Ничего подобного с Марикой еще не случалось за всю ее короткую жизнь. Она никогда еще не ощущала себя столь несчастной, столь замерзшей, столь измученной. А ведь прошло всего несколько часов первой ночи в пути.
Она теперь понимала, как чувствует себя Кублин, вернее, чувствовал – напомнила она себе с тоской, – пытаясь угнаться за Замби и его друзьями.
Свежевыпавший мокрый снег превратился в топкую грязь, при каждом шаге липшую к сапогам Марики. Ее поставили предпоследней в ряду, и позади нее шла лишь прикрывавшая спины Барлог. Марика не сомневалась, что невероятно тяжелый мешок в конце концов вдавит ее в укутывавший землю белый саван, из которого она никогда больше не сможет подняться. Ветер с Жотака усилился, гоня вдоль лунных дисков обрывки серых туч и вгрызаясь в правую щеку Марики. У нее уже не осталось сомнений, что она отморозит себе половину морды. Становилось все холоднее.
Плюс в этом виделся только один: если станет достаточно морозно, их вряд ли в ближайшее время застигнет очередная метель.
Тяжкий изнурительный труд по уборке стойбища от тел вновь давал о себе знать. У нее болело все тело. Мышцы так и не отошли до конца.
Прокладывавшая путь Грауэл пыталась замедлить шаг, но силты ее поторапливали. И как тут охотнице не спешить, когда даже старшая силта могла идти быстрее ее?
Во время первого короткого привала Грауэл, которой хотелось идти помедленнее, шепотом заспорила с высокой силтой.
– Мы на территории врага, сестра, – сказала она. – Было бы разумно двигаться осторожнее, оставаясь начеку. Нам вовсе ни к чему в спешке наткнуться на кочевников.
– Сейчас ночь. Ночь принадлежит нам, охотница. И мы способны видеть то, чего не можешь видеть ты.
Грауэл с ней согласилась, но все же заметила:
– У них тоже есть свое колдовство, что они нам уже показали. Вряд ли стоит полностью полагаться на единственное…
– Хватит. Спорить не о чем. Мы не привыкли к спорам. И если ты не усвоишь этот урок за время нашего пути, он станет для тебя весьма тяжким.
Уставившись на снег под ногами, Марика пыталась представить, как далеко им еще топать. Насколько она помнила географию, крепость стояла в шестидесяти милях к западу от стойбища. Пока же они прошли самое большее пять миль, и в таком темпе им понадобится еще три или четыре ночи. Летом хватило бы двух дней.
Грауэл больше не спорила. Но по ее виду было ясно, что в душе она бунтует и, несмотря на благоговейный трепет и страх перед силтами, относится к ним с некоторым презрением. Язык ее тела не ускользнул и от силт. Вскоре после того, как они двинулись дальше, Марика заметила, как обе то и дело переглядываются. Грауэл вызывала у них недовольство.
– Впрочем, чего ждать от дикарки? – заметила старуха. – Ее не воспитывали в должном уважении.
Марика невольно оскалилась, едва не зарычав. Должное уважение? И где должное уважение со стороны силт к столь способной охотнице, как Грауэл? Где должное уважение к ее опыту и знаниям? Грауэл никогда не спорила ради спора, вроде какой-нибудь скучающей Мудрой, желавшей убить время.
Будущее в виде изгнания в крепость выглядело не слишком многообещающим. Чужие обычаи никому не нравятся.
Марика подумала, что она не какой-нибудь самец, чтобы покорно склонять голову. Если же силты считают иначе – их ждет куда больше проблем, чем они предполагали.
Вскоре, однако, тяготы пути заглушили вызывающие мысли. Она лишь тупо переставляла ноги в сапогах, и, хуже того, разум ее открылся нараспашку перед воспоминаниями из прошлого.
И тогда пришла настоящая боль. Душевная боль.
Двигавшаяся тяжелой походкой Барлог не раз налетала на Марику, когда щена останавливалась, уйдя в собственные мысли.
Раздражение силт росло с каждым часом.
Они устали от пребывания в глуши, и им хотелось поскорее вернуться домой. У них оставалось все меньше терпения, чтобы потакать выжившим из стаи Дегнан.
Марика удивилась, почему бы им в таком случае не идти самим, не обращая на остальных внимания. Судя по разговорам, у них не было перед Дегнанами никаких обязательств. Похоже, чувство долга, к которому взывали Скилджан и Геррьен, являлось для силт из крепости в лучшем случае поводом, чтобы грабить якобы обязанные им стаи. А все права и обязанности были односторонними, что бы кто кому ни обещал.
Она и сама ощущала все большее презрение к силтам, которое подпитывалось мучительной болью и усталостью. Прежде чем силты распорядились разбить дневной лагерь в тени огромного поваленного дерева, защищавшего от ветра, чувство это настолько усилилось, что силты смогли его прочесть. Их озадачило, что Марика оказалась намного более открытой и лишенной предрассудков, чем старшие Дегнаны. Усевшись рядом, они стали обсуждать этот вопрос, пока Грауэл и Барлог выкапывали укрытие в нанесенном под дерево снегу.
Высокая силта поманила Марику к себе. Несмотря на усталость, щена пыталась помочь охотницам, в основном собирая валежник. Они добрались до тех мест, где по берегам реки на крутых склонах росли высокие деревья. Как ни странно, местность становилась все более пересеченной по мере того, как река текла на запад. Хотя с плато, где располагалось стойбище Дегнанов, так не казалось, поскольку в целом земля постепенно уходила вниз.
– Щена, – сказала высокая силта, – в тебе кое-что изменилось. Нам нужно понять, почему за ночь ты вдруг нас так невзлюбила.
– Из-за этого, – коротко ответила Марика.
– В смысле – из-за чего?
Марика не боялась их, так же как и охотницы. Она ничего не знала про силт, поскольку никто ей о них не рассказывал.
– Вы просто сидите и смотрите, пока Грауэл и Барлог трудятся не только ради себя, но и ради вас. В стойбище вы кое-чем помогли. Немного. В том, что было не вполне обычным делом стаи.
Имелась в виду уборка тел.
Старшая силта не поняла ее. Младшая поняла, но осталась недовольна:
– Мы занялись этим только потому, что больше было некому. Мы силты. Силты не работают лапами. Это дело для…
– У вас все лапы на месте, и вы вполне здоровы. Уж точно здоровее нас, если способны нас так загнать. И работать вы можете. В нашей стае вы бы умерли с голоду, если бы не делали свою часть работы.
В глазах старой силты вспыхнул огонь. Высокая раздраженно фыркнула, а потом усмехнулась:
– Тебе еще многому предстоит научиться, малышка. Если бы мы занимались тем, о чем ты говоришь, мы бы перестали быть силтами.
– А быть силтой – значит считать себя выше других? У нас были в стае охотницы, которые тоже так считали. Но они работали, как и все остальные. Или голодали.
– Мы тоже вносим свой вклад, щена. Но по-другому.
– Вроде того, что защищаете стаи, которые платят вам дань? Подобное оправдание я всегда слышала от охотниц, которые каждую весну отправлялись в крепость. Платить дань в обмен на защиту. Вот только подозреваю, что этой зимой мы покупали защиту от силт из крепости, а не убийц из-за пределов Верхнего Поната. От вашей защиты стаям уж точно не было никакой пользы. Вы спасли три жизни. Может быть. В то время как стаи по всему Верхнему Понату истреблены под корень. Так что не стоит хвастаться передо мной своим чудесным вкладом, пока не покажете мне нечто большее.
– Вот ведь вздорная сучка! – сказала высокая, обращаясь к старухе.
Та была вне себя от ярости, на грани взрыва. Но Марика и сама распалила себя настолько, что ей уже было все равно, и она ничего не боялась. Она заметила, что Грауэл и Барлог перестали разрывать снег и неуверенно наблюдали за ними, положив лапы на оружие.
В том не было ничего хорошего. Стоило несколько поостыть, иначе могли возникнуть проблемы, с которыми не справился бы никто из них.
– Решает сила, – сказала Марика, повернувшись спиной к силтам, хотя сейчас все складывалось вопреки старой поговорке.
И все же ей удалось одержать небольшую победу. Высокая силта включилась в работу, слегка помедлив, чтобы не казалось, будто она подчинилась какой-то щене.
– Осторожнее, Марика, – бросила Грауэл, когда они отошли подальше, собирая валежник. – Силтам не свойственны ни терпение, ни понимание.
– Да они меня разозлили.
– Они любого разозлят, щена. Просто потому, что могут делать что захотят и им ничего за это не будет. У них сила.
– Ладно, попридержу язык.
– Сомневаюсь. Ты чересчур осмелела с тех пор, как некому стало дать тебе по уху. Идем. Уже набрали достаточно.
Марика вернулась в их небольшой лагерь, удивляясь поведению Грауэл. И Барлог тоже. Гибель Дегнанов, похоже, не столь уж глубоко их тронула.
Ни Грауэл, ни Барлог ни словом не обмолвились, но, судя по взглядам, которые охотницы тайком бросали на костер, было ясно, что они считают его не слишком разумным решением. Дым, даже незаметный для глаз, можно было почуять за милю.
Силты видели и понимали их тревогу. Высокая, возможно, и потушила бы огонь, закончив приготовление еды, но старуха упрямилась и не собиралась слушать ничьи советы.
Костер горел.
Охотницы выкопали нору под упавшим деревом, достаточно большую, чтобы в ней поместилось пять мет, и достаточно глубокую, чтобы полностью укрыться от ветра. Когда взошло солнце, силты забрались в укрытие и прижались друг к другу, согреваясь собственным теплом. Марика пристроилась рядом, чувствуя, что лишь во сне найдет облегчение от боли, как телесной, так и душевной. Грауэл последовала за ней. Но Барлог осталась снаружи.
– Где Барлог? – спросила Марика, уже засыпая.
Утром весь мир замер, и не раздавалось ни звука, кроме воя ветра и треска замерзших ветвей. Когда ветер на мгновение утихал, слышалось журчание текшей через речные пороги воды. Марика успела заметить, что в большинстве мест река полностью замерзла и неотличима от остального ландшафта.
– Она будет охранять, – ответила Грауэл.
Силты ничего не говорили насчет охраны, более того, намекали, что даже во сне почувствуют приближение чужаков задолго до охотниц.
Марика лишь кивнула в ответ и провалилась в сон.
Она проснулась, когда пришла Барлог, чтобы поменяться с Грауэл, и потом еще раз, когда Грауэл снова поменялась с Барлог. Но о следующей их «смене караула» у Марики не осталось никаких воспоминаний – она пребывала в мире сновидений.
Темнота. Духота. Страх. Слабость и боль. Лихорадка, жажда и голод. Запах плесени и холодной сырости. Но больше всего – боль, голод и страх смерти.
Сны, подобные этому, Марике прежде не снились, и убежать от него она не могла.
В этом сне не происходило вообще ничего. Просто неподвижность, самая худшая, какую только можно было себе представить. Кошмары обычно связаны с бегством, преследованием, неумолимым приближением чего-то ужасного, не знающего устали и жалости. Но сейчас она будто оказалась внутри разума кого-то, медленно умирающего в пещере. Внутри обезумевшего разума, едва сознававшего, что жизнь еще продолжается.
Она проснулась от дыма, запахов и тишины. Ветер утих. Какое-то время она лежала, дрожа и пытаясь осмыслить сновидение. Мудрые утверждали, что сны реальны, хотя и редко в буквальном смысле.
Но сон слишком быстро ускользнул, оставив лишь легкое недомогание.
Когда Марика наконец выползла из укрытия, Грауэл уже заново разожгла костер и готовила еду. Солнце клонилось к закату. Вскоре после того, как они поедят и соберутся в дальнейший путь, наступит ночь. Марика устроилась рядом с Грауэл, поддерживая огонь. Несколько минут спустя к ним присоединилась Барлог. Силты все еще потягивались и ворчали внутри укрытия.
– Они там, – сказала Барлог. Грауэл кивнула. – Сейчас просто наблюдают. Но они еще дадут о себе знать, прежде чем мы доберемся до крепости.
Грауэл снова кивнула:
– Не стоит беспокоить этим наших выдающихся ведьм. Они знают все, что можно. И об этом наверняка тоже.
– Сегодня идем осторожнее, – проворчала Барлог. – И держимся рядом. Марика, будь начеку. Если что-то случится – бросайся в снег. Ныряй в него и зарывайся поглубже.
Марика подбросила еще сучьев в костер. Она молчала, пока из убежища не выбралась высокая силта, потянулась и огляделась вокруг. Подойдя к костру, она заглянула в котелок и на мгновение наморщила нос. Походная еда не отличалась особым вкусом, даже для привыкших ко всему охотниц.
– Вскоре после захода солнца мы минуем пороги, – сказала она. – После пойдем вверх по течению реки. Там идти будет легче.
– Вот так и мы ходили на восток, – объяснила Барлог Марике. – По реке намного легче, чем по лесу, где никогда не знаешь, что под снегом.
– А лед выдержит?
– Лед в несколько футов толщиной. Выдержит что угодно.
– На реке есть несколько широких мест, где нас будет очень хорошо видно, – сказала Грауэл так, как будто силты не было рядом. – И несколько узких, идеальных для засады.
Она подробно описала Марике, что ожидает их впереди.
Силта осталась недовольна, но промолчала. Из укрытия выбралась старуха.
– Котелок готов? – спросила она.
– Почти, – ответила Грауэл.
Отдохнув, даже старая силта проявила желание помочь, начав разбрасывать снег, чтобы их пребывание здесь было не столь заметно после ухода.
Грауэл и Барлог переглянулись, но не стали говорить, что она лишь впустую тратит время.
– Пусть думают что хотят, – сказала Барлог.
Высокая силта услышала и озадаченно на нее посмотрела. Меты из стаи Дегнан не говорили ей, что все усилия лишены смысла, поскольку кочевники уже о них знали.
Кусака в эту ночь взошла рано, и ее полный диск ненамного опережал отстававшую от нее Гончую. Когда путницы добрались до реки, как раз взошла вторая большая луна, раздвоив тени. Силтам вновь захотелось прибавить шагу, но на этот раз Грауэл и Барлог отказались идти быстрее. Они двигались в своем темпе, с оружием в лапах, внимательно вглядываясь вперед, прежде чем сделать очередной шаг. Марика чувствовала, насколько они напряжены.
Силты тоже это чувствовали и, возможно, именно потому не настаивали, хотя несомненно считали, что вся эта осторожность – лишь пустая трата времени.
Казалось, они правы – над миром вновь взошло солнце и застало путниц целыми и невредимыми. Они так и не столкнулись с врагами, которые, как считали Грауэл и Барлог, их преследовали.
Но охотницы были не готовы признать ошибку. Они доверяли своим инстинктам и снова выставили днем охрану.
И снова за день ничего не произошло. Не считая сна Марики.
Сон был и тот же, и другой. Никуда не делись духота, боль, ужас, темнота и голод, запахи, сырость и холод. Но на этот раз она чуть лучше осознавала происходящее. Она пыталась куда-то взобраться, цепляясь когтями, карабкалась в темноте на гору, которая была самой высокой в мире. Она то и дело теряла сознание, кричала, но никто не отвечал, и казалось, будто она теряет связь с реальностью. Ее огнем обжигала лихорадка, которая то накатывала, то уходила, и Марика видела то, чего просто не могло быть, – нечто вроде сверкающих шаров, светящихся червей, полупрозрачных мотыльков размером с логово, которые с легкостью пронизывали как землю, так и воздух.
Она ощущала на затылке смертельное дыхание зимы.
Лишь бы добраться до вершины, до еды, до воды, до помощи.
Негромкие стоны Марики встревожили Грауэл, которая мягко разбудила ее и стала чесать за ушами, пока щена не перестала дрожать и дыхание ее не успокоилось.
Днем чуть потеплело, и так продержалось до ночи. Потепление принесло новый снегопад и пронизывающий ветер, который завывал в долине восточного притока реки, швыряя в морды хлопья снега. Путницы соорудили себе маски. Грауэл предложила укрыться в норе, пока не минует самое худшее, но силты отказались. Сколь бы ни бушевала буря, остановиться они могли лишь из страха заблудиться. Здесь им это не грозило. Если бы они, к примеру, отклонились от реки, то поднялись бы по склону холма и уткнулись в деревья.
Марика жалела, что продвигаются они не днем, а ночью в снегопад. Судя по тому немногому, что ей удалось увидеть, здешние края впечатляли, будучи куда величественнее, чем любые окрестности родных мест.
Кочевники не побеспокоили их ни в эту ночь, ни на следующий день. Однако Грауэл и Барлог настаивали, что северяне все еще где-то неподалеку – выслеживают их группу.
Марике ничего не снилось. Она надеялась, что кошмар закончился.
Погода не улучшалась.
– Если так будет продолжаться, нам нелегко придется, – сказала высокая силта, когда они забрались в укрытие, пораньше устроив привал. – У нас осталось еды еще на один день. До Акарда идти два дня. Если мы задержимся, успеем основательно проголодаться, прежде чем доберемся домой.
Она взглянула на старую силту, на которой уже сказывались тяготы пути.
О проекте
О подписке