Глава 5
Новый шеф – адмирал Вильгельм Канарис

Немногочисленным оценкам историка, ответственно смотрящего на личность и дела последнего шефа германской тайной военной службы адмирала Вильгельма Канариса, противостоит огромное количество описаний и характеристик (в том числе театральных и киношных). Их авторы предпочитают идти легким путем и редко отваживаются дать обоснованные суждения об этом неординарном и сложном человеке. Они выражают, как правило, лишь собственную политико-идеологическую точку зрения или вообще довольствуются одной сенсацией. Если не считать подобных поделок, то на шкале общего неприятия (даже кое-кем из его круга людей) он отмечен и как шеф тайной службы, ставший предателем, и как замаскированный нацист, участвовавший в подготовке гитлеровских военных планов. Тем более необходимо выправить это искаженное представление о личности, которую кто-то осторожно обходит стороной, а кто-то легкомысленно чернит, и вывести Канариса, а с ним и абвер из тумана лжи и полуправды.

Вильгельм Канарис родился 1 января 1887 г. в Аплербеке близ Дортмунда. Он был младшим сыном в семье директора металлургического завода Карла Канариса и его супруги Августы-Амелии. Семья Канарисов вскоре переехала на жительство в Дуйсбург. Его предки по отцу происходили не от известного греческого героя-моряка Канариса, освобождавшего Грецию от турецкого ига, как о том писали раньше, а от некоего семейства из Салы на озере Комерзе, перебравшегося оттуда в Кур-Трир. Его дед имел звание королевского горного советника. Дед с материнской стороны был старшим лесничим герцога Саксонского. Выросший в религиозной христианской семье с национал-либеральными убеждениями, Вильгельм страстно увлекся верховой ездой и вскоре стал владельцем собственной лошади. Но подсознательно и очень рано в юности начал путь к профессии, которая отвечала бы его стремлению к свободе и широким просторам, а также – и не в последнюю очередь – его врожденной тяге к необычным испытаниям. По окончании реального училища Канарис поступил 1 апреля 1905 г. морским кадетом в кайзеровский военный флот. Несмотря на некоторую физическую слабость, он выдержал все испытания на парусном учебном судне, крейсерском корвете «Штайн», а после окончания военно-морского училища в Киле и последующей практики, оцененной высшим баллом, был произведен в корабельные гардемарины. Осенью 1907 г. Канарис был направлен на крейсер «Бремен». Осенью 1908 г. он стал лейтенантом флота. В соответствии с тогдашней практикой крейсеру «Бремен» полагалось поддерживать политические и экономические интересы рейха путем демонстрации флага в отведенном ему морском районе близ берегов Центральной и Южной Америки, а также защищать жизнь и имущество граждан Германии, находящихся в латиноамериканских странах, где часто имели место политические катаклизмы. Как адъютант командира корабля Канарис имел возможность познакомиться с жизнью и культурой ибероамериканского мира. Тогда же он приобрел и основные навыки позднее отточенного знания испанского языка. В ежегодной секретной аттестации командир корабля записал: «…предложенную ему по производству в чин службу в качестве адъютанта командира корабля нес превосходно и при выполнении мобилизационных задач совместно со старшим офицером Восточноамериканской военно-морской базы проявил гораздо большую сноровку и находчивость, чем можно было предположить, принимая во внимание его непродолжительную службу на флоте…» И уже тогда были замечены его «повышенная скрытность» и «строгий молчаливый характер»^[29].

По возвращении на родину Канариса назначают караульным офицером и одновременно артиллерийским офицером на торпедный катер 2 й флотилии торпедных катеров, являвшейся тогда высшей школой ВМФ. В его служебной характеристике появилась запись: «Годен к последующему назначению командиром ТК»^[30]. Осенью 1912 г. командование снова предпочло направить молодого офицера на один из крейсеров, шедших в свободное плавание, а именно на крейсер «Дрезден», которому поручалось демонстрировать германские интересы в восточном Средиземноморье в связи с беспорядками на Балканах. Несколько позже такие же задачи были поставлены командиру крейсера в водах Мексиканского залива. Во время кровавых революционных событий в районе Вера-Крус корабль смог взять на борт у Тампико около 100 американских граждан и потом передать их на внешнем рейде командующему американской эскадрой. Командир «Дрездена» капитан I ранга Кёлер откровенно признал огромную помощь, которую оказал ему обер-лейтенант Канарис своими знаниями политических проблем Центральной Америки.

Начало Первой мировой войны помешало крейсеру «Дрезден», которого перед тем сменил крейсер «Карлсруэ», вернуться на родину. Он получил приказ вести канонерские действия против союзного судоходства у берегов Южной Америки. Однако больших успехов корабль добиться не смог, так как нехватка угля срывала все тактические планы. Однако ему удалось пройти в Тихий океан и у острова Пасхи соединиться с подошедшей сюда из Восточной Азии эскадрой адмирала графа фон Шпее, которая в сражении у Короманделя наголову разгромила 1 ноября 1914 г. английскую эскадру. В тот день после первого и единственного в его жизни победного морского сражения он написал своей матери: «…действительно большой успех, который дает надежду и, возможно, повлияет на общую обстановку». Однако он все же остается скептиком и надежду на выгодный мир считает слабой: «Очевидно, это продлится долго, прежде чем удастся разгромить Англию».

Обогнув мыс Горн, эскадра графа фон Шпее встретилась у Фолклендских островов с превосходящими силами противника. Разыгралось сражение, в котором все германские корабли были потоплены. Только «Дрездену» удалось благодаря большой скорости хода укрыться в безлюдном архипелаге Огненной Земли. Там корабль, предоставленный самому себе, продержался, несмотря на большие трудности с провиантом и топливом, в течение нескольких месяцев во многом благодаря большой изобретательности Канариса. Лишь 9 марта 1915 г. «Дрезден» был обнаружен английским крейсером «Глазго» у Мас-а-Терра, где тот стоял из-за отсутствия угля, и взят под сильный обстрел. После короткого, но неудачного для «Дрездена» боя Канарис был отправлен парламентером на «Глазго» с поручением опротестовать обстрел чилийских территориальных вод. Ответ командира английского корабля был краток и ясен: «У меня приказ уничтожить «Дрезден», где бы я его ни встретил. А все остальное уладят дипломаты». Когда Канарис вернулся ни с чем на свой корабль, неравный бой возобновился. В конечном счете команда «Дрездена» открыла кингстоны под огнем с «Глазго». Раненые были переправлены в Вальпараисо, а остальной экипаж интернирован чилийскими властями на острове Кирикина в архипелаге Хуан-Фернандес.

Шли недели и месяцы, Канарис страдал от вынужденного безделья. Однажды ночью он с разрешения командира уплыл на гребной лодке к материку. В последующие недели августа 1915 г. он частично пешком, частично верхом пересек в одежде крестьянина Кордильеры. Рождество он встретил уже в Аргентине в доме немецких колонистов. Теперь оставалось только найти подходящий корабль, который шел бы в Европу. С чилийским паспортом на имя Риеда Розаса, под видом молодого вдовца, едущего в Голландию по делам наследства, Канарис взял билет на голландский пароход «Фризия» до Роттердама. По пути он завязал знакомство с несколькими английскими пассажирами. В Плимуте он без осложнений прошел проверку британской контрольной службы. И даже один чиновник придирчиво проверил, действительно ли молодой чилиец говорит на диалекте Вальпараисо. Приехав в Берлин через Роттердам, Канарис доложил командованию ВМФ о судьбе «Дрездена».

После короткого отпуска он в конце ноября 1915 г. был направлен в Мадрид помощником военно-морского атташе капитана II ранга Крона. Его задача состояла в том, чтобы разыскивать в испанских портах людей, согласных в интересах немцев наблюдать за судоходством союзных держав и нейтралов, а также выспрашивать разные сведения у моряков с иностранных судов. Кроме того, он должен был договариваться с испанскими фирмами о поставках угля, мазута и продовольствия немецким судам и подводным лодкам, заходившим ненадолго в испанские порты. Германский военно-морской атташе и его офицеры не могли лично выполнить такую задачу, тогда как «англо-чилиец» Риед Розас для этого вполне подходил. Благодаря умелому подходу к людям и превосходному знанию языка он сумел за год создать хорошо функционирующую организацию. Он проникся глубокой симпатией к испанскому народу, а пребывание в доме атташе позволило ему познакомиться с людьми – испанцами и немцами, которые очень пригодились ему через 20 лет.

Приступы малярии и большая усталость заставили Канариса просить о замене, на что Берлин дал согласие. И вот, в сопровождении испанского священника, выдавая себя за больного чахоткой, он беспрепятственно проник через южную Францию и север Италии в Швейцарию, где его арестовали на самой границе по подозрению, что он является германским шпионом. Все попытки бежать оказались тщетными, и петля была неизбежна. Тут подключился Мадрид и убедил итальянцев, что арестованный действительно чилиец. Канариса освободили, но с требованием вернуться в Испанию через Марсель на испанском пароходе. Убежденный, что в Марселе его схватит французская тайная полиция, Канарис открылся капитану корабля, что он немец. Испанец проявил себя как истый «кабальеро» и изменил маршрут, взяв курс на Картахену. В Испании он сумел отделаться от слежки, выйти на рыбачьей лодке к условленному через военную миссию в Мадриде месту встречи с немецкой подводной лодкой. Пройдя через все Средиземное море, эта лодка добралась до австрийского военного порта Пулы, и через несколько дней Канарис был в Берлине.

В сентябре 1917 г. Канарис, теперь уже капитан-лейтенант, после недолгой переподготовки на курсах подводников стал заместителем командира подводной лодки, на которой совершил дальний боевой поход. Затем он прибыл в Киль, где летом 1918 г. получил под командование новую подводную лодку «УВ-128». Выпущенная в свободное плавание, эта лодка пришла поздней осенью в Средиземное море. Но в начале октября окончательно рухнул австро-венгерский фронт, и немецкие подводные лодки, базировавшиеся на Каттаро, оказались без горючего и боеприпасов. Те, кто еще имел запас хода, прорвались через Гибралтар и Ла-Манш в родные порты. 8 ноября 1918 г. 11 таких лодок и «УВ-128» в их числе строем кильватера вошли в гавань Киля под старыми кайзеровскими флагами, а на стоявших там кораблях уже реяли красные флаги революции.

Крах империи не был для Канариса неожиданным. Но как и для всех офицеров, воспитанных в монархических традициях, 9 ноября было тяжелым потрясением^[31]. Будучи монархистом, Канарис до этого не придавал большого значения тому, какая форма государственного устройства предпочтительнее, но, когда в повестку дня встал вопрос остаться верным государству, т. е. теперь – социалистическому правительству республики, или «отойти в сторону» и приобрести гражданскую профессию, Канарис пошел по первому пути, решив и дальше служить пострадавшему отечеству. Летом 1919 г. Канарис перешел в личный штаб министра рейхсвера Веймарской республики Густава Носке, где занялся комплектованием и обустройством двух морских бригад.

Во всех перипетиях тех бурных дней Канарисом владело опасение, что рано или поздно коммунисты возьмут верх, и это отчасти объясняет, почему он в годы подъема нацизма приветствовал его антикоммунистическую составляющую. Но после того как Гитлер пришел к власти и использовал во вред предоставленные ему полномочия, Канарис стал все отчетливее усматривать в нацизме «зародыш национал-большевизма и даже определенный перелом в сторону коммунизма»^[32].

При отборе офицеров в 100 тысячный рейхсвер, разрешенный Версальским договором, в расчет по указанию Носке принимались только военные заслуги на фронте и при подавлении внутренних беспорядков. Политическая ориентация никого не интересовала. Носке стремился держать рейхсвер вообще подальше от всякой политики. Он считал, что армия будет тем сильнее, чем меньше политических идей будет фигурировать при ее создании. Армия должна быть целиком в распоряжении государства. Этот тезис был оправдан тем, что с помощью своих аполитичных солдат Носке спас Германию от большевизма, подавил коммунистические мятежи и сохранил молодую Веймарскую республику.

После консолидации внутриполитической обстановки Канарис, переведенный в марте 1920 г. в новый ВМФ, снова оказался на рельсах нормальной военной службы с ее обычной переменой мест из штаба на корабль и обратно. В июле 1920 г. он был назначен первым заместителем начальника абверштелле Балтийского моря, чьей задачей было находить пути повышения возможностей немногочисленного германского флота в будущем вопреки требованиям Версаля. В середине 1923 г. Канариса откомандировали на должность первого помощника командира крейсера «Берлин», который впервые после 1918 г. должен был продемонстрировать германский флаг за рубежом. Судьба пожелала, чтобы среди его подчиненных оказался Рейнхард Гейдрих, ставший впоследствии шефом Главного Управления Имперской Безопасности (РСХА) и злейшим врагом Канариса. Хотя у Канариса была блестящая служебная характеристика, он вдруг решил, что ни физически, ни духовно не соответствует требованиям службы. Однако командующий ВМС Балтийского моря контр-адмирал фон Гагерн стал уговаривать его остаться и добился того, что Канарис забрал рапорт обратно.

Благожелательность старшего начальника благотворно подействовала на его душевное и физическое состояние. С мая по октябрь 1924 г. Канарис был направлен в Японию, где знакомился со строительством подводных лодок концерном «Кавасаки» по немецким проектам. Затем он стал референтом в штабе начальника управления ВМФ в министерстве рейхсвера. В этом качестве Канарису пришлось заниматься вопросами развития подводного флота, а в связи с ограничениями Версаля и строгим контролем за их исполнением эту задачу можно было решать только в нейтральных странах – Испании, Голландии и Финляндии. Это была секретная работа, но еще не тайная служба. Особой радости она ему не доставляла. Бумажная волокита была ему не по душе. Тем не менее это давало ему превосходные шансы для проявления своих разносторонних способностей. В характеристике от 1 ноября 1926 г. говорится: «Тонкое знание психологии и менталитета других народов и отличное владение иностранными языками позволяют Канарису умело общаться и ладить с иностранцами, быстро завоевывать их расположение. Получив задание, он не останавливается ни перед чем, ничуть не робеет, и нет таких запоров, через которые он бы не проник и не вышел на нужного ему человека, чтобы тут же оседлать его с детски наивным лицом»^[33].

В июне 1928 г. он снова был переведен на строевую службу первым помощником командира линкора «Шлезвиг», базировавшегося в Вильгельмсхафене, а уже в июле он получил звание капитана II ранга и вскоре стал начальником штаба военно-морской базы Северного моря. 1 октября 1932 г. он был произведен в капитаны I ранга и назначен командиром линкора «Шлезвиг». Листая его личное дело, часто видим весьма положительные характеристики. Например, в докладе по начальству контр-адмирала Бастиана, командующего линейными кораблями, говорится: «…рекомендуется использовать Канариса на тех должностях, где он смог бы полнее применить свои способности наблюдать и свой дипломатический талант, а также свои духовные свойства, но так, чтобы его скептицизм не передавался в повседневной жизни слишком большому кругу лиц»^[34]. Командующий ВМФ вице-адмирал Фёрстер подчеркнул это место в докладе Бастиана и приписал к этому, что Канарис больше подходит для занятий в военно-политической сфере, нежели в чисто военной.

Тем не менее Канарис оставался командиром «Шлезвига» до 30 января 1933 г. Как и почти все высшие военные, он не сделал ничего, что могло способствовать приходу Гитлера к власти, но он не был и против этого. Из высказываний Гитлера он усвоил только возможность дальнейшего развития ВМФ. Перемены в Германии никак не отразились поначалу на его карьере. Правда, начальник управления ВМФ адмирал Редер с известным холодком относился к необычной личности, какой он считал Канариса. И того не слишком удивило, когда после окончания положенного срока командования кораблем Редер не нашел для него никакого дела. Последовавшее 29 сентября 1934 г. назначение Канариса комендантом военно-морской крепости Свинемюнде выглядело как конец карьеры. Однако неожиданно для него самого и многих его сослуживцев приказом, вступавшим в силу 1 января 1935 г., капитан I ранга Канарис был назначен начальником абвера. Он вряд ли стремился к этому посту после 30 лет службы на флоте, но ему издавна казалась заманчивой эта сфера, подчас соприкасавшаяся с его деятельностью. Когда капитан I ранга Патциг, передавая ему дела, заговорил о трудностях, чинимых абверу гестапо и СД, и назвал некоторых лиц, от которых надо ждать неприятностей, Канарис весьма самоуверенно заявил: «Ну, с этими молодчиками я живо расправлюсь!» На что Патциг заметил: «В далекой перспективе сегодняшний день станет началом вашего конца»^[35].

Канарис пришел в уже сработавшуюся и жестко управляемую организацию. Здесь все знали друг друга и держались заедино, понимая к тому же, что они делают «нечто сомнительное». Общий дух абвера тогда можно было назвать консервативным^[36]. Поэтому офицеры абвера поначалу совсем не радовались приходу Канариса, которого считали настроенным пронацистски. Конечно, вначале он приветствовал падение плохо функционировавшей парламентарной демократии Веймара и перестройку рейха в централизованное единое государство. Но он не мог не видеть и эксцессов СА, а также равнодушие Гитлера и его паладинов к вопросам чести и морали. По убеждению Канариса, «убийствами и пытками» правительство неспособно завоевать авторитет у народа. Только надежда на то, что президент Гинденбург создаст с помощью армии противовес дикости нацистского движения, позволяла ему на время заглушать свои тревоги.

Когда Канарис впервые собрал в Берлине начальников отделений абвера на местах, большинство его сотрудников встретили нового шефа весьма настороженно. Как поведал один из участников совещания, «в отличие от Патцига он выглядел неброско и даже несколько неряшливо – невысокий, уже сильно потрепанный жизнью моряк с седыми волосами, кустистыми бровями и усталыми глазами. Вступительное слово, явно выдержанное в нацистском духе, он зачитал по бумаге. Затем предложил высказываться собравшимся. У меня сложилось было впечатление, что мой доклад вызывает у него зевоту. Но он неожиданно стал задавать дельные вопросы, из чего следовало, что он внимательно слушает и полностью понимает сказанное. Он настоятельно рекомендовал сохранять добрые отношения с партией и тесное взаимодействие с гестапо, которое стало для нас исполнительной организацией для слежки, арестов и т. п., а также с только начинавшей складываться службой СД. Он не допускал при этом никаких сомнений в том, что мы, руководители отделений абвер-I и абвер-III, должны сохранять руководство в своих руках»^[37].