Цитаты из книги «Демиан»

– Любовь не должна просить, – сказала она, – и не должна требовать

Нанося удар, я метил в человека сильного, обороноспособного, а оказался передо мной тихий, страдающий, беззащитный человек, который молча сдался.

Что я знал о его снах? В своем опьянении он шел, может быть, более верным путем, чем я в своей тоске.

Христос, например, был для меня не подлинное лицо, а герой, миф, огромный силуэт, в котором человечество запечатлело себя самое на стене вечности.

Вы сказали мне, – говорил он, – что любите музыку потому, что она не нравственна. Ну что ж. Но и вы-то сами не должны быть моралистом! Вы не должны сравнивать себя с другими, и, если природа создала вас летучей мышью, вы не должны пытаться стать птицей страусом.

все выстроенное в природе уже наперед выстроено в нас, ведет свое начало от души, чья суть – вечность, чья суть неведома нам, но ощущается нами большей частью как сила любви и сила творчества.

Да и сегодня ведь каждый волен спать с женщиной, как только он побывал с ней у священника и женился на ней. У других народов это иначе и ныне тоже. Поэтому каждый из нас должен определить для себя самого, что дозволено и что запретно – запретно для него. Можно никогда не делать ничего запрещенного и быть при этом большим негодяем. И точно так же наоборот… В сущности, это только вопрос любви к покою! Кто слишком любит покой, чтобы самому думать и самому быть себе судьей, тот подчиняется без разбора любым запретам. Другие сами чувствуют какие-то приказы в себе, для них запретны вещи, которые каждый порядочный человек делает ежедневно, но зато позволительны другие вещи, которые вообще осуждаются. Каждый должен отвечать за себя самого.

Значит, наряду с богослужением нам нужно и служение дьяволу. Это, по-моему, было бы правильно. Или же следовало бы создать Бога, который включал бы в себя и дьявола, Бога, перед которым не нужно закрывать глаза, когда происходят самые естественные вещи на свете.

ибо она – это рождение, это трепет и страх перед ужасающей новизной.

Впервые отведал я смерти, а у смерти вкус горький