– Ладно, – вздохнул Маран. – Разберусь на месте. Когда я могу вылететь? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Завтра утром пойдет астролет, – ответил директор ВОКИ.

– Кого возьмешь с собой? – спросил шеф. – Мита, наверно?

– Да, – сказал Маран и повернулся к Дану. – Поедешь? Или нет желания? Честно.

– Поеду.

– Значит, Мит и Дан. И дайте мне, пожалуйста, копии обоих донесений.

Министр без звука вынул из папки несколько листков и протянул Марану, а Железный Тигран извлек из кармана коробочку с кристаллом. Маран забрал все и встал.

– Вы разрешите? – спросил он. – Или есть еще вопросы, которые надо обсудить?

– Нет, – сказал президент и тоже поднялся. – Желаю удачи. – Он обошел стол и пожал по очереди руки обоим, и Марану, и Дану. И добавил: – Да поможет вам бог!

Погода за прошедшие несколько часов лучше не стала, тучи еще более сгустились, правда, уже не лило, как утром, а только моросило. Погруженные в свои мысли, они шли от посадочной площадки медленно, не обращая на дождь внимания, только почти у самого дома, обходя особенно крупную лужу, Маран вырвался чуть вперед, и увидев дрожавшие на его волосах прозрачные капельки, Дан осознал, что идет под дождем. Впрочем, Маран снова замедлил шаг и спросил:

– Скажи-ка, он что, верующий?

– Кто?

– Президент. Помнишь, как он нас напутствовал?

– Да поможет вам бог? Видимо, верующий. Хотя не обязательно. Такие фразы ведь становятся со временем трафаретными.

– Знаешь, почему я обратил на нее внимание? Помнишь, я когда-то говорил тебе, что в кевзэ есть и своя философия? Когда набрало силу Установление, ее как бы отбросили, сохранили только этическую часть. Ты поймешь, почему, когда я приведу тебе главный постулат. Он звучит примерно так: бога нет, все зависит от тебя. Я думаю, когда-то на дела, подобные нашему, в Бакнии провожали именно этими словами.

Наи открыла дверь, когда они были еще в нескольких метрах от крыльца, подождала, пока они подошли, и отступила, давая им войти. Маран положил руки ей на плечи… нет, не положил, у него была манера прикасаться, почти не касаясь, кончиками пальцев, как-то особенно бережно, вот и сейчас он провел пальцами по ее плечам и виновато сказал:

– Наи, девочка моя, мне придется…

– Я знаю, – перебила она его. – Я знаю. Раздевайтесь, обед готов.

– Я не хочу обедать.

– А что ты хочешь? Кофе?

– Тебя, – сказал Маран очень тихо, но Дан все-таки расслышал, правда, постарался сохранить отсутствующее выражение лица.

– Ты же со вчерашнего дня ничего не ел, – возразила Наи.

По ее тону Дан понял, что обед особенный, наверно, очередное необычное блюдо, которые она время от времени то ли изобретала, то ли просто извлекала из памяти, но не из кулинарной книги, это Дану было известно от Ники. Понял и Маран, и согласился.

– Ладно, давайте обедать, раз так.

Впрочем, сев за стол, он отказался от закусок, салатов и всего прочего и потребовал «главное блюдо».

Это действительно оказалось что-то необыкновенное, Дан такого не только никогда не пробовал, но и не видел, мясо с какими-то приправами, завернутое в виноградные листья, он ел и ел и никак не мог остановиться, и даже Маран попросил добавки.

За столом все сидели невеселые, Ника тоже была огорчена и глядела почти так же печально, как Наи. Собственно, и сам Дан не был особенно настроен лететь – так безбожно скоро после многомесячной экспедиции на Эдуру, и не старался даже скрыть свое нежелание, поскольку и Маран, отодвигая пустую тарелку, бросил в сердцах:

– Чтоб они провалились! Все эти Лайвы, Песты и прочие подонки! Нет от них избавления.

– Я тоже поеду в порт, – сказала Наи. – Папа обещал, что никаких журналистов не будет, вообще никого.

– Ты ему звонила? – спросил Маран.

– Он сам звонил. Убеждал меня. Говорил о всяких высоких материях. Будто от меня что-то зависит. Будто я могу пустить тебя или не пустить. Будто ты спрашиваешь у меня разрешения.

– А ты хотела бы, чтобы я спрашивал у тебя разрешения? – поинтересовался Маран.

– Упаси боже! Мало мне тут трястись за тебя, так еще и терзаться, что сама послала? Уволь!

– Ты могла б и не посылать, – улыбнулась Ника, – коль скоро он у тебя отпрашивался бы.

– Ну да! Чтобы он меня за это возненавидел. И потом… – Наи вздохнула и спросила Марана: – Как ты думаешь, он жив или его убили?

– Олбрайт? Трудно сказать. Чтобы делать предположения, надо понять мотивы похищения. А у нас неполные да и устаревшие сведения. Может, он даже и нашелся… Хотя не думаю.

– А если вдруг вы прилетите и обнаружите, что он уже на свободе? – спросила Наи. – Вы сразу вернетесь?

– Конечно. Или ты думаешь, что я так туда рвусь?

– Не рвешься? – удивилась Ника. – И Поэта повидать не хочешь?

– Хочу, – сказал Маран. – Но меньше, чем… – Он замолчал и посмотрел на Наи. – Надеюсь, десерта нет? – спросил он.

– Нет, – улыбнулась Ника.

– Спасибо. – Он встал и снова посмотрел на Наи, которая покраснела и медлила.

– Идите, идите, – сказала Ника, и когда они с Даном остались одни, вздохнула: – Ненасытный. Мало ему ночи…

– Конечно, мало, – пожал плечами Дан. – Даже мне мало, а ему и подавно.

– Я уже уловила разницу, – засмеялась Ника, – можешь лишний раз не подчеркивать.

– Какую разницу? – не понял Дан.

– Разницу в вашем отношении к своим женам, мой дорогой. Ты же слышал… Честно говоря, он меня поразил… Или хотел потрафить самолюбию Наи?

– Насчет Поэта? Не думаю. Конечно, он хочет видеть Поэта, но…

– Без отрыва, так сказать, от Наи? То-то и оно. А ты ведь не колеблешься, лететь тебе с ним или остаться со мной. Значит…

– Ничего это не значит. Он ведь тоже не колеблется. И дело тут не в тебе и Наи и не в нас. От того, найдется Олбрайт или нет, зависит очень многое. Очень многое! Может пострадать контакт в принципе и особенно отношения с Бакнией. Наши скудоумные политиканы способны даже закрыть тамошнее представительство… Ну ты сама понимаешь, ты же умная женщина. К тому же первооткрывательница Торены. А что касается меня и Марана… Ты ведь знаешь, сколько у него там врагов. И вообще это дело опасное, наверняка в него замешаны люди с большими возможностями. Я не могу отпустить его одного. Не хочу говорить, что ему понадобится верный друг, у Марана друзей достаточно, так что он, скорее всего, обошелся бы и без меня. Но…

– Но ты не хочешь, чтобы он обходился без тебя.

– Ника! Ты же все прекрасно понимаешь.

– Понимаю, понимаю.

– Вот и хорошо. Тогда пошли наверх.

Серьезность миссии, за которую они взялись, Дан осознал только в космопорту, когда приехавший провожать их шеф передал Марану вместе с маленьким плоским чемоданчиком переливавшуюся всеми цветами радуги электронную карточку, которую Маран без особого трепета спрятал в карман, а вернее, в астролете, когда тот ему эту карточку показал. Три подписи на гарантированной от подделки радужной поверхности – министра по внеземным делам, директора ВОКИ и Командира Разведки – обязывали всех их подчиненных, иными словами, всех находившихся на государственной службе землян, которых только можно было встретить на Торене и около нее, от дипломатов до разведчиков и космолетчиков, оказывать Марану всяческое содействие. Подписи президента, как понял Дан, не было лишь потому, что она ничего не добавляла, вне Солнечной системы все земляне, кроме служащих частных фирм, занимавшихся, в основном, горнорудными работами, входили в сферу трех организаций, предоставивших эти полномочия.

– Будь осторожен, – сказал шеф Марану, он был невесел и озабочен, и явно не только судьбой Олбрайта.

Дан вспомнил невообразимо далекий теперь день на орбитальной станции у Торены, когда шеф уговаривал его покинуть Бакнию и Марана, переждать опасные времена на Земле и сказал, в частности, такую фразу: «В отличие от тебя, я не нахожусь под гипнозом личности Марана». Такую или похожую. Теперь он вряд ли мог бы повторить ее. Конечно, «гипноз» не совсем то слово, но…

Шеф не стал звать с собой Нику и Наи, сказал только, посмотрев на часы: «Три минуты», повернулся спиной к трапу и медленно пошел в сторону здания. И несколько человек из службы порта, провожавшие астролет по долгу службы и посему присутствовавшие на посадочной площадке в столь ранний час, почти на рассвете, последовали за ним. Мит вошел в люк, а они с Мараном задержались. Дан не смотрел в сторону Марана с Наи, он был занят Никой, но когда через две минуты обе женщины торопливо пошли прочь от готовящегося к старту корабля, а сами они быстро взбежали по трапу, и люк за их спиной сразу стал закрываться, Маран сказал со злостью в голосе:

– Ну они у меня попляшут! Это переходит все границы! Лишать мою жену того, что она заслуживает…

– А не ты? – спросил Дан с улыбкой.

– Насчет моих заслуг еще можно поспорить, – сказал Маран серьезно. – Но насчет Наи, по-моему, сомнений нет.

К Торене подлетели, когда в Бакнии был уже поздний вечер, почти ночь, но Маран дожидаться утра на станции не стал, наоборот, он был, кажется, рад, что угодил в ночное время. Он потребовал у Петерса малый орбитолет из последних моделей, приобретенных Разведкой, экранированный, какой невозможно засечь никакими радарами, и примерно в полночь двух друзей высадили на территории посольства, а именно, в саду позади Малого дворца, где их встретил помощник Олбрайта, даже не знавший, кто его ночные гости, ибо Маран попросил, чтобы их имена в эфире не произносились. Петерс, услышав эту просьбу, чуть иронически улыбнулся, да и Дану подобная конспирация была не совсем понятна, но спорить он не стал, вступать в пререкания с Мараном по поводу того, что касалось Бакнии, казалось ему занятием бессмысленным, если не смешным. Свет в саду был выключен, и только войдя через черный ход во дворец, они разглядели друг друга. Худой смуглый молодой человек, сразу предложивший, чтобы к нему обращались по имени, Адриано, провел новоприбывших в кабинет посла, где дожидался заменявший Олбрайта его заместитель. Маленький, изящный японец то ли по фамилии, то ли имени Абе, так он представился, узнал Марана сразу, но не выказал ни особого удивления, ни особой радости. Толку от обоих не было никакого, единственное, что они знали, сводилось к подтверждению самого факта исчезновения. Олбрайт пропал теперь уже двадцать пять земных дней назад, ничего нового, никаких известий, ни малейшей зацепки. Маран прошелся по комнате, рассеянно оглядевшись, связался по «кому» с работавшими в городе разведчиками, их было двое, люди, не известные ни ему, ни Дану, пригласил обоих зайти утром в четыре, потом распорядился, чтобы Миту дали мобиль, и велел ему немедленно ехать и собрать, как он выразился, ребят к половине пятого.

– И обязательно найди мне Поэта, – добавил он, уже не уточняя времени, повернулся к слегка озадаченным этой бурной деятельностью сотрудникам посольства и спросил:

– Встречи Дика, звонки, корреспонденция – наверняка все это где-то фиксировалось?

– Конечно, – сказал Абе. – В компьютере все есть.

– Кодовое слово? – спросил Маран, усаживаясь в кресло посла и разворачивая его к монитору.

– Общее – Олбрайт, по конкретным разделам: прием, встречи, письма, звонки, – мгновенно ответил помощник.

– Спасибо, – сказал Маран. – Спокойной ночи.

– В нас больше нужды нет? – спросил Абе.

– Пока нет.

– Адриано, распорядитесь, чтобы гостям приготовили комнаты, – сказал японец, поклонился и ушел.

Ушел и помощник, Дан смотрел им вслед задумчиво, ему вспомнилось, как Маран самолично искал и выручал Санту во времена своего недолгого пребывания на посту Главы Лиги. Теперь он, кажется, лазать по подземным ходам не собирался. Повзрослел? Но нет, наверно, вовсе не из мальчишества он полез тогда в заваруху, просто безмерно устал от кабинетной борьбы со всеми этими Лайвами.

– Что ты стоишь? – спросил Маран недовольно. – Садись за второй монитор и просматривай со мной журналы.

– А что надо искать? – поинтересовался Дан, усаживаясь за стол помощника в маленькой смежной комнате, соединенной с кабинетом четырехстворчатой дверью, в данный момент полностью открытой, что превращало обе комнаты почти в одно целое.

– Если б я знал!

– Черную кошку в темной комнате?

– Возможно, даже несуществующую.

– Ясно. – Дан включил монитор и уставился на экран.

Прошло не менее трех часов, когда Маран разочарованно выключил компьютер.

– Пошли спать, – сказал он.

Дан, как всегда, проснулся поздно. Как всегда, когда его не будили. Он посмотрел на часы, обнаружил, что по торенскому времени уже шесть, и опять-таки, как всегда, не зная, благодарить Марана, что тот дал ему выспаться, или обидеться, что его оставили в стороне от дел, встал, накинул халат и, чуть приоткрыв дверь – им предоставили те же комнаты, что в прошлый раз – заглянул к Марану. Тот, естественно, был одет и умыт, но не лежал на диване, как ожидал Дан, а сидел в кресле с большущей кружкой, неоспоримым вещественным доказательством тесного общения с Наи или, если заглянуть поглубже, шефом, не признававшим малых доз кофе.

– Ну как? – спросил Дан, запахивая халат и входя.

– Нуль, – ответил Маран коротко.

– Разведчики…

– Там же, где в первый день. Никаких зацепок. И даже мои ребята не знают абсолютно ничего. Уникальная ситуация – никаких слухов, разговоров, предположений. Конечно, розысками они по собственному почину не занимались, но держали ушки на макушке. И – ничего. Последняя надежда – Поэт.

– А что может знать Поэт? – удивился Дан.

Маран усмехнулся.

– Ты недооцениваешь его любознательность. Он обычно в курсе всего. Но главное не это. Конечно, он не поступил к Олбрайту в советники официально, но советами его не обделял. Он часто тут бывал, и Дик неоднократно совещался с ним по поводу бакнианских дел. Так что осталось ждать, пока он обнаружится.

– А догадок у тебя нет? – спросил Дан.

– Ну догадки у меня появились еще на Земле.

– Но они нуждаются в подкреплении?

Маран посмотрел на него испытующе.

– По-моему, они есть и у тебя, – сказал он.

Дан покраснел.

– Не смущайся. Ну?

– Уровень конспирации, – начал Дан, – настолько высок, что…

– …заставляет подозревать участие в деле весьма крупных фигур, – закончил за него Маран. – Ты это хотел сказать?

– Примерно.

– Согласен, – сказал Маран. – Узкий круг исполнителей, сильное влияние сверху и страх снизу. Проговориться означает потерять жизнь. Либо…

– Либо?

– Либо непосредственных исполнителей уже убрали. Кто способен на такие комбинации, я догадываюсь. Но мне непонятен смысл… Пойди оденься, надо быть готовыми, вдруг понадобится выйти.

Поэт появился, когда Дан был в ванной.

Приняв наскоро холодный душ и побрившись, Дан, скидывая на ходу халат, прошел в комнату и услышал голос Марана, который говорил с досадой:

– Ты вообразить себе не можешь, какой замечательный клубок мы нашли. И даже выдернули кончик нитки, теперь только и делай, что отматывай дальше. Но вместо того я вынужден опять заниматься этими подонками. Надоело, ей-богу!

– Ты прав, – ответил ему Поэт, – вот они у меня где! Пора с этим что-то делать.

– Что ты предлагаешь? – спросил Маран.

– Я? – удивился Поэт. – По-моему, ты у нас главный выдумщик. В прошлый раз…

– В прошлый раз, – возразил Маран, – ты дал мне информацию, на которой я все построил. Сейчас она у тебя есть?

– Вряд ли, – сказал Поэт с сомнением.

– Ладно, это не к спеху. Но про похищение Олбрайта ты что-нибудь знаешь? Какие-то соображения у тебя есть? И ради Создателя, не говори нет, потому что ты – моя последняя надежда.

– Ну… Соображения, конечно, имеются, но… Мне трудно судить, Маран. Я тебе расскажу, а ты сам решай, имеет это отношение к делу или нет.

– Ага. Погоди минуту, – сказал Маран и крикнул: – Дан! Что ты там копаешься? Иди сюда.

Дан задержался, решая, как одеться, улетев с Земли в начале осени, он попал на Торену в разгар или нет, последнюю треть бакнианского лета и никак не мог выбрать форму одежды. Когда Маран окликнул его, он вспомнил, что тот был в спортивной сорочке, и, подумав, что жителю Бакнии лучше знать, быстро натянул нечто схожее.

– Здравствуй, Дан, – сказал Поэт, радостно раскрывая объятья. – Ну как, узнал наконец, что хотел?

– Что хотел? – переспросил Дан.

– Узнал, узнал, – сказал Маран нетерпеливо. – И даже уже почти освоил низшую ступень.

– Ну? – удивился Поэт. – Это называется не терять времени зря.

– Ладно, перейдем к делу!

– Погоди. Ты не сказал мне, как у тебя с Наи.

– Нормально, – ответил Маран сдержанно и даже сурово, но Поэт резко повернулся к нему и уставился на него.

– Нормально? – сказал он, улыбаясь. – Пусть так.

– Опять ловишь? – спросил Маран.

– Представь себе.

Маран нахмурился, Дан думал, что он поменяет тему, но тот неожиданно осведомился:

– Ну и как?

– Новое качество, – сказал Поэт. – Или оттенок. Расшифровать?

– Давай.

– Когда я тебя провожал, я ловил одно чувство, сквозь которое невозможно было пробиться глубже. Я потом еще долго размышлял, хватит ли тебя при твоей занятости на то, чтобы использовать свой шанс. Ведь любую страсть, как бы сильна она не была, можно рано или поздно утолить, а вот есть ли что-то за ней?

– Есть? – поинтересовался Маран.

– Теперь да.

– Что?

– Нежность. Радость, даже ощущение счастья.

Дана поразило выражение лица, с которым Маран все это выслушал, он ожидал смущения или того, что тот оборвет откровения Поэта, но Маран серьезно кивнул и спросил:

– А Дана ты тоже чувствуешь?

– Почти нет, – сознался Поэт.

– Сейчас или вообще?

– Сейчас, во всяком случае.

– Дан, – сказал Маран задумчиво, – помнишь тот вечер на Палевой, когда мы с тобой прогулялись к морю и встретили там островитянина?

– Ну?

– Потом вернулись домой, вернее, к дому, и ты пошел спать, а я… – Он замолчал, но у Дана и без того вспыхнула в памяти картина жуткого пробуждения на следующее утро и всего, что было дальше. Он невольно ушел в воспоминания и не сразу заметил, что Поэт повернулся теперь к нему и изучающе смотрит на него.

– Ну как? – спросил Маран.

– Гнев, – ответил Поэт, – тоска… Еще что-то, смущение, стыд, нечто похожее… Конечно, тебя я чувствую лучше.

– Неудивительно. Видимо, давность и крепость эмоциональных связей играют немалую роль… А что от меня идет сейчас?

– Не знаю, как назвать. Любопытство, интерес…

– А то? Насчет Наи?

– Вот сейчас вспыхнуло. До этого словно не было.

– Понятно. Чтобы ты уловил эмоцию, ее надо, так сказать, отмобилизовать. Ты задаешь вопрос и слышишь. Так?

– Пожалуй, – согласился Поэт. – Как правило. Но не всегда.

– Естественно. Человек может и сам включиться. Послушай, а как насчет вектора?

– Какого вектора? – не понял Поэт.

– Ну откуда ты знаешь, что мои чувства относятся к Наи, а не к другой женщине?

– Этого я не знаю. Имени на них не написано. Я просто предполагаю… Мы же говорим о ней и…