Ни переломов, ни ушибов вследствие спонтанного воздухоплавания Миша никогда не получает, одно лишь лицо иссеченное. «С кошкой трахался?» – шутят над Мишиными царапинами, а он только улыбается, не обижается совсем. Он своими шрамами гордится, за украшение их считает, как настоящий мужчина. Если есть время, может целую экскурсию по ним устроить. Расскажет, что этот вот, в форме полумесяца, получил, когда с проспекта Мира по дуге в ботанический сад МГУ залетел, да прямо на тот дуб, который сам царь Петр за каким-то чертом вздумал посадить. Другой, напоминающий силуэт акулы с раскрытой пастью, – путешествие с крыши Арбатской высотки на Гоголевский бульвар, обложенный густыми тучами гари и копоти от вечной автомобильной пробки. На щеке мощный бородатый профиль Чарльза Дарвина или Карла Маркса (кому кто ближе и как больше нравится) – резким порывом об асфальт чиркнуло, прежде чем на лиственницу в парке недалеко от Ленинградского шоссе закинуло. Распугало это действие парковых белочек, ожидавших подкормки орешками или чем повкуснее, но никак не прилета маленького усатого монтажника. На лбу явственно виднеется кот с торчащим трубой хвостом (остроумцы хихикают, что это сам Мишка с эрекцией, но, обычно тихий, тут он активно отнекивается, дескать, он человек порядочный и с подобными ассоциациями решительно не согласен). История у кота такая – над катком на Красной площади новогоднее поздравление вешал, сорвался, да ветер на беду со стороны Александровского сада дул, вот Миша лбом о памятник героям Плевны и затормозил. И спрыгнул он с того памятника, надо сказать, чрезвычайно ловко и изящно, совершенно не нарушив привычного течения жизни обитающих там в большом количестве бомжей, людей запутанной сексуальной ориентации и патрульных полицейских. Ни единой бутылочки не опрокинул, ничей макияж не попортил и в свисток дунуть или документики проверить никому ни малейшего повода не предоставил.

Начальство Мишкой-наружкой никогда довольно не бывает. Работу он из-за незапланированных перемещений вверх-вниз долго делает, хоть в результате придраться и не к чему. Поначалу хотели его уволить – вдруг упадет да разобьется. Все под прокурором ходят, да садиться желания не испытывают. Но, так как Миша на больничное лечение ни разу не отпрашивался и даже отпуска себе за пять лет службы не требовал, оставили его как есть трудоустроенным. Конечно, думали, все ли у него с головой в порядке, не специально ли он с высоких метров прыгает. Только эту идею отбросили – городище-то вселенских масштабов, высоток небоскребных хоть ложкой ешь – на любую забирайся и сигай сколько душе угодно.

Добрые люди пытались Мишу надоумить, чтобы он из своих падений шоу устроил, в денежках поднялся. Миша согласился с разумностью предложений. Сходил в цирк на Цветном бульваре, где продемонстрировал господину Директору и самой любимой его Секретарше свои удивительные способности. Миша был немедленно зачислен в штат и включен с номером в ежедневную программу, но через неделю вернулся к наружной рекламе. За кулисами, говорит, двором скотным пахнет неприятно, ему, городскому жителю в пятом колене никак не привыкнуть. Да и зрители его смущали – так-то на Мишу никто внимания не обращает, максимум в метро на ногу наступят, по телефону в сообщество анонимных друзей Иеговы пригласят или в подъезде сосед жестоко пьющий обматерит за что-нибудь незначительное. А тут все гогочут хором в тысячу глоток, попкорном хрустят оглушительно и пялятся так, что, кажется, аж до дыр Мишку проглядят, – одним словом цирк. Если кто-то продолжал настаивать, дескать, Миша чепухой мается и от коммерчески выгодного стартапа отлынивает, то признавался монтажник честно, пусть и нехотя, что больновато вот так – каждый день из-под купола цирка головой вниз на наковальню пикировать, никаких денег уже не хочется.

За исключением короткой и весьма спорной цирковой карьеры, жизнь Мишки идет себе и идет – размеренно, спокойно и со скромным достоинством. Как город стоит и шуршит своими миллионами, словно всегда тут стоял и шуршал, так и Миша наружную рекламу размещает, будто бы вечность этим занимался и еще одну вечность в том же духе продолжать собирается.

В паре с Мишкой-наружкой работает Евгений Борисович Анюткин, крепкий мужик, весь сплошь из параллельных и перпендикулярных линий скроенный, из брусочков деревянных сколоченный, да из кирпичиков прочных собранный. Он никогда мерами безопасности не пренебрегает, технику охраны собственного труда люто блюдет, каску даже в бане не снимает. За двенадцать лет ни царапинки, ни зазубринки на его угловатом лице не появилось. Только не любят Евгения Борисовича люди, Ебанюткиным что в глаза, что за глаза называют, а он злится. Обижается Анюткин шуткам и никогда их не забывает, каждый день перед сном лежит в кровати и вспоминает наперечет, кто его чем неуважить посмел. Способностей никаких выдающихся Евгений Борисович не имеет, кроме как всех людей в городе и в мире истово ненавидеть. Всех скопом он сбродом считает, дурачьем, бездельниками. Каждого в уме за подлеца и злорадца держит, даже тишайшего Мишку-наружку, с которым уж пятый год плечо к плечу трудится. Всякий раз, как наверх заберутся, Евгений Борисович Мишу локотками и коленками так и тычет, так и подталкивает, да все вниз спихнуть норовит.

Непреложная истина, известная всем посвященным адептам невыдуманных культов, заключается в том, что любой ритуал является совокупностью строгой последовательности слов, пассов и действий с определенными ингредиентами. Каждый из элементов ритуала одинаково важен для достижения поставленной цели. Только невежда способен решить, будто бы с формулой ритуала можно экспериментировать и безнаказанно заменить один компонент другим, якобы обладающим такими же свойствами. Результаты такого небрежного легкомыслия могут быть крайне плачевными и разрушительными. К примеру, обряд воскрешения человека, чье тело полностью утратило пригодность для повторного использования, помимо прочего требует обжарки пятидесяти двух килограммов белого репчатого лука. На моей памяти один из не самых прилежных студентов Мискатоникского университета возжелал вернуть к жизни свою трагически погибшую возлюбленную. Та попала в автокатастрофу, и ее тело сильно пострадало при взрыве топливного бака – фактически, от нее остались лишь разрозненные обгоревшие куски мяса и осколки костей. Готовясь к проведению ритуала, студент выкрал из морга подходящее девичье тело, при полной луне оскопил тринадцать черных котов, произнес воззвание к милости Азатота и зажарил пятьдесят два килограмма репчатого лука, но не белого, а фиолетового. Стоит ли удивляться, что вместо оживления любимой девушки молодой человек добился того, что из-за пределов космоса явился Хастур Неизрекаемый и высосал его полностью, оставив лишь пустую оболочку. Поэтому, если вы проводите ритуал самостоятельно, будьте предельно внимательны – незначительных мелочей в этом деле не бывает. Если же вы по воле случая окажетесь в месте, где обрядом руководит некто посторонний, в ваших же интересах удалиться на безопасное расстояние, так как за действия и внимательность этой посторонней персоны перед вами никто не поручится, а Хастур по природе своей не только Неизрекаем, но и Ненасытен.

Ужас №5: Белый лучок

Только зашел в подъезд, носом повел – и на тебе. Что это? Да! Ошибиться невозможно. О, нет! Кто-то лучок жарит. Ничего, в квартире-то лилии, орхидеи и прочие нежные цветы душистых прерий. Открываю дверь. О, ужас! В прихожей лукового духу по колено, в жилых помещениях по щиколотку. И с потолка кап-кап-кап. Прямо на макушку душком капает. А если бы я ремонт сделал? Да хоть вот если бы год назад ремонт сделал, то что теперь? Все, нафиг? А сверху все капает, да через три капли струйкой прорывается – по обоям, по мебели, по нежным цветам. Терпеть такое? Увольте.

Прыгая через три ступеньки, от луковой вони на бегу отряхиваясь, подскочил к двери соседа со второго этажа. Зазвонил истерично, чтоб сразу человек понял, будет ему от меня недовольство и угрозы расправы справедливой. Будет знать, как жарить. Две минуты звонил, три, пять. Наконец открыл мальчик со зрачками расширенными, одетый в футболку – одной рукой дверь придерживает, другой срам прикрывает.

– Извини, чувак, – говорит, – что долго. Трусы искал.

– Ты чего, чувак, – злобно зажимая нос от луковой гари, ответил я, – устроил тут?

– Ты про это? – парень приоткрыл дверь комнаты, и вони в прихожей стало по пояс. – Это не я. Сначала думал, приход жестокий, глючит, что хрень какая-то сквозь стены лезет, на измену подсел… Ты сам-то сегодня как, не это?

– Нет.

– Хм, – парень задумался. – Значит, сверху заливают.

На следующий этаж мы поднялись вдвоем. Инициативу, даром что без трусов, перехватил парень.

– Коза драная, открывай, мать твою! – свободной от прикрытия срама рукой парень принялся колотить в дверь. Открыла заплаканная девушка в банном халатике.

– Ты че, шлюха, себе позволяешь, а? – рассекая голыми ногами болото лукового духа, парень прошел внутрь. – Мало тебя жарили, что сама за жарку взялась?

– У меня на сегодня один единственный был, – всхлипывала девушка. – Постоянный клиент, еврами платил. А тут как сверху ливанет – ему и на костюм, и в портфель натекло. Ушел, не заплатил, сказал, что не вернется, что лучше на вокзале за сотку. А мне завтра выручку сдавать. Больше никто сегодня не придет, а где я до завтра денег возьму? Самой теперь на вокзал за сотку?

Четвертый этаж брали втроем. На пороге возникла необъятная женщина в резиновых перчатках и марлевой повязке.

– Слышь, уродина, ты попала! – буйствовал парень.

– Неустойку плати! – сердито утирая слезы, вторила девушка. – За выгоду упущенную.

– И мне за ремонт, – должен же я был хоть что-то сказать.

– Чего орете? – донесся из-под повязки гнусавый голос. – Если я тут тараканов травлю, так это для всеобщего блага. Положение домоуправа обязывает. Ругаться будете – милицию вызову и сами тогда своих тараканов травите… А что, мои тараканы к вам уже побежали? Шустро, однако.

– Вы, извините, зачем тараканов луком травите? Им, по-моему, от него хуже не становится, – мой боевой настрой утих на фоне ярости других соседей.

– Луком? Охренел что ли? – гыкнула домоуправ. – Троапсилом я их, родненьких, чтоб как звать забыли.

– То есть, вы не заметили, что тут несколько э…

– Воняет шо, блядь, пиздец! – закончил мою мысль парень.

– Пиздец! – тоненько поддакнула девушка.

– Значится так, товарищи бляди, наркоманы и к ним примкнувшие, сейчас я позову участкового, и он вам расскажет, что такое пиздец, – беззлобно прогнусила домоуправ.

– А у вас по обоям не стекает, с потолка не капает?

– Чо? – глянув на меня, как на сумасшедшего, домоуправ перевела глаза на потолок, с которого прямо к ее ногам шмякнулся склизкий комок луковой вонищи. – Оно пахнет?

– Еще как, – притихшие от угрозы участковым, парень и девушка кивнули.

– Проклятый насморк! – воскликнула домоуправ и натянула перчатки до локтей. – Ну я щас ей устрою!

Открыв дверь своей квартирки на пятом этаже, старенькая Ольга Федоровна охнула от количества людей, столпившихся на лестничной клетке.

– Ольфдрна, это безобразие! – наклонившись к самому уху старухи, взревела домоуправ. – Вы что с подъездом сделали! Всех луком затопили!

– Да я ить клееночку штелила, – моргая и двоясь в режущем глаза луковом духе, шамкала старуха. – Неушто прошочилошь? Мошет, чайку? Скоро Коленька придет, он картошечку штрасть как любит, ш лучком. Только вот картошечки…

– Пойду, газ по стояку перекрою, – буркнула домоуправ и удалилась. Девушка ушла молча, опустив глаза и скорбно думая о вокзале.

– Коля? – парень почесал затылок, забыв, что это рука заменяла ему трусы.

– Што там? – сощурилась Ольга Федоровна.

– Пиписка, – не придумав ответа лучше, сказал я.

– Надо ше, – огорчилась старуха, – как я плохо вижу.

– Какой еще Коля? – не унимался парень.

– Пошли, – я взял парня за руку и повел вниз, тихонечко прошептав ему на ухо: – Сын ее, лет пять уже как умер.

Сокровенные мысли – стоит ли фиксировать их на страницах личного дневника или лучше дать им умереть, разложиться и истлеть в беспокойном омуте своего будничного сознания? Ответ зависит от того, на какой результат вы рассчитываете. Если вам нравится пребывать в заблуждении, будто бы на протяжении всей шкалы вашей жизни и в каждой ее отдельно взятой точке вы оставались «старым добрым самим собой», то ведение дневника вам противопоказано. Кроме того, отказавшись от летописания, вы сэкономите немало сил, времени, а также бумаги, чернил и нервов, которые могут быть потрачены на переживания по тому поводу, что ваш тайный дневник может попасть в чьи-то руки. Но в том случае, если вы честны с самим собой и относитесь к собственной персоне со вполне справедливо заслуженным подозрением, дневник вам необходим. Добросовестно заполняя страницы мыслями о том, что пуще остального беспокоило вас в ту или иную текущую дату, вы создадите собственный портрет неизбывной точности. Однако когда вы осмелитесь пуститься в путешествие по волнам строчек своего дневника, вас будет поджидать множество пугающих сюрпризов, порой ввергающих в состояние озноба, заставляющих трепетать, бормоча в лихорадке: «Кто это? Что это за существо? Невозможно! Немыслимо! Неужели это… Я?!». Одна из восточных мудростей гласит, что сильнее всех людей тот, кто сумел победить самого себя. Конечно, это даже близко не так, ведь себя победить куда проще, чем, скажем, Ньярлатхотепа – ниспосланное богами воплощение хаоса. Но познакомиться с собой поближе будет нелишним. По крайней мере, вы получите представление о том, сколько времени сможете продержаться в плену разумных насекомовидных грибов Ми-Го прежде чем особенности их психологии и морали сведут вас с ума.

Ужас №6: Дневник Долорес Браун

10 февраля

Здравствуйте, дорогой мистер Дневник. Огромное Вам спасибо, что Вы разрешили мне Вас вести. Только это тайна. Тссс. Никто не должен знать, что у меня есть Дневник, то есть Вы. Особенно мамочка. Вы обещаете ей ничего не говорить?

О, мистер Дневник! Я знала, что на Вас можно положиться. Спасибо!

Обещаю навещать Вас почаще. Не скучайте.

Искренне Ваша Долли.

14 февраля

Дорогой мистер Дневник. Знаете что? Я подумала, если у нас есть общие секреты, то нам стоит перейти на ты. Вы не против?

Замечательно! Ты самый лучший! Люблю тебя!

Мамочка говорит, что хотела назвать меня Евой, но потом передумала. Она говорит, что Ева – слишком непорочное имя для шлюхи. Я рада, что мама передумала. Мне совсем не нравится имя Ева, и очень хочется стать настоящей шлюхой. Я мечтаю шляться по Парижу, Милану и, может быть, даже Африке. Пока я могу шляться только по Ньюпорту, но это тоже мне очень нравится, и совсем не нравится мамочке. Каждый раз, когда я прихожу домой после шести, она спрашивает «где тебя носит, маленькая шлюшка?». Я не знаю, что ей отвечать, потому что кроме Ньюпорта я нигде не была. И еще меня никто не носил.

Кроме Стивена. Только это очень-очень секрет. Дневничок, обещай никому не говорить. Хорошо? Так вот. Стивен один раз нес меня на руках от ворот до машины. Только не спрашивай, каково это было. Нет, нет и нет! Я же сказала, что это совсем-совсем секрет.

Прости, Дневничок. Я тебе расскажу, но потом. Сейчас мне нужно готовиться к балу. Я буду в платье маленького лесного бурундучка.

Пока-пока, целую,

Твоя Долли.

15 февраля

Дневничок! Помнишь, я говорила тебе про Стивена? Пожалуйста, забудь о нем навсегда.

На вчерашнем балу Стивен был в костюме дерева. А я была маленьким бурундучком. Я залезла в его дупло и начала готовиться к зимовке. Но мамочка вытащила меня из дупла и сказала, что я веду себя похотливо. Она увела меня с бала, а я так готовилась – я должна была петь зимнюю колыбельную сонного бурундучка, когда наступит зима. По дороге домой я слышала, как мамочка говорит папочке, что меня нужно срочно отправить к Святой Анне. Ты не знаешь, кто такая эта Анна? Я тоже не знаю, но, наверное, она хорошая – ведь святые не бывают плохими.

А сейчас извини, мне надо поплакать.

С любовью, Долли Б.

20 февраля

Дневничок, это ужасно! Я в отчаянии. После воскресной школы я подошла к преподобному Мэтьюзу и спросила у него на счет Святой Анны – он же священник, а это почти тоже самое, что святой. Мэтьюз рассказал мне, что эта Анна была мамой девы Марии. Получается, что она – бабушка Иисуса? Понятное дело, что женщина она добрая. Только преподобный говорит, что Святая Анна сейчас на небесах. Теперь ты понимаешь, почему я так напугана? Мамочка хочет меня убить! Вчера за ужином она так папе и сказала: «Когда ты уже отвезешь Долли к Святой Анне? Сделай хоть один правильный поступок в своей жизни, ты, кровавый мясник». Мой папа действительно работает кровавым мясником – из больших коровок он делает такие вкусные котлеты! Но мама не ест котлеты и вообще ничего из мяса, поэтому считает, что быть кровавым мясником очень плохо. Мама часто говорит папе, что он будет гореть в аду, как котлета барбекю, если на угли плеснуть слишком много поджигательной э… поджигалки. Ну ты знаешь, она такая в бутылочках, прозрачная и немного пахнет щекоткой. Если папа послушается и сделает из меня котлету, я отправлюсь не на мангал, а к Святой Анне – это лучше, чем гореть в аду. Но я боюсь, что мне будет больно. Я очень-очень-преочень не люблю, когда мне больно. Что мне делать?

Уже поздно, поэтому спокойной тебе ночи.

А я, наверное, опять не смогу уснуть…

Твоя Долли.

2 марта

Ты помнишь Стива, о котором я просила тебя забыть? Да, я знаю, что на балу он был плохим деревом, но всю прошлую неделю он был очень хорошим в столовой. Каждый день он брал обед не только для себя, но и для меня. Понимаешь, я не очень люблю стоять в очереди, а Стив сам стоял, а я сидела и ждала за столиком. Это так здорово – сидеть и смотреть, как все стоят в очереди, а ты сидишь и смотришь, как все стоят…

Но это не главное! В пятницу за обедом Стив рассказывал, что хочет стать генеральным директором Трансатлантической Нефтяной Компании. А потом спросил, кем собираюсь стать я. Я хотела сказать, что шлюхой, но потом подумала – зачем говорить о мечте, если она никогда не сбудется? Поэтому я сказала ему всю правду, что я скоро стану котлетой и отправлюсь на небеса к Святой Анне.

Ты бы видел, как мои слова расстроили Стивена! Похоже, он действительно принял их близко к сердцу. Мне сразу стало так приятно, что ему небезразлична моя жизнь. Понимаешь? Как если бы я действительно была ему нужна.

Дорогой Дневничок, ты не будешь меня ревновать, если я буду считать Стива своим другом? Я знала, что ты меня поймешь!

Обнимаю тебя,

Твоя верная подруга Долли.

5 марта

Милый Дневничок, пришла пора прощаться. Ты не представляешь, как мне тяжело это говорить, но больше мы не увидимся. Только ты не вешай нос! Видишь? Я же не вешаю. Нет, это не слезы. Просто так. Не обращай внимания, со мной все в порядке, честно.

Сегодня мамочка сказала, что она обо всем договорилась, что завтра я отправлюсь к Святой Анне, которая спасет меня от «всей этой отвратительной мерзости». Папа кивал ее словам, значит, она уговорила его сделать из меня котлету. Боже, как я боюсь спасения! Нет-нет, все в порядке. Мама сказала, чтобы я собрала вещи. Зачем мне вещи там? Наверное, мамочка просто хочет, чтобы я освободила комнату на тот случай, если у них с папочкой будут еще детишки.

Вещи я уже собрала, а теперь мне нужно позвонить Стивену, чтобы попрощаться с ним. Пожалуйста, не ревнуй – он ведь тоже мой друг, почти как ты.

Вспоминай меня иногда.

Навечно твоя Долли Браун.

6 марта

Дневничок, ты не представляешь, какое счастье! Я остаюсь! Ура! Это просто, ну, ты не поверишь!!!

Вчера вечером я позвонила Стиву и рассказала, что завтра (то есть уже сегодня) папа отправит меня на небо. Еще я хотела рассказать Стивену, как дорожу его дружбой и попросить, чтобы он тоже иногда обо мне вспоминал. Но ничего этого я сказать не успела, потому что Стив внезапно сделался очень странным и резким. Он крикнул, чтобы я заперлась в своей комнате и никому не открывала дверь, пока он сам не придет. Конечно, я сказала Стиву, что мамочка его в дом точно не пустит, потому что считает похожим на кобеля, а собакам в доме не место – так считает мама. Поэтому она мне запретила оставить того щеночка со смешными висячими ушками и хвостиком из стороны в сторону. Всего этого я сказать тоже не успела, потому что Стивен уже бросил трубку.