Угощение – кофе и безвкусный магазинный штрицель, не вполне соответствовало богатой обстановке, но после минутного колебания Диана решила, что и того немало, учитывая недостаток времени и район проживания. Где тут вообще торгуют продуктами, хотелось бы знать! Продовольственных магазинов в Таллине становилось все меньше… или больше, это как судить?… Сети супермаркетов расширялись, но от магазина до магазина было далеко, и мало кто мог похвастать тем, что в случае необходимости сбегает в соседнюю лавочку и купит, что надо, супермаркет, конечно, штука удобная, но вся эта система приспособлена к нуждам автомобилистов, а пешеходу жизни нет… Впрочем, что думать о вымирающей фауне? Она отщипнула кусочек штрицеля и поглядела на Мадиса, ощущение, что тот совершенно не осознает нависшей над ним опасности, беседа шла отвлеченная, на темы финансового кризиса, да не в собственной фирме или хотя бы стране, а на мировом уровне. Воспользовавшись тем, что мужчины ударились в абстрактные рассуждения, Сирье подсунула Диане альбомчик с фотографиями трехлетнего внука, и Диана чуть было не пропустила момент, когда разговор за столом перешел на проблемы более животрепещущие… Собственно, можно сказать, что пропустила, среагировала только на вопрос Калева:

– А что за человек был этот Силтник?

Вопрос, очевидно, был адресован Мадису, но ответила на него Сирье.

– Недоросль, – бросила она пренебрежительно.

– Я бы так не сказал, – возразил Мадис. – Он отлично соображал. У него были задатки первоклассного финансиста. За три года заработать почти полмиллиона!

– Не заработать, а создать из ничего, – буркнул Андрес.

– Тем более!

– Подумаешь полмиллиона, – сказала Сирье. – Люди на этих биржах миллиарды делают.

– Это не у нас, – возразил Мадис снова.

– Не скажи, – заметил Калев. – Кто знает, может, и у нас есть свои соросы. Значит, Силтник играл на бирже?

– Не столько на бирже, сколько в интернете, – пояснил Мадис. – То есть на бирже, конечно, но сидя перед монитором.

– А как же фирма? Когда он занимался делами фирмы? – спросил Калев. – Или забросил их?

– Нет, – отозвался Мадис. – Он свою работу делал. Может, потому и не миллирады греб, а поменьше.

– В свободное время, так сказать, – кивнул Калев. – Странно, что не переходил целиком на финансовые операции. Почему бы нет, если у него так хорошо получалось…

– Потому что фирма надежнее, – сказал Мадис. – Эти все финансы… прилетают, улетают. Это воздух. А фирма… Сам знаешь, это называется реальный сектор и называется не случайно.

– То есть человек он был вполне здравомыслящий, – подвел итог Калев. – А почему недоросль? – повернулся он к Сирье.

– Потому что недоросль, – ответила она упрямо.

– Объясни.

– Олух. Книг не читал, одни газеты. Кино – только всякие боевики. Считал себя остряком, а чувства юмора никакого. Плоские шутки, всякие пошлости, и сам при этом гогочет на весь дом, а что смешного – бог весть.

– Ты слишком к нему строга, – сказал Мадис. – Он был просто веселым человеком.

– Веселым, – фыркнула Сирье.

– Веселым и азартным. Любил спорить. «Держу пари, что за четверть часа научу стрелять любого…»

– Ну и как, научил? – спросил Калев.

– Кого?

– Любого.

– Насчет любого не знаю, но меня, Хельгу и Кристину – да.

– Хельга и Кристина – это?…

– Наши бухгалтер и секретарша.

– Ладно, а что из себя представляет жена? То есть вдова.

На сей раз Сирье выскакивать с ответом не стала, и Мадис сказал после довольно длинной паузы:

– Они познакомились в то время, когда… Словом, были в одной команде. И она до сих пор работает тренером.

Калев присвистнул.

– И какая у нее натура? Меткого стрелка?

– Не совсем. В сущности, Мерле довольно мягкая женщина. Мужем, во всяком случае, не командовала.

– Таким не покомандуешь, – бросила Сирье. – Силтник был человеком неуправляемым. Но мне все-таки кажется, что она им управляла. Не командовала, а управляла, тихо так, исподволь. Он, по-моему, этого не замечал. Но в итоге…

Она замолчала.

– Что в итоге? – сказал Мадис недовольно. – В чем ты видишь это управление?

– В чем? – Сирье улыбнулась. – Она хотела жить в Старом городе, Силтник намеревался купить квартиру в новостройке. И что?

– Это я его отговорил, – возразил Мадис.

Сирье рассмеялась.

– Ты уже забыл, как она тебя украдкой просила: «объясни моему мужу, что новые дома – не место для жизни»?

Мадис промолчал, и она продолжила:

– Силтнику нравилась деревня. Он совсем уже собрался приобрести какой-то маленький хутор. Строил планы, как будет проводить там лето. Чуть ли не картошку хотел выращивать. А Мерле деревню терпеть не может. Она любит путешествовать. И что? Купил он хутор?

Мадис снова промолчал, и она добавила:

– За границу ездили. Каждый год в новую страну. Ну и так далее.

Калев меланхолично поправил очки.

– А дети есть?

– Двое, – сказал Мадис. – Дочь окончила университет, по какой специальности, не помню, работает в мэрии, получает прилично. Живет отдельно, с приятелем. Изрядный шалопай, Силтника ужасно раздражал. Якобы краснодеревщик, реставрирует антикварную мебель, а на деле больше пьет да гуляет. На чужие деньги. То есть это Силтник считал, что они чужие, его дочкой заработанные… Сын в будущем году школу кончает, тоже, как я понимаю, порядочный оболтус, учится плохо, по дискотекам больше. Чем дальше заниматься станет, еще не решил, в университет не хочет, да и кто его возьмет…

– Так не возьмут, а на платное всегда пожалуйста, – возразила Сирье.

– Да, но отец не рвался за него платить. Все равно, говорил, без толку, лучше отдам его на маляра учиться или кафельщика, и пусть у нас работает. Под присмотром хотя бы будет, а то шляется где-то целыми днями, уговоры не действуют, не на цепь же его сажать…

– Это все разговоры. А когда время пришло бы, определили бы сыночка, куда следует, и платили бы, как миленькие. Сейчас, правда, не знаю, как будет. Если поймают грабителя, и деньги найдутся, то Мерле и теперь сына в обиду не даст.

– Если найдутся, – буркнул Андрес.

– А как эта Мерле выглядит? – полюбопытствовал Калев.

– Вполне прилично, – сказала Сирье.

Калева эта формулировка вряд ли могла удовлетворить, но он неожиданно перевел разговор на другое.

– А что собой представляют Хельга с Кристиной? – поинтересовался он.

Вопрос был адресован в пространство между Мадисом и Сирье, та промолчала, встала с дивана, на котором сидела рядом с Дианой, и направилась к книжным полкам в дальнем углу, так что отвечать пришлось Мадису.

– Хельга работает у нас десять лет, – сообщил он, – Может, чуть больше или меньше. Человек исполнительный, аккуратный и компетентный. Была замужем, развелась вскоре после того, как пришла к нам.

– А сколько ей? – спросил Калев.

– Лет? Кажется, тридцать шесть – тридцать семь.

– А как выглядит?

– Женщина как женщина. Ничего, симпатичная. Высокая такая.

– Ноги красивые, – подала голос Сирье. Она вернулась с альбомом в руках. – Вот, можете посмотреть. Это Мерле. А тут вся контора. Справа Хельга, слева Кристина.

Она положила открытый альбом на стол, и Диана придвинулась, чтобы заглянуть в него вместе с Калевом. Альбом был большой, по четыре фотографии на развороте, наверху слева Силтник с женой, довольно бесцветной блондинкой с изящно уложенными стриженными волосами и в блестящей нарядной блузке, снимок был сделан, наверно, во время того самого юбилея, супруги сидели за накрытым столом, глядя в разные стороны. Другая фотография, внизу справа, запечатлела, как выразилась Сирье, всю контору. За белым кухонным столом сидел улыбающийся Мадис, за ним, положив руку ему на плечо и наклонившись вперед, стоял Силтник, а с двух сторон от начальников пристроились женщины, Хельга с длинным лицом, высоким лбом и выдающимся подбородком и Кристина, круглолицая, чуть курносая, с полными губами и большими глазами.

– Кристина хорошенькая, – сказала Сирье, – а Хельга слишком тощая, как теперь положено. Одни ребра да ключицы, а у Кристины есть приятные округлости. И лицо милое. Она и моложе, лет на десять, я думаю. Да, Мадис?

Тот согласно кивнул и добавил:

– Правда, фото не новое. Сделано, по-моему, позапрошлым летом. У Кристины был день рождения, двадцать пять исполнилось, она принесла торт и шампанское, приходил и ее приятель, он и снимал. Хорошие были времена…

Он печально вздохнул, а Калев положил альбом и спросил:

– В какое время вы все трое находитесь в конторе? Хочу поглядеть сам, что и как.

– Утром, – ответил Мадис. – Часов в десять-одиннадцать если придешь, то…

– Вот еще! – отмахнулся Калев. – Спозаранку я ничего не соображаю.

– Спозаранку! – фыркнул Мадис. – Я в семь встаю каждый божий день, даже в воскресенье.

– Вот и вставай. А я предпочитаю высыпаться. Часа в два если появлюсь, как? Зайду… – Он посмотрел на нахмурившуюся Диану и поправился. – Зайдем как бы случайно. Проходили мимо и решили наконец взглянуть, как двоюродному братцу живется-работается.

– Ладно, – сказал Мадис. – Будем все на месте.

– А я? – спросил Андрес Калева. – Мне прийти?

– Да пожалуйста! Явись на полчаса раньше, сядь за стол Силтника и поройся в его бумагах. Авось найдешь чего-нибудь.

– Ты думаешь, я еще не рылся? – спросил Андрес иронически.

– Что с того? Поройся еще. А мы сделаем вид, что удивлены чрезвычайно.

Он нарочито широко раскрыл глаза и воскликнул с деланным изумлением:

– Ба! Никак это Андрес?! Вот так встреча!

Когда получасом позже Андрес вырулил на Пярну-манте и поехал в сторону Лийвалайя, Диана сказала:

– Удивительно. Мадис, кажется, совсем не понимает, во что влип.

– Конечно, не понимает, – отозвался Калев. Он сел на переднее сидение рядом с Андресом, наверно, чтобы удобнее было разговаривать, однако до сих пор помалкивал, как, впрочем, и Андрес. – Мадис до ужаса наивен. Он свято верит, что если человек невиновен, то ему и беспокоиться не о чем.

– А кто же все-таки виновен? – спросила Диана. – Не дочкин же хахаль пристрелил тестя?

– Исключить это нельзя, – сказал Андрес задумчиво. – Оружием он завладеть мог. В понедельник дочь с приятелем обедали у родителей. Обедали или ужинали, это как посмотреть, пришли к семи… Если пистолет был все-таки дома…

– Так дома он был или в сейфе? – спросил Калев нетерпеливо.

Андрес развел руками.

– Понимаешь, я заехал в промежутке к Силтнику домой, решил переговорить и с сыном, узнал, что матери дома нет, и быстренько махнул туда… правда, она все равно явилась, но не сразу, я успел перемолвиться с парнем несколькими фразами… Так вот, нередко случалось, что Силтник приносил оружие домой, постреляет в тире после работы и едет к себе, порой пистолет оставался в квартире по нескольку дней, иногда он просто забывал о нем. И поскольку письменного стола у него не было, так же, как и кабинета, ни к чему, он ведь дома не работал, соответственно никаких запирающихся ящиков, тем более сейфа. Так что лежало оружие либо в ящике комода в гостиной, либо в тумбочке возле его кровати. И все домашние, да и не только домашние, об этом знали. И взять его мог кто угодно, хоть дочкин приятель, хоть сын…

– Ладно, сын! – возмутилась Диана.

– Я же не говорю, что он убил, – возразил Андрес. – Кстати, когда я поинтересовался, трогал ли он когда-нибудь отцовский пистолет, он заявил, что нет, но по глазам вижу, врет. Конечно, трогал! Небось дружкам своим демонстрировал, как ловко стреляет, он ведь тоже умел, как и все в доме. Ох уж эти энтузиасты! Я Силтника имею в виду. Какого черта надо было всех вокруг стрелками делать!.. Между прочим, эти, сына дружки, тоже захаживали. И самого Силтника приятели…

– Ты, по-моему, увлекся, – остановил его Калев. – Ближе к делу. Кто и что мог вообще, это беллетристика, а конкретно… В понедельник, как ты сказал, пистолет был у Силтника, если он и лежал дома, то недолго, максимум два дня.

Андрес заметно смутился.

– Это верно, – признал он.

– И кто в эти два дня туда заходил? – поинтересовался Калев. – Вряд ли столько народу, сколько ты расписал, дружки там, приятели, родня…

– Ну, дружки могли и быть, – возразил Андрес. – Правда, парень утверждает, что никого в эти дни в дом не приглашал. Мать тоже ребят из его компании не видела, но она ведь не караулит квартиру целыми днями. Словом, точно в квартире были сама Мерле, сын, приходили, как я уже говорил, в понедельник вечером дочь с хахалем. У хахаля, кстати, есть алиби, он мне сразу сообщил, что был у родителей, стул у них сломался, мать попросила починить, он и чинил. С трех часов дня якобы. Отец был на работе, он подвизается в одной из этих разбойничьих шаек, Таллинавеси, кажется, так что получает достаточно, чтобы мать прохлаждалась на полставки. Библиотекарем в школе, в три уже дома. Однако такие семейные алиби мне больше подозрительны, чем их отсутствие. И тем не менее, опровергнуть их очень трудно, сам понимаешь, родители костьми лягут, но сыночка или доченьку прикроют. Такие пироги.