Часть первая
ЛЕТО 1941 ГОДА

Дежурный офицер на пограничном пропускном пункте Свалмен, упитанный майор, внимательно изучил мой пропуск и вернул его мне, сказав: «Спасибо». Он вышел из открытой двери караулки, когда мой запыленный спортивный автомобиль подскочил к шлагбауму, преграждавшему путь. Очевидно, майор лично занялся мной, истосковавшись от службы в таком унылом месте, и штабной офицер, который ездит в одиночку и сам ведет машину, явно пробудил его интерес.

«Счастливого пути, господин майор!» И по взмаху его руки шлагбаум в красно-белую полоску поднялся передо мной. Мои прощальные слова утонули в реве выхлопа и визге шин по асфальтовой дороге, которая стрелой летела сквозь приграничные леса, как туннель в бесконечность. Чистый лесной воздух пошел на пользу мотору в этот жаркий августовский день, что вполне отвечало моему стремлению прибавить скорости.

Неделю назад меня вызвали в Гаагу. Отдел кадров департамента внешней разведки ОКВ очень любил – по крайней мере, с нашей, не слишком почтительной точки зрения – назначения на самые неподходящие должности, и несколькими месяцами ранее там решили дать мне шанс отдохнуть от Парижа. Мне предлагали Танжер, Афины или Харьков – последний, вероятно, из-за того, что я не знал ни слова по-русски и никогда не чувствовал себя уютно где-либо к востоку от Эльбы или Одера…

Мой начальник в Париже, мудрый капитан М., находившийся в прекрасных отношениях с адмиралом Канарисом, в итоге отправил телеграмму лично «Большому Ш», как мы называли между собой шефа, и сообщил ему, что вообще-то я – «западник», вследствие чего меня поспешно перевели в Гаагу, руководить отделом IIIF при Аст-Нидерланды.

Не могу сказать, что с большим восторгом оставил свои парижские знакомства и обязанности. Мой отдел, IIIC2 при Аст-Париж, был создан после оккупации Франции в мае 1940 года и не без успеха раскрыл несколько сенсационных случаев шпионажа, в которых были замешаны служащие американского посольства в Париже и офицеры бывшего французского Генштаба. Мне казалось, что там не сделано еще очень много важной работы. Какое применение найду я себе в Голландии, где рейхскомиссар Зейсс-Инкварт^[1] «возвращает в лоно Германии родной ей по крови голландский народ», в стране с гражданскими властями и крайней потребностью в полиции безопасности и СД? Во Франции ситуация, по крайней мере, была совершенно очевидна. Оккупация стала результатом военной кампании, и за безопасность, вызванную военной необходимостью, отвечал один лишь главнокомандующий…

Над долиной Мааса собирались черные тучи с золотистыми краями, и, когда за мостом через Маас в Рурмонде началась широкая дорога на Верт, с первой вспышкой молнии хлынул ливень. Зная, что в Гааге меня давно ждут, я не стал тратить времени, чтобы поднять брезентовый верх машины, а лишь пригнулся к рулю, мчась вперед под потоками воды. Мысленно я вернулся на свою родину у Рейна, оставшуюся совсем неподалеку, по другую сторону от границы, где только что побывал с «нелегальным» визитом.

Эйндховен – Бреда – мурдейкский и маасский мосты. Единственным заметным напоминанием о войне и оккупации служили часовые; я был избавлен от зрелища чудовищно изуродованного центра Роттердама. Вот наконец и Гаага.

После недолгого пребывания в Гааге два года назад у меня от этого города осталось впечатление как о старой деве с широким кругом знакомств, которая любит уют и по-прежнему старается привлекательно одеваться на радость своим многочисленным друзьям и поклонникам. Хотя теперь на ярком летнем платье Гааги появились пятна серого армейского цвета, она не утратила ни капли аристократического обаяния.

«Славный парень старой выучки», – подумал я, едва сел напротив начальника Аст-Нидерланды, к которому только что прибыл.

– Каковы были ваши обязанности в Париже?

– Заведовал отделом IIIC2, господин оберет, имея особую задачу поддерживать некоторые контакты для IIIF.

Оберет наклонил маленькую голову, чтобы лучше слышать, и при этих словах неодобрительно поднял брови.

– В Берлине отлично известно, что нам здесь крайне нужен всесторонне подготовленный специалист для IIIF, и я искренне надеюсь, что вы отвечаете этим требованиям. Вам понадобится день-другой, чтобы войти в курс дел IIIF, так сказать, как вражеских, насколько они нам известны, так и наших собственных. Но не обольщайтесь – я должен сознаться: в том, что касается активности англичан в этой стране, мы не более чем блуждаем в потемках. Абвер-Ш в Берлине требует неослабной бдительности, а Бентивеньи и Роледер после своего последнего визита отнюдь не склонны к лести в наш адрес. Именно поэтому уходит ваш предшественник. Конечно, вполне возможно, что тревога ложная – просто полиция безопасности занялась имперским строительством или же партия и СС что-то затевают в Берлине. Нужно ли призывать вас к осторожности в отношениях с этими господами? Здесь, в Голландии, ЗИПО и СД куда более недоверчивы и куда менее довольны местным политическим раскладом, чем где-либо. Генерал Христиансен – отличный служака и старается изо всех сил, но нацисты тоже прижали его к ногтю, хотя сам он этого, похоже, не понимает, и в случае каких-либо разногласий на него нельзя будет полагаться. Что касается военной стороны вопроса, то, к счастью, генерал Швабедиссен все держит под контролем. В противном случае боюсь даже думать, что может случиться, если нам снова придется сражаться. Вдобавок генерал – очень компанейский человек. На днях он со своим штабом был у нас на обеде… – Оберет Хофвальд, казалось, забыл о своих проблемах, мыслями возвратившись к этому пышному приему.

Лишь гораздо позже я понял, каким хитроумным тактиком и ловким дипломатом был оберет, – именно таких людей адмирал Канарис любил ставить на самые уязвимые позиции, что помогало ему удерживать на плаву корабль абвера вплоть до 1944 года. В сущности, оберет с удовольствием предоставлял нам полную свободу, когда все шло хорошо, и я нередко получал от него мудрые советы, когда дела на нашем «втором фронте» против полиции безопасности снова пошли из рук вон плохо.

Когда моя машина доехала до бульваров Схевенингена, день подходил к концу, и я увидел перед собой безбрежные просторы Северного моря. Остановился посмотреть на него, прежде чем войти в здание штаба и отыскать свою комнату. Черт возьми, почему портье не спросил меня, как я прибыл – по воздуху или по морю? Ах да – я же до сих пор в форме, и идет война. Глядя на море, я ухитрился почти забыть о ней.

Монотонный шум прибоя эхом отдавался в стенах большого белого здания, подчеркивая тишину, наступившую после того, как оркестр в холле сыграл в последний раз марш: «…Мы идем, да, мы идем на Англию!» Морские просторы были темными и пустынными, ничто не привлекало внимания, кроме бесконечного бега белых грив. По широкому, усеянному звездами небу над ничейным Северным морем, которое и разделяло врагов, и объединяло их, бежали облака, и, пока я стоял там, мне стало ясно, что вода всегда оставалась неотъемлемым элементом Голландии и ее истории. Бесчисленные столетия море вгрызалось в плоские берега этой страны, но голландский народ неизменно побеждал его, преодолевая самые сложные проблемы. По воде голландцы достигали далеких стран на севере, западе и юге, вписав славную страницу в историю. Не отсюда ли ждешь нового поворота?

Передо мной стояла определенная задача: смотреть на запад и выяснять, что затевает враг под этими звездами, на этих темных водах и в воздухе над ними, – враг, знаменитый своим давним опытом и непревзойденный в искусстве тайной войны. В прошлом году нам преподали много поучительных уроков во Франции, Норвегии и Греции, и мне стало совершенно ясно, что значит столкнуться с таким суровым противником, как британская разведка, на которую работают лучшие голландские добровольцы, готовые рисковать жизнью.

Действительно ли до этого дошло дело? Ходили слухи о тайных десантах с моря и с воздуха, о радиосвязи с Лондоном, о тайных поездках в Стокгольм, Берн и Мадрид. Это лишь слухи или в них есть доля правды?

Весь первый день меня знакомили с широкой сетью Аст-Нидерланды в пригородах Схевенингена, где находилось и наше маленькое, уютное офицерское собрание. Я мог убедиться, что за год оккупации немецкие части начали привыкать к местному укладу жизни, проникать в самое сердце местного управления – сейчас они отличались от коренных жителей лишь внешними и заметными признаками военной организации. Кроме того, я понял: на парижском Асте лежит отпечаток холодного, интеллектуального, интернационального характера этого города, а сейчас, летом 1941 года, влияние широкого, безмятежного и неизменного голландского образа жизни отразилось и на уютной, буржуазной атмосфере Аст-Нидерланды.

Рев «Морского льва»^[2] смолк. Мыльный пузырь предполагавшегося вторжения в Англию лопнул, но не стало ли это доказательством, что островитян, которых мы изгнали с континента, можно больше не опасаться?

И не вгрызаются ли наши танковые армии в Россию – с каждым днем все глубже и глубже? Кто посмеет остановить их, когда «величайший полководец всех времен» приказал им покорить Москву, Урал и Кавказ?..

На пляже бормотал прибой. Или это раскаты отдаленной пальбы? «Кровь немецких солдат выльется на ледяные просторы России, и через два года ни один из них не вернется домой». Эти слова сказал Канарис на высшем военном совете перед нападением на Россию, и сейчас мне казалось, что я читаю их, как надпись на стене Валтасара^[3].

Штаб IIIF удобно размещался в маленьком, но хорошо обставленном доме на улице Хогевег в Схевенингене. Тяжелая чугунная решетка и широкий сад в достаточной степени отделяли дом от малолюдной улицы, обсаженной липами. Другая сторона улицы была не застроена: там тянулись луга, постепенно переходя в Схевенингенский лес. Из дома хорошо просматривались окрестности, и была заметна любая проезжавшая машина. Защита от нежелательного наблюдения представляла собой один из главных принципов нашей службы, и с этой целью у нас имелся черный ход, незаметный с улицы, который выводил и в сад, окружающий штаб, и в сад при офицерском собрании. Благодаря такому устройству нам и нашим посетителям был обеспечен скрытый от посторонних глаз вход и выход. Пристройки перед домом и за ним занимали службы военно-морского командования в Нидерландах. Таким образом, мы могли не опасаться излюбленных трюков разведок и контрразведок всех стран, когда за подозрительной штаб-квартирой устраивают постоянное наблюдение и всех обитателей и посетителей здания снимают фотоаппаратом или кинокамерой. Между прочим, в Схевенингене произошла подобная история. Я сам видел фильм, снятый до войны немецкой военной контрразведкой, в котором фигурировали весь штаб, сотрудники и посетители британской шпионской организации, с 1935 года работавшей против Германии и размещавшейся в Схевенингене. Парочка хладнокровных спортсменов спокойно сняла фильм через иллюминатор баржи, которая время от времени на целые дни и даже недели вставала у причала на канале не далее чем в тридцати метрах от улицы, на которой размещалась штаб-квартира британской разведки. К несчастью, фильм был немой, но его снабдили титрами с указанием имен, кличек, заданий, деятельности и связей каждой из невольных кинозвезд. Едва ли стоит говорить, что английских агентов, отправлявшихся из этой штаб-квартиры в Германию, ожидал весьма теплый прием, если только, конечно, они не предпочитали получать требовавшиеся от них разведданные непосредственно от немецкой контрразведки, а заказчики информации еще и платили за нее приличные деньги! Отдел IIID берлинского департамента абвера занимался исключительно фабрикацией сообщений, которые должны были сбить врага с толку и поставлялись по мере надобности в отделения IIIF. Эта «официальная» продажа ложных или обманных сведений оказалась очень прибыльной и ощутимо помогла перед войной, когда немецкая контрразведка нередко сидела без финансирования!

Вероятно, британская разведка играла в ту же игру, но с началом войны все стало куда более серьезно. Теперь за неудачу, допущенную по ошибке или по небрежности, платить приходилось не только золотом, но и кровью; с ожесточением боевых действий и расширением масштаба секретных операций ответственность за успех или неудачу нередко становилась невыносимо тяжелой.

Как я уже сказал, улица Хогевег казалась хорошо защищенной от непосредственного наблюдения. Но это только начало: следующее соображение ни в коем случае нельзя было назвать утешительным. Среди персонала «цитадели» нашелся лишь один человек, на чей характер и профессиональные способности я мог полностью положиться, особенно принимая во внимание наш «второй фронт» против ЗИПО и СД. За исключением этого человека, обер-лейтенанта (а позже гауптмана) Вурра, а также переводчика сержанта Купа, известного как Вилли (опытного парня, но настоящего перекатиполе), во всей «команде» едва ли имелся хоть кто-нибудь, кто отвечал бы моим требованиям. Вурр – седеющий, ревматического склада человек, у которого способность к взвешенным суждениям, большой опыт и хорошее знание людей сочетались с железным профессионализмом, которому не мог помешать даже холерический темперамент, – был несколькими годами старше меня. Подобно мне, он прошел всю Первую мировую войну молодым пехотинцем, и, если бы нам пришлось жарко, он со своим смертоносным револьвером стал бы надежным щитом.

– Офицеры и персонал абвера собираются в кабинете шефа в 10 часов на совещание! – раздался за дверью голос Вурра.

Я смог ознакомиться с ситуацией из докладов отдельных специалистов – как я и ожидал, там не нашлось почти ничего интересного. Настало время выработать курс действий, которого нам отныне следовало придерживаться.

– Пожалуйста, садитесь, господа.

Восемь человек – одни в штатском, другие в форме – уселись в офисные кресла красной кожи или в плетеные кресла, принесенные с соседней веранды.

– Господин майор, – доложил Вурр. – Я только что договорился, чтобы начальники группы радиопеленгации из 9-го разведывательного отдела в Голландии прибыли сюда в 11 часов. Кроме того, о срочной встрече просил обер-лейтенант Гейнрихс из службы радионаблюдения ОРПО.

– Спасибо, Вурр. Назначьте Гейнрихсу на 11.30. Вам что-нибудь известно о том, на что они напали?

– Нет, господин майор. Сказали только, что дело срочное.

– Хорошо. А теперь, господа, перейдем к делу. За прошедшие несколько дней вы по отдельности весьма четко обрисовали мне состояние дел. Подытожу свои впечатления.

Что касается врага, то в настоящий момент достоверно не известно ни о каких лицах или организациях, активно занимающихся в Голландии разведкой, шпионажем или саботажем. Однако имеются некоторые указания на такую деятельность. Доказательством того, что в этой стране есть силы, связанные с Лондоном, служит недавний промах полиции безопасности на Снекер-Мер, когда засада, поджидавшая вражескую летающую лодку, которая доставляла агентов, была расстреляна этим самым самолетом. Очевидно, в Лондоне известно о работе ЗИПО, и сейчас инициатива принадлежит врагу.

В Испании мы обнаружили и раскрыли – отчасти фотографическим методом – явочную квартиру для переправки донесений голландских шпионов в Лондон. В данный момент я ожидаю полного отчета. Надеюсь, с его помощью мы выясним, работают ли эти голландские группы независимо или по указаниям из Лондона. Прошу вас четко представлять себе фундаментальное различие между двумя этими вариантами. Пресечение нелегальной деятельности в Голландии – это в первую очередь задача полиции безопасности, которая с этой целью взаимодействует, в зависимости от обстоятельств, с полевой полицией, военной патрульной службой и отделом IIIC2 при Асте. Если же за саботажем и шпионажем стоит разведка союзников в Лондоне, то в действие вступает IIIF – военная контрразведка. То же самое, естественно, относится ко всем случаям радиосвязи с врагом.

Что касается нелегальных передвижений по морю, о них сообщается в многочисленных неподтвержденных докладах, которые невозможно проверить. Материалы Би-би-си, которые передает радио «Ориндж», также указывают на переправку тайных агентов. Мы предпримем особые усилия, чтобы проследить эти нити во взаимодействии с морским абвером и службой берегового наблюдения. Надеюсь вскоре получить подробную информацию от руководства группы радиопеленгации.

Теперь о нашем собственном положении. Оно заключается в том, что ни в Голландии, ни за границей у нас нет доступа к вражеским секретным организациям через внештатных сотрудников IIIF. Внутри страны имеется несколько нитей, которые, возможно, ведут к таким организациям. Все их следует тщательно исследовать, не скупясь на денежные затраты.

Если говорить о пригодности наших агентов, то мне кажется, что внештатные сотрудники действовали не слишком успешно. Например, совершенно ошибочно привлекать к работе известных членов НСБ. В случае малейшего подозрения они сразу же будут раскрыты. Кроме того, такие люди, находясь на оплачиваемой службе в абвере, склонны злоупотреблять своим положением с целью расправы с политическими противниками. Я намерен избавиться от внештатных сотрудников такого типа при первой же возможности. Наконец, господа, заявляю вам со всей ясностью, что мы ни при каких обстоятельствах не должны заниматься партийными или политическими вопросами.

Мой принцип – использовать небольшое число первоклассных агентов, пусть высокооплачиваемых, но действительно пригодных для нашей работы. Использование слишком большого числа внештатных сотрудников чревато утечками информации и болтовней. Позже я оглашу свои требования, касающиеся ваших личных отношений с внештатным персоналом, особенно с женщинами, и распорядок контактов с внештатным персоналом в данном здании. Пожалуйста, ознакомьтесь с ними очень внимательно.

Прошу принять к сведению, что метод «провокаций», практиковавшийся гауптманом Клеебахером, отныне применяться не будет. Я хорошо понимаю, что умелый и бессовестный провокатор может запутать любого порядочного голландца, заставив его работать на союзную разведку, и тем самым навлечь на него репрессии со стороны оккупационных властей. В соответствии с директивой берлинского отдела абвера IIIF катастрофически запрещаю такие методы. Будьте любезны, считайте себя предупрежденными в данном отношении.

Теперь еще один принципиальный вопрос. При поиске следов тайной вражеской деятельности порой происходит раскрытие уголовных преступлений. Но, в отличие от ЗИПО, это совершенно не наше дело. Единственная наша цель и задача – выявление тайных планов и связей лондонской разведки, причем таким образом, чтобы мы могли обмануть ее и предотвратить зловещие начинания врага. Благодаря этому мы можем получить важную информацию для нашего Верховного командования, и с этой целью порой следует позволять вражеским агентам и организациям какое-то время работать спокойно, при условии, что мы верно распознали их и в достаточной степени контролируем. Аресты, обыски, реквизиции и любые другие полицейские операции – это работа ЗИПО. Мы – не криминалисты и не детективы, мы – не судьи и не палачи. Наш долг как офицеров абвера – предотвращать преступления, а не наказывать за них. Кроме того, помните, что человек, приговоренный в законном порядке, в моральном плане все равно может стоять на голову выше своих судей.