Как и все остальные, Гаспарян посмотрел в ту сторону, где происходило сражение. Он увидел, что некогда прекрасный парк уничтожен – разорван снарядами и пережеван гусеничными траками танков и самоходных артиллерийских установок, которые плотным кольцом окружили Дворец. Из их стволов то и дело вырывались вспышки, словно кто-то пускал солнечных зайчиков. Сталкиваясь со стенами и колоннами Дворца, снаряды разрывались, как хлопья серой ваты, оставляли трещины и щербины в штукатурке. Но Дворец был крепок – потеряв изрядную долю замысловатой лепнины и замысловатой резьбы, роднившей его с декоративной шкатулкой, он продолжал стоять под пеленой белого прозрачного дыма. То тут, то там на изрытой земле, смешанной с буйной зеленью и кровью, виднелись распростертые тела людей в гвардейской и полицейской форме. С высоты башни они казались крошечными, как муравьи.

– Наши победили!

– Враг разбит! Толстухи побеждены!

Залпы прекратились, бегущие люди в камуфляжных одеждах приближались к Дворцу. Многие из наступавших падали по дороге, словно ноги им отказывали сильнее, чем доктору Гаспаряну. Казалось, что на обнажившуюся землю и трупы стражей Дворца сыплются лоскутки всех оттенков зеленого.

Бомба просвистела в воздухе и упала в гущу бегущих.

«В своих же стреляют» – подумал Серж с недоумением. Но людям у Дворца было все равно – они как будто даже не заметили взрыва и новых безжизненных тел – теперь уже в камуфляжной форме.

– Айда к нашим! – крикнул кто-то, и все, кто был на верхушке башни, кинулись обратно вниз, подхватив Гаспаряна, мечтавшего поскорее убраться отсюда, но без сопровождения и вовсе не туда, куда его несло течение.

Квадратный человек, заплывший жиром по самую макушку, в котором лишь прыщавое лицо и три жидких волоска на месте бороды выдавали подростка, зацепился ремнем за какой-то крюк. Он оглянулся, увидел нечто ужасное и заорал на всю площадь:

– Проклятье! Они вот-вот схватят наркоторговца Сеткина! Сейчас же бежим к Дворцу – ворота больше некому охранять!

На площади началась кутерьма. Толпа хлынула к воротам и побежала с площади через бывший сад к обители Трех Толстушек.

Доктор Гаспарян в немыслимом для его физического состояния и возраста прыжке сумел выскользнуть из толпы и примоститься на узком подоконнике возле окошка-бойницы на третьем этаже башни. Он и еще трое, последовавших его примеру, из узкой прорези в каменой стене, содрогаясь, смотрели наружу.

Только один Серж устроился так, что мог выглянуть как следует. Остальные смотрели одним глазом. Доктор тоже смотрел одним глазом. Но и для одного глаза зрелище было достаточно страшное.

Громадные железные ворота распахнулись во всю ширину. Тысячи человек хлынули в эти ворота сразу. Это были юноши и девушки, мужчины и женщины, старики и старухи, дети и существа неясной возрастной и половой принадлежности. Они с яростью толкали друг друга, падали, спотыкаясь о мертвые тела гвардейцев и полицейских, поднимались и бежали дальше. Гаспарян ясно разглядел, как одна девушка, запнувшись о ногу бежавшего перед ней парня, вонзила ему в спину нож, после чего плюнула в него и побежала дальше.

– Смотрите! Смотрите! Сеткин! СЕТ-КИН!!! СЕТ-КИН!!! СЕТ-КИН!!!– донеслось из сердца толпы. Люди подхватили имя своего героя, и скандировали его, не хуже артиллерийских снарядов заставляя землю сотрясаться.

Наркоторговец Сеткин в окружении людей, облаченных в одежды всех оттенков зеленого, шел к Дворцу по только что расстеленной кроваво-красной ковровой дорожке. Сеткин улыбался, а его солнцезащитные очки ловили весенние солнечные лучи и превращали их в яркие искры, как будто бы исходящие из его глаз. Он шел порывистой, но нетвердой походкой. Несколько раз валился прямо в руки сопровождающих, но кое-как снова вставал на ноги и шел дальше. Его черные зачесанные назад волосы были покрыты пуленепробиваемым слоем геля, а шею обвивали толстые золотые цепи.

– Сеткин! Он сам сдался в плен! – выдохнул доктор Гаспарян. – Или… Это какой-то хитрый план! Возможно, что он задумал…

В это время мина, запущенная из бывшего парка, угодила под основание старой башни. Башня наклонилась, качнулась, одну секунду задержалась в косом положении и рухнула. Серж полетел кувырком, теряя второй каблук, пистолет-пулемет и контактные линзы.

Глава II

Десять лимузинов

Доктор Гаспарян упал счастливо. Он не разбил головы, и ноги у него остались целы. Впрочем, это ничего не значит. Даже и счастливое падение вместе с взорванной башней не совсем приятно, в особенности для человека немолодого, каким был доктор Серж Гаспарян. Во всяком случае, от одного испуга доктор потерял сознание.

Когда он пришел в себя, уже был вечер. Доктор посмотрел вокруг.

– Какая досада! Свои контактные линзы мне, конечно, не отыскать. Когда я смотрю без линз, я, вероятно, вижу так, как видит неблизорукий человек, если воспользуется линзами. Это очень неприятно.

Потом он поворчал по поводу отломанных каблуков и потерянного пистолета:

– Я и так невелик ростом, а теперь стану на пять сантиметров ниже. Или, может быть, на десять сантиметров? Каблука-то у меня два отломилось… И пистолета потерянного жаль. Маленького роста, немолодой, близорукий, безоружный и состоятельный – теперь я превосходная жертва для любого разбойника. Бронежилет остался, но что с того? Я же не могу спрятаться в него весь целиком, как черепаха в панцирь. Ох, как же я себе не завидую и сочувствую одновременно!

Он лежал на куче щебня. Почти вся башня развалилась. Длинный и узкий кусок стены торчал, как кость. Очень далеко играла музыка. Заводной клубный бит улетал с ветром, пропадал и не возвращался. Доктор поднял голову. Наверху свисали с разных сторон черные поломанные стропила. На зеленоватом вечернем небе блистали звезды.

– Где это играют? – удивился доктор, хоть сам уж давным-давно не посещал дискотеки и понятия не имел, где в городе они находятся сейчас.

Без плаща становилось холодно. Ни один голос не звучал на площади. Доктор, кряхтя, поднялся среди камней, повалившихся друг на дружку. По дороге он зацепился за чей-то кроссовок, поблескивающий светоотражающими вставками. Квадратный подросток с прыщавым лицом лежал, вытянувшись поперек балки, и смотрел в небо. Доктор Гаспарян пошевелил его, но тот не хотел вставать. Он лишь кривлялся и пускал пузыри ртом и носом.

Парнишка был в состоянии сильного наркотического опьянения – в этом Гаспарян, будучи доктором, не сомневался.

– Ну и денек выдался. Прямо хоть ложись рядом с вот этим недотепой, и помирай… Нет, все же, пока воздержусь. Но куда же мне идти? Домой, конечно! Но… проклятье, я не помню, где мой дом! – Серж с досадой потер большую шишку, вскочившую на голове. – Должно быть, при падении пострадал именно тот отдел головного мозга, который отвечает за память. Как же он называется? Тьфу ты, и этого не помню!

Он ушел с площади. На дороге лежали люди; доктор низко наклонялся над каждым и видел, как звезды отражаются в их глазах с расширенными зрачками. Он трогал ладонью их лбы. Они были очень горячие и мокрые от пота, который блестел в лунном свете.

– Вот! Вот! – шептал доктор Гаспарян. – Значит, народ кайфует… Вот почему они не смогли захватить дворец, когда тот был практически у них в руках: что толку от руки, которую ни поднять, ни сжать не можешь, потому что обдолбался в минус первую степень с последующим делением на ноль и полным вычетом по натуральному основанию… Что же теперь будет?

Через полчаса он добрался до людных мест. Здесь город имел вид, больше походящий на привычный. Кроме неподвижных тел, тут встречались и те, кто еще держался на ногах. Серж очень устал. Ему хотелось есть и пить.

Доктор стоял на перекрестке, отдыхая от долгой ходьбы, и думал: «Как странно! Горят неоновые огни, светятся рекламные щиты, мчатся роскошные автомобили, звенят стеклянные двери. Из окон многоэтажек льется золотые сияние. Там вдоль дороги, постукивая каблучками, ходят путаны. Тут в кустах сношаются дворняги. Смятые газеты, конфетные обертки, пакетики из-под чипсов и прочий мусор весело кружится над черной водой. Люди живут так же, как жили вчера. Неужели они не знают о том, что произошло сегодня утром? Разве они не слышали пальбы и криков? Разве они не знают, что наркоторговец Сеткин в плену у Трех Толстушек? Может быть, ничего и не случилось? Может быть, я съел что-то не то, и у меня были галлюцинации?»

На углу, где горел фонарь, вдоль тротуара стояли такси. Мелкие уличные барыги продавали дурь, расфасованную в маленькие порционные пакетики. Таксисты переговаривались с барыгами.

– Его заставили пройти по чертовой красной дорожке от начала и до конца. Бедолага!

– Я слышал, его усадили в глубокое массажное кресло. Такое, которое массирует все – шею, спину, руки и даже ноги. Там для ног специальная платформочка есть. А кресло то стоит во Дворце Трех Толстушек, – сказал толстый чернокожий таксист с алой помадой на губах и небесно-голубыми тенями на веках.

Тут к барыгам подошла дама в бикини с девочкой в коляске, чтобы купить вечернюю дозу.

– Кого посадили в кресло? – заинтересовалась она.

– Наркоторговца Сеткина. Гвардейцы Трех Толстух взяли его в плен.

– Ну и слава богу! – сказала дама.

Девочка захныкала.

– Отчего же ты плачешь, глупенькая? – удивилась дама. – Ты жалеешь наркоторговца Сеткина? Не надо его жалеть. Он хотел нам вреда. Он желал стать монополистом. Знаю я эту схемочку. Сперва Сеткин обещает кайф для всех и совершенно бесплатно. Потом, когда приходит к власти, убирает всех конкурентов, а цены на дурь повышает в два, а то и в три раза. Посмотри, какие роскошные шишки у этого барыги…

Большие бугристые шишки с пушистой пыльцой, как спящие шмели, мирно лежали в прозрачных пакетиках, разложенных на столике перед барыгой.

– Вот тебе три пакетика. А плакать незачем. Они бизнесмены. Если их не сажать в расслабляющее массажное кресло, то они заберутся не только в наши кошельки. Нет, крошка, они проникнут прямо сюда, – дама постучала пальцем по своему виску. – Они поселятся в наших мозгах, как черви. Будут рыть в них ходы и тоннели. Станут совокупляться в наших черепах, откладывать яйца в наших глазных яблоках. А когда из яиц вылупятся маленькие бизнесмены, наши глаза лопнут вот так – ПЫФФФ! Но это будет еще не конец, о нет. Ты будешь молить о смерти, но они сперва вскроют твой животик, размотают кишки и заставят тебя их съесть – сантиметр за сантиметром. Затем они примутся за твой язычок и…

Дама отвлеклась на пробегавшего мимо мальчишку. Тот дернул сначала даму за резинку ее трусов, расшитых звездами, а после девочку за ее косичку.

– Ничего, кисуля! – крикнул мальчишка. – Наркоторговец Сеткин в кресле, зато артист Канатов на прогулочке!

– Ах, нахал! Я поняла! В твоем мозгу УЖЕ сношаются бизнесмены! Надо срочно вскрыть твой череп и…

– Мама, может быть, сегодня ты не будешь делать себе укольчики? Или хотя бы не станешь нюхать порошочек? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, – канючила девочка.

Дама топнула ногой и перевернула коляску с девочкой. Барыги начали звонко смеяться. Чернокожий толстяк воспользовался суматохой и предложил даме сесть в такси и поехать.

Дама и девочка укатили.

– Подожди, блохастый! – крикнул барыга мальчику. – Иди-ка сюда! Расскажи, что ты знаешь…

Два таксиста со скрипом вылезли из автомобилей. Путаясь в своих платьях и страусиных боа, они подошли к барыгам.

«Вот уд так уд! Удище!» – подумал мальчишка, глядя на длинный силиконовый фаллос, которым помахивал таксист. Мальчишке очень захотелось иметь такой же, но это было невозможно по многим причинам.

– Так что ты говоришь, гаденький? – спросил таксист фальцетом. – Артист Канатов на свободе?

– Так говорят. Я был в борделе…

– Разве его не посадили в такое же кресло, как Сеткина? – спросил другой таксист, тоже фальцетом.

– Нет, мамулька… Красавчик, подари мне одну дозу!

– Подожди, дурашка. Ты лучше рассказывай…

– Да вот, значит, так… Сначала все думали, что он тоже во Дворце. Потом искали его среди упоротых и не нашли.

– Может быть, он слился в какой-нибудь притон? – спросил таксист.

В разговор вмешался бомж, до того безучастно спавший прямо на дороге в луже собственной мочи.

– Кто слился? – спросил он. – Артист Канатов не такой мягкий творожок, как вы, девчонки. Его в сортире не сольешь. Артист Канатов живет по понятиям. Он еще всех за конкретно поставленный базар ответить заставит!

– Врешь, верблюд! – сказал таксист.

– Артист Канатов всех на пику посадит! – закричали барыги в восторге.

Мальчишка стянул дозу и бросился бежать. Капли с мокрого от пота мальчишки посыпались на доктора Гаспаряна. Серж вытер с лица капли пота, горькие, как слезы, и подошел ближе, чтобы послушать, что скажет бомж.

Тут разговору помешало некоторое обстоятельство. На улице появилась необыкновенная процессия. Впереди ехали две белоснежные кареты, запряженные такими же белыми лошадьми с гривами и хвостами, заплетенными в косички. Кареты были щедро украшены цветочными букетами и гирляндами разноцветных фонариков, от которых вечерний сумрак расступился, и стало светло, как днем. Затем двигался забавный микроавтобусик розового цвета с гербом Трех Толстушек.

А позади шли автомеханики. Их было сто.

Они шли с засученными рукавами, готовые к работе – в фартуках, с инструментами под мышкой, чисто выбритые и практически не распространяя вокруг себя запах перегара. По обе стороны процессии ехали полицейские. Они сдерживали лошадей, чтобы те случайно не затоптали кого-нибудь из граждан, переживающих наркотический трип на проезжей части.

– Что это? Что это? – заволновались прохожие.

В розовом автобусике с гербом сидела бывшая одноклассница и Лучшая Подружка Трех Толстушек. Барыги перепугались, что процессия отвлечет все внимание на себя, и клиенты забудут, что хотели купить дурь. Подняв ладони к щекам, они смотрели на голову Лучшей Подружки. Она была видна через открытое окошко автобусика. Голова с волосами, выкрашенными в зеленый, розовый и голубой цвета, со смешным острым носиком и круглыми лучистыми глазами улыбалась и с интересом разглядывала все происходящее вокруг. Казалось, что в автобусике сидит очень любопытная экзотическая птичка.

– Поберегитесь, пожалуйста! Будьте чуточку осторожнее, уважаемые граждане! Соблюдайте правила безопасности, будьте так любезны! – кричали полицейские.

– Куда идут автомеханики? – спросил маленький барыга старшего полицейского.

И полицейский, улыбнувшись и козырнув маленькому барыге, ответил приятным баритоном:

– Отличный вопрос, малыш! Я так рад, что ты его задал. Это очень правильная гражданская позиция – искать ответы на интересующие тебя вопросы. И получать ответу у официальных лиц, вроде меня, – это очень мудро. Автомеханики идут, чтобы подготовить лимузины! Понимаешь? Автомеханики подготовят десять роскошных лимузинов, все в них проверят – каждый болтик и винтик! Чтобы лимузины работали долго и без поломок, и чтобы радовали своих новых хозяев.

– А!

Барыга уронила лоток. Пакетики с дурью рассыпались по мостовой, как сухие осенние листья.

– Они идут подготавливать лимузины! – повторил доктор Гаспарян. Он пришел в ужас от того, что не может вспомнить – что такое лимузин.

– Первоклассные лимузины! – воскликнул полицейский, оборачиваясь и одаривая приветливой белозубой улыбкой всех прохожих. – Лимузины премиум класса всем мятежникам! Всем шалунам по лучшей в мире тачке! Всем, кто заблуждался, считая, что власть Трех Толстушек несправедлива и порочна!

У доктора Гаспаряна закружилась голова. Ему показалось, что он снова упадет в обморок.

«Я слишком много пережил за этот день, – сказал он про себя, – и кроме того, я очень голоден и зверски устал. Или наоборот… Нужно поторопиться домой, где бы этот дом ни был».

В самом деле, доктору пора было отдохнуть. Серж так был взволнован всем происшедшим, увиденным и услышанным, что даже перестал переживать из-за потери пистолета. Хуже всего было, конечно, без контактных линз.

– Дружочек, скажите, пожалуйста, не знаете ли вы случайно, где проживает светила отечественной медицины и просто гениальный доктор Серж Гаспарян? – обратился доктор к таксисту, радуясь собственной сообразительности.

– Сажай свой дряхлый задик в машинку, папик. Домчу быстрее, чем ты успеешь сказать «какая дерзкая попка у этого симпатичного паренька за рулем»! – подмигнув доктору, сказал толстый чернокожий таксист.

Глава III

Площадь Почти Всех Звезд

Доктор Гаспарян возвращался домой. Он ехал по широчайшим асфальтовым улицам, которые были ярко освещены, и цепь фонарей бежала над ним высоко в небе. Фонари походили на шары, наполненные ослепительным кипящим серебром и золотом. Вокруг фонарей кружилась в танцевальном трансе и гибла на рейве мошкара. Серж ехал по набережным, вдоль каменных оград. Там бронзовые львы, чью милоту не убавляли даже острые когти и клыки, держали в лапах щиты и высовывали длинные языки. Внизу медленно и густо шла черная вода, похожая на ночное августовское небо из-за созвездий плавающего в ней мусора. Город опрокидывался в воду, тонул, уплывал и не мог уплыть. Он искажался и расплывался в отражении, как в глазах одурманенного торчка. Доктор ехал мостами, изогнутыми в виде арок. Снизу или с другого берега они казались кошками, выгибающими перед прыжком железные спины. Здесь, у въезда, на каждом мосту располагалась охрана. Полиция бдительно следила, чтобы кто-нибудь, перебрав дури, не упал в воду, или, паче того, не решился бы шагнуть навстречу холодным черным глубинам из самоубийственного малодушия.

Доктор Гаспарян ехал, смотрел и слушал.

С улицы, из домов, из раскрытых окон питейных, курительных и нюхательных заведений, из-за дверей ночных караоке-клубов неслись отдельные слова песенки:

Попал наш Сеткин в кресло

Массирует то чресла

Теперь, коль он расслаблен,

Толстухам неопасен

Молодой человек, на последние гроши купивший щепотку дури, подхватил мотив. У парня вчера родилась дочка – вторая, старшей было уже полтора года. Он не имел и не желал иметь никакой работы, зато обладал солидным количеством долгов и непогашенных кредитов. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что переворот не удался. Молодой человек не сомневался в том, что долги, накопленные при прежнем режиме, будут автоматически списаны новой властью, как антинародные.

В зоопарке шло большое представление. На сцене в свете софитов три панды в юбочках и с бантиками на головах изображали Трех Толстушек. Фокстерьер бренчал на гитаре, неторопливо беря блатные аккорды. Клоун в малиновом пиджаке, с золотыми перстнями на пальцах и с массивной золотой цепью якорного плетения на шее, в такт музыке декламировал стихи:

Как матушки родные мне

Толстушки три, базара нет!

У них важнее нет забот,

Чем улыбать всех прямо в рот

Надюха, Люба и Верок,

Мотайте вы подольше срок!

– Мотайте! Мотайте! И пусть мотают! И подольше! Как можно дольше! – кричали со всех сторон попугаи.

Шоу вышло невероятное. Звери в разных клетках начали подрыкивать, подпискивать, подщелкивать и подсвистывать настолько мелодично, насколько это вообще возможно.

Панды, кажущиеся ленивыми и неповоротливыми, демонстрировали чудеса акробатики и спортивной аэробики. Они в зажигательном танце подбрасывали друг друга в воздух, кувыркались и садились на шпагат, делали сальто и тройные тулупы с переворотом. При этом животные улыбались и приветливо помахивали зрителям пухлыми лапами.