Глава 4

На следующее утро я вскочила с матраса преисполненная решимости наконец во всем разобраться.

Всю ночь не спала и думала. Сначала о своих странных отношениях с людьми. Корила себя за холодность. Если подумать, то ни верных подруг не осталось – одноклассницы из родного городка остались в другой жизни – ни молодого человека, к которому я испытывала бы нечто большее, чем просто любопытство тоже как-то не возникло. И это при том, что сходилась с новыми людьми запросто. Могла заговорить с любым кассиром в фастфудовской забегаловке и проболтать с ним хоть полчаса. Когда-то использовала этот прием, чтобы обедать в ресторанном дворике торгового центра со скидкой «для своих».

Вот только личной жизни это никак не помогало. Прекрасной собеседницей я была только пока играла роль: говорила только то, что собеседник хотел услышать. Никогда не раскрывалась полностью. Никто из коллег не знал меня настоящую. Даже Валера, с которым я провела столько времени, болтая в кафешках, наверняка не мог сказать, что меня действительно интересует и волнует. Ради шутки как-то спросила у него, какая музыка мне нравится. Он перебрал всех модных исполнителей, но так и не угадал.

Вчерашняя откровенность сегодня утром меня удивляла. С чего я вдруг начала болтать как на исповеди? Неужели настолько соскучилась по живому настоящему общению? Никогда не думала, что одиночество так на меня подействует.

Вообще жизнь в последнее время все больше напоминала зебру. Меня мотало от белой полосы к черной со все возрастающей амплитудой. Текущая дислокация была на стороне света, но вопрос только в том насколько далеко я от жопы с хвостиком. Хотелось найти хоть какую-нибудь опору, чтобы эти волны не унесли меня в океан ко всем чертям и русалкам.

Как только подумала о ненормальности, так озаботилась вопросом: я уже столько раз переходила в разные миры, и до сих пор не поняла, как это все работает. Хоть какую-нибудь закономерность бы найти. С этими путешествиями тоже сплошная полосатость: то еле ноги уношу, а то попадаю в такие места, где хоть сейчас строй шалашик и живи как Ленин в заливе… или разливе… не помню. Главное, одна одинешенька.

Ой.

Эта самая закономерность, оказывается, лежала на поверхности: каждый раз, как перемещалась в отражение, где были видны творения рук человеческих, я наталкивалась на проблемы и с трудом сбегала. Любые же путешествия через пейзажи или нейтральные поверхности, типа белого потолка, приводили меня в безлюдные места, где все было спокойно и хорошо.

Мне просто надо сторониться людей.

Повинуясь мгновенному импульсу, нашла в позаимствованном на работе глянцевом журнале картинку с бирюзовым морем, белоснежным песком и кокосовой пальмой. Вырезала ее ножницами и прилепила на мокрый кафель ванной комнаты. Надела купальник, залезла в полную ванну и повернулась так, чтобы отражался только этот тропический пейзаж.

Оказывается, когда ты сам находишься в воде, то перемещение не гладит тебя по коже приятным ознобом, а фигачит током так, что сердце заходится.

Я выскочила из воды как ошпаренная, и не сразу поняла, что уже бултыхаюсь на ласковых морских волнах. Берег впереди манил к себе белоснежным песком и зарослями пальм. Вокруг не было ни души. Я попала на какой-то тропический остров. Только вода была достаточно прохладной. Почему-то я ожидала, что на каких-нибудь Мальдивах океан должен быть как парное молоко.

До этого я никогда не видела море вживую. Вообще весь мой опыт перемещения по миру до этой осени сводился к унылым пейзажам за окном поезда Тобольск-Москва, поэтому от восторга я визжала, брызгалась и смеялась. Это какая-то бесконечная красота. Жить в такой насыщенной и концентрированной живописности было определенно невозможно. Либо задохнешься от чувств, либо, что хуже, все это великолепие приестся и станет привычным и заурядным. И тогда больше никогда и ничего в мире не сможет тебя удивить или обрадовать. Превратишься безрадостного и унылого циника.

Если возле японского домика рядом с покрытым красными листьями прудом я бы хотела поселиться навсегда, то сюда, к морю, можно заскакивать максимум на пару часов в неделю, чтобы зарядить свою внутреннюю батарейку радостью, энергией и вдохновением на много дней вперед.

Вволю накупавшись, уставшая выползла на берег, скребя пузом по песку как первая кистеперая рыба, решившая стать рептилией, а затем повернулась к набегавшей волне и клюнула в нее носом.

Бултых. Своим приземлением я выплеснула из ванной, наверное, ведра два. Пришлось срочно выскакивать, искать тряпку и срочно вытирать пол, а то был реальный риск залить соседей снизу. Да уж, красота однозначно требует жертв, причем самых неожиданных.

Примерно полчаса спустя я вышла из дома с целью провести еще один эксперимент. Мне хотелось понять: насколько стабильны переходы через один и тот же водоем. Повторить опыт с листиком на поверхности невозможно – поди найти точно такой же – но существовала же еще и лужа, благодаря которой я обрела свою странную способность. Прошло уже много дней и если она опять сработает в то же место, значит, и своим карманным морем я тоже смогу пользоваться всю жизнь.

Подождала, пока гуляющий в парке народ отойдет подальше, вспомнила, с какой именно стороны присаживался у лужи парнишка, и склонилась над водой, стараясь не испачкать брюки.

Мне повезло. За редкими пожелтевшими деревьями снова виднелись домики из фильмов про Англию девятнадцатого века. Только вот погоды здесь стояли тоже типично британские – ничего общего с аномально теплым московским октябрем даже близко не было. Холодный пронизывающий ветер срывал с деревьев последнюю листву, и заставил меня почти сразу же застучать зубами.

Пришлось вернуться домой, сходить в квартиру и надеть пальто. В моем гардеробе было одно странное, в стиле ретро. Купила его на развале молодых дизайнеров в фойе какого-то торгового центра. Темно-серое с пушистым воротником и капюшоном, приталенное точно по фигуре, и переходящее к низу в длинную плиссированную юбку. В таком наряде во времена Шерлока Холмса в меня хотя бы не сразу будут тыкать пальцами как в нелепо одетую чудачку.

Зато в Москве, пока я шла к парку, на меня странно косились: вокруг плюс двадцать, а эта рыжая дура в пальто на меху гуляет.

По дороге, наконец, сформулировала для себя правила безопасных путешествий.

Во-первых, никогда не использовать отражения в помещениях. Это чревато тем, что можно оказаться в замкнутом пространстве с кучей людей, для которых ты возникла из воздуха. Практика показывает, что ничем хорошим это не заканчивается.

Во-вторых, раз один и тот же водоем стабильно переносит в одно и то же место, значит, можно составить своего рода карту путей. Если достаточно поэкспериментировать, то смогу путешествовать по миру без загранпаспорта и утомительных перелетов. Море я себе уже нашла. Стоит выяснить путь к горам, желательно с подъемником, а еще я всю жизнь хотела побывать в пустыне. Почему-то мне казалось, что там мне должно понравиться. Жаль только с водоемами там не очень.

В-третьих, надо взять за правило всегда поступать также как сейчас: заскочила в другой мир, сориентировалась, куда попала, и тут же возвращаешься, чтобы переодеться. В чужих мирах лучше не сильно выделяться.

Проверила в интернете, как одевались женщины конца девятнадцатого века: в высоких ботинках на шнуровке и в этом пальто я вполне могла сойти за местную. Смущало только то, что на картинках все дамы были в шляпках, но оставалась надежда, что капюшон тоже сойдет.

Заново переместившись в мир викторианской эпохи, медленно пошла в сторону домов. Больше всего опасалась, что там небольшая деревушка или городок, где все друг друга знают и любой чужак, будь он даже одет по последней моде, вызовет нездоровое любопытство. Прошла сотню метров и поняла, что мне повезло. Ближайшие домики стояли на склоне холма, плавно спускавшегося к неширокой речке, а на другом берегу виднелись плотно застроенные кварталы города. Вверх поднимался густой темный дым из тысяч труб: как широких, заводских, так и множества мелких, каминных, торчащих из каждой крыши. Неподалеку виднелся и мост.

Вокруг меня был пригород. Что-то вроде родного Сумкино при Тобольске или Мытищ около Москвы, так что я вполне могу сойти за городскую барышню, которая прогуливается по окрестностям. Если только удастся перестать морщить нос от сильнейшего запаха дерьма и навоза, которым тут пропиталось буквально все. Даже холоднющий сильный ветер не спасал, а только размазывал этот сельский аромат плотным слоем по округе как масло по бутерброду.

Когда впереди на улице показались первые люди, я напряглась. Еще издалека увидела, что три идущие мне навстречу женщины совсем непохожи на картинки из интернета. У двух из них головы были покрыты какой-то грубой серой шалью, которая спускалась чуть ли не до середины бедер, пряча под собой черное мешковатое пальто. Третья, массой килограммов, наверное, под сто, гордо несла капор аки корону, а одета была в мешковатое коричневое платье с грязноватым желто-бежевым застиранным передником.

Напряженно глядя перед собой, я вышагивала навстречу. Будь что будет.

Когда мы поравнялись, женщины склонились в легком поклоне, тайком, но очень внимательно ощупывая меня взглядом.

Следующий за ними на некотором расстоянии импозантный джентльмен в отделанном мехом черном пальто и с тростью в руках, слегка приподнял свой цилиндр, кивнул мне и произнес: «Леди…». Чуть было не сделала глупость и не остановилась, думая, что он хочет со мной заговорить, но вовремя одернула себя. Прохожий уже невозмутимо шагал дальше. Мужчина просто оказал знак внимания той, что считал ровней или даже превосходящей его по классу. Меня здесь явно принимали за столичную модницу.

Свернула на более широкую улицу и там народу было уже куда больше. На меня косились, иногда кивали из осторожной вежливости, но никто не тыкал пальцем как в нелепо одетую чужачку. Прислушалась к разговорам, и с облегчением поняла, что здесь в ходу привычный мне английский. Да, некоторые слова были не очень понятны, а народ победнее говорил с таким странным акцентом, что я едва понимала, о чем идет речь, но, в принципе, я спокойно могла пообщаться с местными жителями и не вызвать никаких подозрений. К языкам у меня всегда был талант. Это признавали и в школе, и на работе. На английском я даже могла имитировать некоторые акценты носителей языка, на французском свободно говорила, а испанский и итальянский сносно понимала и кое-как могла читать.

Мое внимание привлек пробегавший мимо юноша в разношенных ботинках, отдаленно напоминающих мокасины. Посмотрела ему вслед, и тут меня как молнией ударило: я уже видела эти штаны и рубаху. Он точно так же бежал от меня. Да и лицо отпечаталось в памяти надолго. Без сомнения, это был тот самый воришка, благодаря которому я получила возможность путешествовать между мирами.

Что ж. На этот раз он от меня не уйдет!

Незаметно проследовав за ним, я оказалась в узком проходе между двух одноэтажных строений. Парень забежал в одну из дверей, над которой покачивался свернутый из железной ленты калач. На пекаря он совсем не был похож – следов муки ни на руках, ни на одежде я не заметила – поэтому можно было и подождать. Мальчишку послали за хлебом и скоро он выйдет.

Ждать пришлось менее минуты. Юноша показался из двери, прижимая к груди большой бумажный кулек с булками. Мое лицо было наполовину скрыто капюшоном, да и по сторонам он особо не глазел, пожирая глазами ароматный свежевыпеченный батон, так что для него было полной неожиданностью, когда я схватила его за шиворот и сказала точно ту же фразу, что и тогда, возле лужи. На сей раз на английском:

– Попался!

Парень дернулся, дерзко глянул мне в лицо и тут же побледнел от страха. Губы некрасиво скривились. Мне показалось, что он вообще вот-вот заплачет.

– Госпожа… простите! – залепетал он, – я же не знал, что вы тоже из ныряльщиков.

Он странно растягивал гласные на концах слов, напрочь пропускал букву х, а все межзубные согласные заменял на простые ф и в, то есть говорил как любой двоечник в моем классе. Поначалу понимать его было непросто.

– Только прошу, госпожа, не сдавайте меня мраку! Я не специально. Мне просто было нечего есть! Я не знал, что вы тоже из нас… то есть простите, не хотел вас обидеть сравнением…

– Заткнись. Я просто хочу поговорить.

Моим взглядом сейчас можно было орехи колоть, но в его голубых глазах после этих слов почему-то блеснула надежда:

– То есть вы не из мрака?

Задумалась на секунду. Если скажу, что нет, не вырвется ли он и не убежит ли? С другой стороны, если навру, что я как раз из непонятного и зловещего «мрака», то он испугается так, что потом узнать все то, что мне так хотелось, скорее всего, будет невозможно.