Снова и снова нужно повторять, что современные притязания профсоюзного движения обречены на провал; и даже не из‑за разобщённости и зависимого положения этих пользующихся признанием организаций, а из‑за убогости их программ.
Снова и снова надо повторять эксплуатируемым рабочим, что на кону – их единственные, незаменимые жизни, за которые ещё всё можно успеть; что их лучшие годы уходят, а они так и не знают радости и даже не пытаются сопротивляться.
Необходимо требовать не повышения «прожиточного минимума», а чтобы толпу прекратили держать на минимуме жизни. Недостаточно просить хлеба – пусть дают игры.
В прошлом году Комиссия по коллективным договорам подготовила документ об «экономическом положении простого чернорабочего»1 (положении, которое является гнусным оскорблением всего, что ещё можно было ожидать от человека), в котором всё, что касается свободного времени – и культуры, – ограничено одним детективным романом из «Чёрной серии»2 в месяц.
И ни шага в сторону.
Мало того, для текущего строя эти детективные романы, как и Пресса, и Заокеанское кино – лишь продолжение его собственных тюрем, в которых уже не за что биться, но и нечего терять, кроме цепей.
А жизнь нужно завоёвывать снаружи.
Нужно ставить вопрос не о подъёме зарплат, а об улучшении тех условий, в которые в западном обществе поместили простых людей.
Нужно отказаться от борьбы внутри этой системы, борьбы за мелкие уступки, которые не будут исполняться или будут тут же отыграны капитализмом на другом поле. Главный вопрос – в дальнейшем воспроизводстве этой системы или её разрушении, и его надо ставить ребром.
Говорить нужно не о возможных соглашениях, а о недопустимых фактах реальности: спросите алжирских рабочих с государственных заводов “Renault”, где их досуг, их страна, их достоинство, их жёны? Спросите, какая надежда может быть у них? Социальную борьбу должна вести не бюрократия, но страсть. Чтобы оценить чудовищные последствия деятельности профсоюзов, достаточно проанализировать стихийные забастовки августа 1953 года; решение рядовых членов; саботаж главных жёлтых профсоюзов3; пассивность Всеобщей конфедерации труда, которая не смогла ни организовать всеобщую стачку, ни направить события в победоносное русло. В то же время нужно ясно видеть факты, способные разжечь дискуссию: тот факт, например, что по всему миру есть наши друзья, и мы узнаём себя в их битвах. И тот факт, что жизнь проходит, и нам не надо никаких компенсаций, кроме тех, которые мы придумаем и создадим сами.
Дело лишь за отвагой.
От лица Леттристского интернационала:
Мишель И. Бернштейн4, Андре-Франк Конор, Мохамед Даху, Г.‑Э. Дебор, Жак Фийон, Жиль Ж. Вольман
В эту эпоху, все области которой всё более и более помещаются под знак репрессии, существует исключительно омерзительный человек, гораздо больший мент, чем в среднем. Он строит ячейки жилых единиц1, он строит столицу для непальцев, он строит вертикальные гетто, активно используемые современностью морги и церкви.
Протестантский модулор2, Корбюзье-Синг-Синг3, пачкун нео-кубической мазни, запустил «машину для жилья»4 во имя ещё большей славы Господа, творящего по своему образу всякую падаль и всякое корбюзье.
Невозможно забыть, что современный урбанизм никогда не был искусством, и ещё меньше он был жизненной средой, наоборот, он всегда был вдохновлён полицейскими директивами, и что в конце концов Осман создал нам свои бульвары лишь для удобства продвижения артиллерии5.
Но сегодня, когда тюрьма стала образцом жилища и христианская мораль беспрепятственно торжествует, стали замечать, что Ле Корбюзье стремится уничтожить улицу. Потому что он кичится этим. Вот его программа: окончательно разделить жизнь на закрытые островки, на находящиеся под наблюдением компании; покончить со всякой возможностью восстаний и встреч; установить автоматическую покорность. (Отметим мимоходом, что существование автомобилей приносит пользу всем, за исключением, конечно, некоторых «экономически слабых»: недавно скончавшийся префект полиции, незабываемый Байло6, после последнего парада выпускников также заявил, что уличные манифестации в наши дни несовместимы с требованиями трафика. И каждое 14 июля7 нам это подтверждает.)
С Ле Корбюзье игры и познания, которые мы вправе ожидать от действительно потрясающей архитектуры – ежедневная перемена обстановки – приносятся в жертву ради мусоропроводов, которые никогда не будут использованы для утилизации предписанной законом Библии, уже размещённой в отелях США.
Необходимо быть полным глупцом, чтобы видеть в этом современную архитектуру. Это лишь возврат сил плохо погребённого старого христианского мира. В начале прошлого века лионский мистик Пьер-Симон Балланш в «Городе искуплений»8 (описания которого предвосхищают «лучезарные города»9) уже выразил этот идеал существования:
«Город Искуплений должен быть живым отображением монотонного и унылого закона человеческих несчастий, несокрушимого закона общественных потребностей: необходимо атаковать в лоб все привычки, даже самые невинные; необходимо, чтобы всё непрерывно предупреждало, что ничто не постоянно, и что жизнь человека – это путешествие в землю изгнания».
Но на наш взгляд земные путешествия не являются ни монотонными, ни унылыми; законы общества не являются несокрушимыми; привычки, которые необходимо атаковать в лоб, должны уступить место непрерывному обновлению чудес; и главное удобство, которое мы ожидаем, это уничтожение идей этого порядка и стукачей, которые его пропагандируют.
Что мсье Ле Корбюзье подозревает о потребностях – людей?
Соборы больше не белые10. И мы этому рады. «Солнечное освещение» и место под солнцем, эта музыка известна – органы и барабаны MRP11 – и небесные пастбища, на которых будут пастись покойные архитекторы. Готово, эту тушу можно разделывать12.
Леттристский интернационал
Праздность является истинно революционным вопросом. В скором времени экономические препятствия и их моральные следствия неизбежно будут уничтожены и преодолены. Организация досуга (организация свободы множества людей, несколько реже загоняемых на бесконечную работу) является насущной необходимостью и для капиталистических государств, и для их марксистских преемников. Однако повсеместно она оказывается ограничена принудительной дебилизацией вроде походов на стадионы или просмотра телевизионных программ.
По этой причине мы прежде всего должны осудить аморальные условия, наложенные на нас, – состояние бедности.
Потратив несколько лет на ничегонеделание, в общепринятом смысле этого слова, мы можем с полным правом назвать себя авангардом общества, поскольку в обществе, всё ещё временно базирующемся на производстве, мы стремились посвятить себя исключительно праздности.
Если этот вопрос не будет открыто поставлен раньше, чем нынешняя система экономической эксплуатации потерпит крах, то все революционные изменения окажутся просто посмешищем. Новое общество, копирующее цели старого, не осознавшее и не установившее новое желание – вот уж воистину утопическое течение в социализме.
Лишь одна задача кажется нам заслуживающей внимания: разработка совместных развлечений.
Авантюрист – не тот, с кем случаются приключения, но тот, кто делает так, чтобы они с ним случились1.
Создание ситуаций будет непрестанной реализацией большой игры, свободно выбранной игроками: переход из одного окружения в другое, от одного конфликта к другому, и персонажи трагедии умирают за 24 часа. Но в жизненном времени больше не будет недостатка.
В подобном синтезе соединятся критика поведения, вдохновляющая планировка города, техники окружений и отношений; мы знаем основные принципы.
Необходимо постоянно заново изобретать высшие развлечения, те, что Шарль Фурье назвал свободной игрой страстей.
От лица Леттристского интернационала:
Мишель И. Бернштейн, Андре-Франк Конор, Мохамед Даху, Ги-Эрнест Дебор, Жак Фийон, Вера2, Жиль Ж. Вольман
Большие города наиболее благоприятны для развлечения, которое мы называем дрейфом. Дрейф это техника бесцельного движения, основывающегося на притягательности обстановок.
Все дома прекрасны. Архитектура должна стать страстной. Мы не можем принимать во внимание затеи по постройке чего‑то более узкоспециализированного.
Новый урбанизм неотделим от экономических и социальных восстаний, которые, к счастью, неизбежны. Можно думать, что революционные притязания эпохи являются функцией идеи о счастье, присущей этой эпохе. Таким образом, использование досуга больше не пустяк.
Мы напоминаем, что это означает изобретение новых игр.
Г.‑Э. Дебор, Жак Фийон
Для поддержания гнетущей повседневной реальности в известном нам виде буржуазия использует две-три индустрии отвлечения, полезные для системы. Вестерны, скаутское движение и экзотические репортажи рекрутируют в одни и те же Экспедиционные корпуса.
Сверх этих обычных потребительских отвлечений обманщики первой величины производят со штампом индивидуальности работы мастера путаницу в умах для просвещённых элит. Лучшие из них, несомненно, принадлежат истории их «цивилизации», если они идеально отождествляются с тем моментом, который берутся защищать.
Можно говорить о своеобразном межполицейском чемпионате.
После многих попыток Главный Труд Мальро, Мальро-l’Express, преуспевший в сравнении Сен-Жюста с Магометом шесть раз на двадцати одной странице, должен был надёжно гарантировать ему титул мамлюка XX века.
Но Мальро спёкся. На этот раз выиграл Кокто1.
От лица Леттристского интернационала:
Мишель Бернштейн, Даху, Дебор, Жиль Ж. Вольман
В книге «Homo Ludens: Опыт определения игрового элемента культуры» Йохан Хёйзинга выдвигает идею, что «культура в её изначальных фазах имеет характер игры, осуществляется в формах игры и проникнута её настроением»1. Скрытый идеализм автора и узкосоциологический подход к анализу высших игровых форм не умаляют, тем не менее, ценности того, что эта работа является первым вкладом в решение этого вопроса. В то же время глупо искать в нашей теории архитектуры или дрейфа иную движущую силу, нежели страсть к игре.
И пока спектакль, захвативший почти всё, происходящее в мире, продолжает вызывать у нас гнев и отвращение, мы всё больше привыкаем относиться с насмешкой ко всему вокруг. Но записать нас по этой причине в сатирики могут только очень наивные люди. Жизнь вокруг устроена так, что подчинена бессмысленным нуждам, но бессознательно стремится удовлетворить свои истинные потребности.
Эти потребности, их неполное воплощение и неполное осознание, повсеместно подтверждают наши гипотезы. Например, совсем не случайно то, что бар, находящийся на границе одной из наиболее значительных парижских областей единства обстановки (район между улицами Муфтар, Турнефор и Ломон), носит название «На краю света». События для нас случайны лишь до тех пор, пока мы не поняли общих законов, управляющих той или иной сферой. Необходимо стремиться выявить всё большее число определяющих ситуацию элементов, лежащих за рамками сугубо утилитарных мотивов, которые в будущем непременно утратят свою власть.
То, что нам под силу сделать с архитектурой, тесно связано с тем, чего мы хотели бы от собственной жизни. Интересные приключения могут происходить только на фоне интересных кварталов, и исключительно ими и порождаются. А представление об интересных кварталах скоро изменится.
Уже сейчас можно прочувствовать атмосферу некоторых особо унылых областей, в которые текущий строй загнал массы трудящихся – прекрасно поддающихся дрейфу, но решительно непригодных для жизни. Сам Ле Корбюзье в книге «Урбанизм – это ключ» признаёт, что если принять во внимание тот беспорядочный и жалкий индивидуализм, которому подчинена застройка в странах с передовой промышленностью, «…отсталость может стать следствием излишеств точно так же, как и нищеты». Это замечание может само собой обернуться против нео-средневекового пропагандиста «вертикальной общины».
Весьма разные люди, действуя, вероятно, схожим образом, наметили ряд нарочно сбивающих с толку подходов к архитектуре: от замков Людвига Баварского до того дома в Ганновере, который Курт Швиттерс2, судя по всему, пронзил тоннелями и заполнил лесом колонн из соединённых вместе предметов3. Во всех этих строениях проявился дух барокко, который можно заметить в любых попытках объединённого искусства и который будет в полной мере определять их в дальнейшем. В этом плане показательна связь Людвига Баварского и Вагнера, который и сам, вероятно, добивался эстетического синтеза, правда, самым нудным и в конечном счёте самым тщетным способом.
О проекте
О подписке