Глава 6

В этом то-ли-офисе-то-ли-трейлере было нечем дышать. Я сидела и смотрела на мистера Делла Дьюка.

У него была удивительно круглая голова. Вообще у большинства людей головы вытянутые. Форма, приближенная к сферической, встречается очень-очень редко.

Этот грузный бородатый человек с кустистыми бровями и хитрыми глазками оказался исключением.

Волосы у него были густые и курчавые, а кожа – красноватого оттенка, и я решила, что, наверное, кто-то из его предков жил на Средиземном море.

У жителей средиземноморских стран очень интересный рацион.

Как доказали многочисленные исследователи, сочетание оливкового масла, разнообразных фруктов и козьего сыра с добавлением значительного количества рыбы и мяса способствует долголетию.

Правда, мистер Делл Дьюк не походил на особо здорового человека.

По-моему, он слишком мало занимался спортом. Из-под просторной рубашки выпирало изрядное брюшко.

А ведь избыточный вес в районе талии гораздо опаснее лишних килограммов на заду.

Конечно, в рамках современной культуры мужчина с большим задом считается менее привлекательным, нежели мужчина с брюшком, однако с эволюционной точки зрения это абсолютная ахинея.

Вот бы узнать, какое у него давление.

Первым делом он сказал, что не собирается обсуждать результаты того мониторинга.

Но потом только о них и говорил.

Я отмалчивалась и ничего не отвечала.

Поэтому он говорил еще больше.

Ни о чем.

В маленьком захламленном кабинете было очень жарко, и, глядя на психолога, я заметила, что он обливается потом.

У него даже борода начала намокать.

Он говорил все громче и громче. При каждом слове в уголках рта появлялись капельки слюны.

Вроде белой пены.

На столе у мистера Делла Дьюка стояла большая банка с конфетами.

Мне он не предложил.

Я не ем конфет, а вот он – наверняка.

Я подумала, что, наверное, он держит конфеты на столе, чтобы все думали, что это для детей, а на самом деле тайком объедается ими сам.

Я прикинула, сколько примерно конфет в банке.

Объем одной конфетки составляет h(π)(d/2)² = 2 см × 3(1,5 см/2)² = 3,375, или 27/8 кубического сантиметра.

Правда, конфеты на самом деле имеют неправильную форму и настоящими цилиндрами не являются.

Так что подсчет вышел неточный.

Лучше бы я сосчитала их по 7 – было бы веселее.

Я не сказала родителям, что меня вызывала директриса Экзема.

И что меня отправили к школьному надзирателю или вроде того по имени Делл Дьюк – тоже не сказала.

Не знаю почему.

Это ведь они решили перевести меня в другую школу, и я хотела, чтобы они думали, что все идет хорошо.

Или хотя бы неплохо.

Так или иначе, я обманула их доверие.

От этого мне было не по себе.

Если верить тому, что пишут в книгах, в средней школе ребенок начинает эмоционально отделяться от родителей. Наверное, ложь – вполне достойное начало процесса.

И все равно меня тошнило, словно я съела какую-то гадость. Жгучее чувство поднималось из желудка вверх и затапливало горло.

Я чувствовала горечь всякий раз, когда сглатывала.

Родители ничего не знали о скандале с мониторингом, потому что я уничтожила все улики.

На домашнем автоответчике было записано сообщение из школы, но я его стерла. Это было нетрудно, потому что родители всегда забывают проверить автоответчик.

Проявив недюжинное коварство, я взломала мамину почту и сама ответила на письмо директрисы, сообщавшей, что я направлена к школьному психологу.

Неудивительно, что теперь меня тошнит. Сама виновата, придется терпеть.

Круглоголовый не-то-психолог-не-то-надзиратель наконец умолк. Устал.

Он скрестил руки поверх шарообразного живота, словно защищаясь, а потом, после некоторого молчания и потения (с обеих сторон), выдвинул предложение:

– Давай я буду говорить слово, а ты говори первое, что придет тебе в голову после этого. Не воспринимай то, что я говорю, как вопрос – это не вопрос. Постарайся отвечать быстро.

Он длинно втянул воздух и добавил:

– Представь себе, что это такая игра.

Делл Дьюк не знал, насколько ограничен мой опыт в области игр.

Правда, я успела понять, что соревновательный дух во мне удивительно силен.

Впервые с того момента, как я вошла в эту комнату, я ощутила легкий интерес.

Мистер Дьюк хотел поиграть в слова. Я была уверена, что в шахматы обыграла бы его в шесть ходов. Правда, я играю в шахматы только с компьютером, и нечасто, потому что некоторые игры, и шахматы в том числе, страшно затягивают.

Уж я-то знаю.

Как-то раз я играла двадцать часов подряд и в конце уже демонстрировала признаки легкого психоза.

Мистер Делл Дьюк наклонился вперед и театрально произнес:

– Шоколад.

Я интересовалась полезными свойствами шоколада, поэтому ответила:

– Антиоксидант.

Он притопнул ногой, словно нажимая на газ в машине, и сказал:

– Пианино.

Я ответила:

– Концерт.

Накануне в школьном холле я слышала, как кто-то из школьников крикнул компании мальчишек: «Играем!»

Мне тоже захотелось крикнуть «играем», но я решила, что это будет неуместно.

Мистер Делл Дьюк пытался записывать свои вопросы и мои ответы, но не успевал.

В конце концов он бросил это занятие, и мы стали играть просто так.

Он сказал «пространство». Я ответила «время».

Он сказал «темный». Я ответила «материя».

Он сказал «большой». Я ответила «взрыв».

Он сказал «авто». Я ответила «биография».

Он сказал «мышь». Я ответила «беспроводная».

Он сказал «белое». Я ответила «тельце».

Он сказал «солнечный». Я ответила «батарея».

Он сказал «семечко». Я ответила «зародыш».

Он сказал «пир».

Я ответила «3,14159265358979323846264338327».

Правда, я сказала это очень-очень-очень быстро и остановилась на второй семерке – конечно, ведь это же моя любимая цифра.

Мистер Делл Дьюк воскликнул во весь голос:

– Ну что ты за зверушка!

Я испугалась.

Я не люблю, когда шумят. Я долго молчала, но потом собралась с духом и ответила.

Я сказала:

– Лемур.

Тут глаза у него на мгновение округлились от изумления, и он пробормотал себе под нос:

– У лемуров в стае верховодят самки.

Он был совершенно прав.

В случае, если в группе происходит конфликт, самки разрешают его силой. Поэтому главная самка получает лучшую пищу и первая выбирает, где будет спать.

Я посмотрела на него повнимательней.

Далеко не все знают, что лемуры – это приматы, обитающие исключительно на острове Мадагаскар.

Может быть, этот человек не такое бревно, как мне сначала показалось.

Он обеими руками взъерошил свою курчавую шевелюру, и она стала вдвое больше.

У меня с волосами тоже так бывает.

Так что я его понимала.

Когда я уходила, то не знала, что и думать.

Я поняла, что он понял, что я не такая, как все.

В друзья мне мистер Делл Дьюк не годился, потому что не подходил по возрасту, и потом, у нас не было совершенно ничего общего, если не считать лемуров.

И все-таки, выйдя с парковки при администрации, я решила, что приду к нему на прием еще раз.

Мистер Делл Дьюк меня испытывал.

Но не в том смысле, в каком ему казалось.

Я чувствовала, что он во мне почему-то нуждается.

Это было приятно.

Тем вечером за ужином мама с папой спросили, как идут дела в школе.

Я ответила:

– Идет процесс накопления опыта.

Родители улыбнулись, но в глазах у них по-прежнему была тревога. Голос у мамы был странно напряженный. Она спросила:

– А из новых знакомых тебе кто-нибудь понравился?

На мгновение я подумала, не дошли ли до них слухи о том мониторинге.

Прежде чем ответить, я взяла немного суфле из артишоков и тщательно прожевала.

– Я познакомилась с одним интересным человеком.

Родители оживились. Им это очень понравилось.

Мама постаралась приглушить свою радость.

– Расскажешь, как это вышло?

Тут надо поосторожнее. Надо каким-то образом сказать правду, а то ведь живот разболится всерьез.

– Мы познакомились сегодня днем. Говоря языком клинических исследований, я нахожусь в фазе «ноль», что подразумевает микроскопическую дозировку. Я буду держать вас в курсе.

И, вежливо извинившись, я встала из-за стола.

Глава 7

Девочки на прием к Деллу приходили редко.

Хулиганили в школе чаще мальчики.

Делл решил, что «Ива» – это сокращение. Наверное, «И.В.А.», сленг какой-нибудь молодежной банды.

Но вместо мальчишки-хулигана на прием явилась двенадцатилетняя девочка.

Что-то в ней было не так.

Он это понял с самого начала.

Она стремительно оглядела тесный кабинет, а потом невежливо уставилась на живот Делла.

Он знал, что потеет, но что тут поделаешь? Уж какой есть.

Но у него появилось чувство, что девочка его оценивает.

А ведь в этом кабинете все должно было быть наоборот.

Это он, Делл, должен был ее оценить.

Ему хотелось поскорее втиснуть ее в подходящую категорию «странных типов» и отключиться от происходящего.

Делл перевел взгляд на экран компьютера и еще раз прочел письмо от директрисы Рудин.

В письме говорилось, что девочка списывала во время контрольной. Такие к нему почти не попадали.

Поэтому он решил действовать хитростью.

А что такого?

Надо же было разобраться.

Она не годилась ни в «чокнутые», ни в «волки-одиночки», ни в «выпендрежники», ни в «белые вороны».

Но он отчетливо видел, что она – очень странная.

Он говорил, говорил, говорил, а она сидела молча, смотрела на него, не отводя взгляда, и видно было, что она слушает.

Он задавал вопросы, но она не желала отвечать.

Она была маленькая, но сильная.

Что-то в ней было не такое, как у всех остальных, – сила? дух?

Ни один «прием» (если это можно было назвать приемами) с ней не сработал.

И тут Делл вспомнил об игре в ассоциации.

Он знал, что другие психологи тоже пользуются этой техникой, потому что, когда окна бывали открыты, а кондиционеры не тарахтели, он слышал, как его коллеги переговариваются между собой.

* * *

Каждую ночь Делл засыпал перед включенным телевизором.

Он записывал бесконечные телепередачи, потому что звуки человеческого голоса его успокаивали (если только человек не кричал на него).

Быстрее всего он засыпал под образовательные передачи.

Вот почему, когда наступал вечер, Делл, ложась спать, часто включал самую скучную из всех имеющихся у него записей: документальный фильм о животных Мадагаскара.

Фильм снимали ученые. Он изобиловал фактами и эмоциями, то есть именно тем, без чего Делл мог прекрасно обойтись.

Если бы он захотел и в самом деле посмотреть фильм о дикой природе, то разве что такой, где кровожадный хищник преследует какого-нибудь большеглазого пушистика.

Правда, Деллу больше нравилось, когда пушистик замечал угрозу.

Стремительная погоня и пара-тройка едва не достигших цели бросков добавляли сцене преступления драматизма.

Низкий рокочущий (почти зловещий) мужской голос за кадром готовил зрителя к кровавой развязке. Музыка становилась громче…

А потом – р-раз!

И готово.

Вот только в фильме про Мадагаскар ничего такого не было. Там все вертелось вокруг стаи обезьянок, больше всего похожих на белок в енотовой шкуре.

Ничего интересного Делл в этом не находил, и поэтому с тех пор, как приехал в Бейкерсфилд, часто засыпал именно под этот фильм.

И он не помнил из него ничего, совсем ничего, кроме той фразы, которую пробормотал в ответ на слова Ивы, когда их встреча подходила к концу:

– У лемуров в стае верховодят самки.

Девочка собрала вещи и молча пошла к двери, а Делл заметил, что его волосатые руки отчего-то дрожат.

Он никогда еще не видел таких детей.

Он быстро просмотрел электронную форму, которую должен был заполнять после каждой встречи со школьниками.

Однако – впервые с тех пор, как он пустил в ход систему «странных типов», – Делл закрыл эту форму и отыскал перечень критериев, которыми пользовался Дики Винкельман.

Активность.

Терпение.

Способность концентрировать внимание.

Ива явно умела концентрировать внимание.

Она была очень терпелива (слушала всю первую половину встречи, пока он говорил).

Но вот ее уровень активности Делл оценить не мог.

Делл скопировал абзац из какого-то старого файла Дики Винкельмана. Запись была посвящена ребенку по имени Уэсли Поппесон.

Делл подумал – может, проблема Уэсли была из-за фамилии: слишком уж похоже на «пописун». Этим кого угодно можно довести.

В файле говорилось, что Уэсли совершенно обычный ребенок, однако отличается повышенной тревожностью, которая нуждается в дальнейшем изучении.

По правде говоря, Делл уже понял, что большеглазую двенадцатилетнюю девочку (которая перед уходом посоветовала ему измерить давление) обычной назвать невозможно.

Впервые за все время своей работы психологом он ощутил не просто желание работать.

Его чувство было сродни вдохновению.

Нужно было добавить в классификацию новую группу.

Он открыл на компьютере окошко настройки цветов и стал лихорадочно тыкать в него, пытаясь получить что-нибудь похожее на металл.

Цвет расплавленного золота, или еще что-нибудь такое, чтобы цепляло глаз.

Потому что Делл Дьюк уверился: он открыл новую категорию «странных типов».

И называлась она «ГЕНИЙ».

Глава 8

После того как меня выдернули с урока мисс Кляйнсэссер и отправили к директрисе Экземе, учителя и другие ученики стали относиться ко мне по-новому.

Некоторые одноклассники решили, что я каким-то образом мошенничаю с контрольными, и просили поделиться с ними ответами к тестам.

Один восьмиклассник – у него уже борода росла, вполне настоящая, – потребовал у меня домашнее задание, которое давали по математике в прошлый вторник.

Я так удивилась, что отдала ему всю тетрадь; позже она отыскалась на мусорнике перед мужской душевой у спортзала.

В тетрадь была вложена полупустая пачка мятных пастилок для свежести дыхания, но я решила, что это не подарок, а случайность.

Как ни странно, следующей встречи с мистером Деллом Дьюком я ждала с нетерпением, и охотно проделала весь долгий путь от средней школы «Секвойя» до офисов администрации.

Мысль о том, что мне куда-то нужно дойти, наполняла меня незнакомым доселе чувством: у меня была цель.

Даже если из-за этой цели мне придется снова врать родителям.

Правда, на вторую неделю врать стало легче, чем поначалу. Это меня огорчило.

Я поняла, что человек способен привыкнуть ко всему – и к хорошему, и к плохому.

Вот, наверное, как люди привыкают откачивать биотуалеты или пробовать кошачьи консервы на заводе, чтобы проконтролировать качество.

Прозвенел последний звонок, и школа буквально взорвалась (потому что это и правда было похоже на взрыв). Я сложила в чемодан учебники, испытывая неизвестное мне прежде наслаждение. (Мне нравится слово «наслаждение». Хорошо бы его почаще использовали в обычной жизни.)

Распахнулись двери, и сквозь них наружу повалила толпа школьников. Похоже было, будто в школе случилась утечка каких-то опасных веществ, и все кинулись спасаться бегством.

Я в этом не участвовала.

Я шла по собственному делу, и время на дорогу было ограничено.

Придя в офис, я увидела, что на этот раз Делл Дьюк подготовился к встрече.

Одежда у него по-прежнему была такая мятая, словно он неделю спал в ней, не снимая, зато борода подстрижена или, по крайней мере, вымыта.

Да и в захламленном кабинете стало чуть больше порядка.

И еще одна вещь, которая заставила меня улыбнуться, едва я вошла в дверь: на приставном столике сбоку от письменного стола появилась небольшая серебряная рамка.

И в этой рамке, словно портрет потерянного родственника, красовалась фотография лемура.

Он нервничал.

Он пытался завести беседу, но в конце концов не выдержал и выпалил:

– Послушай, а может, попробуешь еще раз выполнить тест – вроде того, что был в школе на мониторинге?

Я решила, что это и есть причина его беспокойства, и решила положить ему конец:

– Если хотите, могу прямо сейчас.

Он очень обрадовался.

Он достал из ящика стола папку с тестовыми заданиями. И вдруг так заволновался, что мне пришлось поднимать с пола карандаш и помогать с таймером.

Я пыталась объяснить, что мне не понадобятся все пятьдесят минут, что отведены на выполнение заданий.

Но он мне не верил, пока я не сделала первый тест за четырнадцать минут.

Он проверил ответы, а потом я взяла из стопки еще один буклет и выполнила тест за двенадцать минут и 7 секунд.

В идеальных условиях – при наличии хорошей вентиляции и стакана несладкого зеленого чая со льдом, – я бы сэкономила еще две минуты.

Когда встреча подошла к концу и я встала, Делл Дьюк улыбнулся. Растянул сомкнутые губы.

Он сказал, что я не сделала ни одной ошибки ни в одном тесте.

Я сказала, исключительно для констатации факта:

– Ни одной ошибки.

Должно быть, он решил, что мы снова играем в игру со словами, потому что сжал кулак и резко дернул им вниз, словно раскрывая парашют (я никогда не раскрывала парашют, но могу себе представить, как энергично при этом нужно тянуть за шнур).

И сказал, очень громко:

– С вами была Ива Чэнс!

Мистер Делл Дьюк не хотел ждать до следующей встречи целую неделю.

Он считал, что мне стоит прийти назавтра, в самом начале его приемных часов.

Он сказал, что принесет с собой сюрприз. Я не слишком люблю сюрпризы, но ему об этом не стала говорить.

Вообще-то я собиралась посвятить весь остаток недели проверке кислотности почвы у нас в саду.

Мне с большим трудом удавалось поддерживать показатель pH 6,5, и все-таки я согласилась прийти назавтра, потому что результаты тестов на способности, похоже, очень взволновали психолога, и я подумала, что, возможно, он страдает депрессией.

Не исключено, что мои визиты способствуют улучшению состояния его психики.

На следующий день я пришла на пять минут раньше и тут же поняла: что-то изменилось.

Дверь в трейлер-кабинет была открыта, но не так широко, как обычно, а совсем чуть-чуть, на щелочку.

Я заглянула внутрь, но Делла Дьюка не увидела. Увидела двоих незнакомцев.

Нет, не каких-нибудь страшных незнакомцев.

Обычных людей.

Я сделала шаг назад, но одна из этих двоих, девочка-подросток, уже меня заметила.

И сказала:

– Ты что? Заходи.

Я не знала, стоит ли заходить.

В кабинете было тесно, и, хоть лишний стул там и был, мне все равно казалось, что я влезла в чужое личное пространство.

Но тут девочка встала, распахнула дверь и сказала:

– Мы уже почти закончили.

Теперь я могла разглядеть мальчика чуть старше ее: он, ссутулившись, сидел над раскраской и сосредоточенно красил детали картинки в разные цвета.