Не пострадал и не сделал бы этим весь труд их напрасным.
И Менелай и Эней уж и руки, и острые копья
Друг поднимали на друга, пылая желаньем сразиться.
Вдруг близ Атрида, владыки племен, Антилох очутился,
Был хоть и быстр в нападеньи Эней, но подался обратно,
Видя, что рядом друг с другом два мужа его ожидают.
Эти же двое к ахейским рядам оттащили убитых,
В руки товарищам трупы обоих несчастных отдали,
Сами ж вернулись и стали сражаться меж самых передних.
Был Пилемен ими наземь повергнут, подобный Аресу,
Вождь щитоносных мужей-пафлагонцев, не знающих страха.
Этого мужа Атрид Менелай, знаменитый копейщик,
Пикой, стоявшего, сбил, поразивши его под ключицу.
Мидон, Атимниев сын, пилеменов возничий и спутник,
Был Антилохом сражен, как коней поворачивал к бегству.
В локоть он камнем ударил его. Из руки ослабевшей
Вожжи, слоновою костью блиставшие, наземь упали.
Прыгнул вперед Антилох и мечом по виску его грянул.
Мидон со вздохом тяжелым с прекрасной упал колесницы
В пыль придорожную вниз головою, на темя и плечи.
В очень глубокий песок он попал и стоял так, доколе
Кони, рванувшись, его не свалили на пыльную землю.
Коней стегнул Антилох и угнал их к ахейскому стану.
Гектор, обоих в рядах увидавши, на них устремился
С криком; за ним понеслись и фаланги могучих троянцев.
Ими начальствовал грозный Apec с Энио досточтимой.
Эта вела за собою смятенье бесстыдное в битве;
Тот же, в могучей руке потрясая огромную пику,
То перед Гектором шел впереди, то за Гектором следом.
В ужас пришел, увидавши Ареса, Тидид многомощный
И, как беспомощный путник, идущий широкой равниной,
Вдруг цепенеет пред быстрой рекою, впадающей в море,
Видя шумящую пену, и робко назад убегает, –
Так же тогда Диомед отшатнулся и крикнул народу:
«Можно ль тому удивляться, друзья, что божественный Гектор
Так в копьеборстве искусен и так безбоязнен в сраженьях?