Глава 2: Шепот Камней и Холод Звезд

Комната Элизабет в крыле для «одаренных неблагородных» пахла сырым камнем, дешевым мылом и легким, почти неуловимым ароматом увядающих надежд предыдущих жильцов. Голые стены давили, окно смотрело на вечно теневой внутренний двор, где даже мхи на брусчатке казались чахлыми. Единственным пятном цвета и жизни был горшочек с вереском на подоконнике – его смолистый, чуть горьковатый запах был якорем, удерживающим ее от погружения в это море казенной серости. Я здесь не для уюта.

Раскладывая свои скудные вещи – книги с загнутыми уголками страниц, хранящие тепло ее пальцев, две смены простого платья, набор инструментов для огранки и полировки магических кристаллов, – она остро ощутила свое одиночество. Оно было иным, чем дома, в лесной тиши. Там оно было естественным, здесь – насильственным, подчеркнутым гулом чужой жизни за тонкой дверью. Академия кишела звуками: перестук каблучков по мрамору, взрывы смеха из-за поворота коридора, гулкие удары тренировочных заклинаний, доносящиеся издалека. Целый мир, отделенный от нее невидимой, но прочной стеной – стеной ее тайны, ее крови, ее неместного происхождения.

– Привет! Не помешаю? Я Лия. Мы… э-э… соседки через стену.

Рыжеволосая, веснушчатая, с глазами цвета лесного ореха и теплой, как летний полдень, аурой. От нее пахло свежей травой и яблоками. Улыбка была искренней, обезоруживающей.

– Элизабет. Проходи.

– Ох, какой вереск! Как дома… Я видела твой экзамен! Это было невероятно! Каменный цветок… Я чуть не прослезилась, правда! А как ты этому… ну, этому… Калебу ответила! Все только об этом и говорят! Он же… ну, ты понимаешь. Звезда. Холодная и колючая.

Лия тараторила, как сорока, перескакивая с описания чудаковатого профессора Травника на слухи о привидении в Северной башне, и ее щебет, как ни странно, не раздражал. Он был как журчание ручья – живой, естественный, немного наивный. Элизабет слушала, позволяя себе редкую роскошь – расслабить плечи, чуть ослабить вечный контроль. Она видела в глазах Лии искреннее любопытство и доброжелательность, но и тень опаски – словно та инстинктивно чувствовала глубину и тайну, скрытые за внешней простотой Элизабет.

Учеба захлестнула с головой. Древняя история, где имена предков Калеба сияли золотом на пергаменте. Теория стихийных взаимодействий, где описывались идеальные, гармоничные слияния, так не похожие на их с Калебом взрывоопасный резонанс. Практика артефакторики, требующая ювелирной точности и терпения. Элизабет впитывала знания, как сухая земля впитывает дождь, стараясь не замечать косых взглядов, скользящих по ее простой серой мантии, не слышать шепотков за спиной. Она знала – чтобы выжить здесь, нужно быть не просто лучшей. Нужно быть безупречной.

Калеб. Он был везде и нигде. Призрак в черном бархате. Мелькал в коридорах – всегда окруженный свитой, всегда с непроницаемым лицом. Сидел на лекциях – в первом ряду, задавая вопросы, которые ставили в тупик даже профессоров. Он больше не удостаивал ее своим вниманием – ни презрительным, ни каким-либо еще. Словно стер из памяти тот краткий поединок взглядов и слов. Но иногда… ловя случайный отблеск его глаз в полированной поверхности доспехов на стене или в стекле окна, она видела – он наблюдает. Не оценивает, не презирает. Изучает. С холодной, отстраненной любознательностью энтомолога, разглядывающего редкое, непонятное насекомое. И этот взгляд пугал ее больше открытой враждебности.

Из вихря мыслей Калеба, отраженных в глубине кристалла памяти:

«Земля… Грубая сила. Но контроль… Откуда у нее такой контроль? Этот цветок… Нелогичный. Невозможный. Как шип розы, вросший в гранит. Раздражает. Отвлекает. Отец был бы в ярости, узнай он, что я думаю о… ней. ‘Помни о чистоте крови, Калеб. Помни о долге. Любая грязь на имени Рода несмываема’. Он прав. Конечно, прав. Но ее глаза… Почему в них нет ни капли страха? Только глубина. Как у лесного озера… Зачем я сравниваю ее с озером? Бред.»

«Печать Разлученных Сердец». Слухи о проклятии не утихали. Они вились по углам, как ядовитый плющ, просачивались сквозь каменные стены. Говорили, оно карает за «недолжную» любовь. За ту, что бросает вызов устоям, древним клятвам, воле забытых богов. За любовь между светом и тьмой, между звездой и пылью.

– Между аристократом и простолюдинкой, – прошептала Лия однажды вечером, когда за окном выла метель, а в камине их общей гостиной догорали последние поленья. Ее голос был полон суеверного ужаса. – В прошлом году… Он – наследник древнего рода, она – талантливая целительница из предгорий. Говорят, их любовь была как солнце… Яркая, всепоглощающая. А потом… Началось. Мелкие неудачи, сломанные амулеты, внезапные болезни. Он проиграл дуэль, которую не мог проиграть – его магия просто… иссякла. Она… она пыталась его исцелить, но сама слегла. Говорят, ее жизненная сила утекала, как вода сквозь пальцы… Умерла на рассвете зимнего солнцестояния. Он после этого покинул академию. Никто не знает, где он.

Элизабет почувствовала, как по спине пробежал ледяной озноб, не связанный с завыванием ветра за окном.

– Трагедия, Лия. Но магия бывает непредсказуема. А любовь делает неосторожными.

– Может быть, – Лия куталась в шаль, ее глаза были испуганными. – Но… ты же видела Элвина и Миру? Он – Воздух, она – Вода. Их семьи враждуют столетиями. Сегодня на занятии по гармонизации аур… амулет связи между ними просто рассыпался в пыль. Сам. Профессор сказал – ‘скрытый дефект камня’. Но они смотрели друг на друга… Словно увидели призрака.

Элизабет вспомнила эту пару. Красивые, печальные, обреченные. Они всегда держались чуть поодаль от остальных, словно их связь была хрупким стеклом, которое могло разбиться от любого неосторожного движения. Пыль вместо камня…

Просто дефект, – упрямо твердила себе Элизабет. Но образ рассыпающегося амулета накрепко засел в памяти. И холодный шепот сомнения, прежде тихий, теперь зазвучал настойчивее, сливаясь с воем ветра за окном.

Глава 3: Переплетение Стихий

«Магия – это танец! Диалог стихий! Резонанс душ! А не перетягивание каната, юные невежды!» – голос профессора Аларика, сухого, как древний свиток, эхом разносился под сводами тренировочного зала. Его глаза за стеклами очков-половинок остро поблескивали, выискивая жертв для демонстрации. Элизабет инстинктивно попыталась слиться с каменной стеной, надеясь на пару с предсказуемой Лией. Но цепкий взгляд старика уже нашел ее. И не только ее.

– Наследник Калеб! И… хм… Элизабет! Идеальный контраст! Огонь и Земля! Подойдите. Задача: создание динамического защитного поля. Не просто щит, а структура, способная адаптироваться к меняющимся векторам атаки. Посмотрим, как ваш… хм… резонанс проявит себя в динамике.

Сердце Элизабет сделало кульбит и замерло где-то в районе горла. Только не он. Она медленно подняла глаза. На безупречном лице Калеба отразилось такое ледяное отвращение, словно ему предложили танцевать не с ней, а с болотной кикиморой. Но приказ профессора был непререкаем.

Они встали в центр круга, очерченного светящимися рунами. Молчание повисло такое плотное, что его, казалось, можно было резать ножом. Студенты замерли, предвкушая зрелище – или катастрофу.

– Начинай, – ровным, лишенным эмоций голосом произнес Калеб. Приказ. Не просьба.

Элизабет глубоко вздохнула, погружаясь в свою силу, в гул земли под ногами. Она воздела руки, и из пола вырос частокол острых каменных пик, сплетающихся в подвижную, дышащую стену. Не монолит, но живая изгородь, способная сомкнуться или расступиться.

Калеб хмыкнул. Звук был похож на треск льда.

– Примитивно. Но сойдет за основу. – Он вскинул ладони, и между каменными пиками заструились потоки текучего огня, формируя второй слой защиты – гибкий, обжигающий, постоянно меняющий форму. Воздух вокруг них загустел от жара, запахло серой и озоном.

– Слишком нестабильно! – прошипела Элизабет, чувствуя, как его огонь лижет ее каменные шипы, грозя расплавить их. – Ты разрушаешь структуру! Нужен контроль, а не ярость!

– Моя «ярость», – ледяным тоном ответил Калеб, не глядя на нее, – дает полю скорость реакции. Твои камни слишком медлительны. Как и ты.

– Медлительны, но надежны! – огрызнулась она, укрепляя основание пик, заставляя их глубже врасти в пол. – Твой огонь без основы – лишь пожирающее пламя, которое испепелит нас обоих!

Их силы боролись, сплетались, отталкивались. Камень стонал под огненным натиском, огонь шипел, ударяясь о несокрушимую твердь. Это был не танец. Это была битва воль, воплощенная в магии.

И вдруг – щелчок. Резкий. Болезненный. Словно лопнула невидимая струна. Их магия – такая разная, такая враждебная – внезапно нашла точку соприкосновения. Не гармонии. Скорее, вынужденного, отчаянного симбиоза. Огонь Калеба перестал плавить камень – он начал проникать в его структуру, заполняя микротрещины, пульсируя в самой сердцевине породы. Каменные пики Элизабет обрели огненные сердца, а огненные реки Калеба – каменные берега. Поле вокруг них замерцало сложным, тревожным светом – то багровым, то пепельно-серым. Оно стало единым целым – опасным, непредсказуемым, но невероятно мощным.

Элизабет ощутила это слияние как удар под дых. Чужая, обжигающая сила хлынула в нее, смешиваясь с ее собственной, рождая нечто третье, пугающе незнакомое. Голова закружилась. Она подняла глаза на Калеба. Маска надменности на его лице треснула. В его глазах отражался не просто шок – но и тень страха. Смешанного со странным, почти болезненным любопытством. Словно он заглянул в запретную бездну – и бездна ответила ему взглядом.

Профессор Аларик, открыв рот, запустил в их поле серию быстрых атакующих заклинаний – ледяные стрелы, сгустки тьмы, звуковые волны. Поле реагировало мгновенно, меняя структуру, цвет, плотность. Огонь поглощал лед, камень дробил тьму, звуковые волны вязли в странной вибрирующей субстанции, рожденной их поневоле объединенной магией.

– Поразительно… – пробормотал Аларик, опуская руки. – Нестабильно. Опасно. Но… эффективно. Очень эффективно.

Конец ознакомительного фрагмента.