Было бы, разумеется, превосходно описать историю германской тайной военной службы с самого ее рождения. Однако с какого времени можно вообще говорить о германской тайной службе?
В 1928 г. первый после мировой войны шеф разведки и контрразведки рейхсвера генерал-майор Гемп закончил написание до сих пор еще не изданного манускрипта, в котором подробно излагалась история «Тайной разведывательной и контрразведывательной службы сухопутных войск Германии с 1866 по 1918 г.»[6]. Автору не понадобилось вторгаться в эпоху существования мелких разрозненных германских княжеств, так как до середины XIX в. при дворах князей подвизались лишь отдельные завербованные ими шпионы и лазутчики. Информируя своих заказчиков обо всем, что творилось в военно-политическом плане за пределами их земель, они прибегали к подкупу, разным ухищрениям. Но этим импровизациям было очень далеко до хорошо организованной тайной службы. Только во время войн 1866 г. и 1870–1871 гг. прусская тайная военная служба вместе с созданной Бисмарком полевой жандармерией под начальством Вильгельма Штибера сумела стать постоянной организацией и добиться серьезных успехов. Начало было тем самым положено. Тем не менее Большой генеральный штаб даже после основания рейха никак не мог решиться на создание достаточно широкой и специализированной секретной службы разведки и контрразведки. Мало-помалу при кайзере Вильгельме II в Берлине сложился некий орган, личный состав которого насчитывал около дюжины офицеров, а бюджет составлял 300 000 марок. Такая «служба», конечно, не могла конкурировать с тайными службами великих держав – Англии, Франции и России. Это во многом объяснялось тем, что Германия в отличие от великих держав, имевших интересы во всем мире, ориентировалась в силу своего геополитического положения в основном на континент Европы. Даже в сравнении с австро-венгерским разведывательным бюро в Вене, которое уже после разоблачения предательства полковника Редля[7] сумело под руководством генерала Остромиеца (1909 – 1914) развернуть на Балканах хорошо функционировавшую шпионскую сеть, служба разведки в Большом генеральном штабе в Берлине оставалась третьестепенной или даже еще более незначительной. Она предназначалась только для выяснения чисто военных вопросов в потенциально враждебных странах. Вести политический или промышленный шпионаж ей запрещалось. Для этого были разные причины. Военные почти всегда отказывались вмешиваться в политические вопросы или прибегать к полицейским методам и политическим провокациям, а с политиками и исполнительными властями они связывались лишь в чисто служебном порядке. Как государственные секретари по внешним делам, так и политические партии ревностно следили за тем, чтобы военная разведка не выходила из своей узкой сферы военных проблем. И это при том, что германский рейх не располагал централизованной службой военной разведки. И вот, если еще за 100 лет до этого князь Меттерних уже мастерски координировал на Венском конгрессе 1815 г. действия дипломатической, политической и военной разведок, а британские службы превосходно работали в тесном контакте друг с другом, то офицеры германской разведки даже после окончания Первой мировой войны вынуждены были признать: «Как в Германии, так и в Австро-Венгрии не было единообразного руководства разведслужбой. Министерства иностранных дел занимались разведкой, вовсе не согласуясь с потребностями военного ведомства. Столь же оторванной от других задач была и борьба с вражеским шпионажем, поскольку она выполнялась органами полиции. Между политической и военной разведкой не существовало практически никакого взаимодействия»[8]. Следствием этого стало то, что в 1914 г. германская военная разведка оказалась плохо информированной о настроениях и политических целях наших противников.
Настоящее строительство самостоятельной службы разведки и контрразведки в Большом генеральном штабе было начато только в конце 1912 г. По распоряжению начальника оперативного отдела полковника (впоследствии – генерала от инфантерии) Людендорфа подполковнику (позже – полковнику) Николаи было дано задание реформировать разведслужбу. Новый отдел получил официальное обозначение «III-b». Тем самым был сделан первый шаг в решении давно назревшей задачи. Ведь до этого при корпусных штабах (военных округах) имелись только немногие офицеры связи и разведки, эпизодически инструктировавшие свое начальство о важнейших моментах, какие могут встретиться в будущем. Они поддерживали связь с пограничными войсками и полицией, которые были ответственны за борьбу со шпионажем.
Перед началом Первой мировой войны отдел «III-b» насчитывал около 80 офицеров. Постепенно начали увеличиваться и группы разведофицеров в пограничных военных округах. Но сфера задач ограничивалась чисто военным сектором. В этих условиях догнать тайные службы потенциальных противников, активно работавшие уже много десятилетий, не представлялось возможным. К тому же Людендорфу удалось добиться того, что бюджет отдела «III-b» был увеличен до 450 000 марок в год. Но что мог дать такой бюджет по сравнению с 13 миллионами рублей, выделяемых на эти цели Россией! К тому же на тайную службу уже было наклеено позорное клеймо «грязного дела», и полковнику Николаи лишь с огромным трудом удалось постепенно несколько изменить отношение общества и руководства к секретным службам.
Разработку конкретных операций Николаи препоручил своим референтам, а исполнительные полицейские функции – прикомандированному к нему советнику полиции Бауэру. Свою задачу Николаи видел не столько в техническом выполнении ставившихся перед ним задач, сколько в консультировании вышестоящих начальников на основе полученных разведывательных данных. Он хотел быть прежде всего офицером генерального штаба, добросовестно делающим выводы из полученных донесений. Однако сам он в своей книге «Тайные силы» утверждает, что анализом донесений отдел «III-b» не занимался[9]. Это так и было, однако из книг Николаи, опубликованных после 1918 г., стало известно многое об «аналитическом подходе» к сообщениям, хотя ничего существенного об общей линии действий, организации и условиях, в которых действовала тогда служба военной разведки и контрразведки, в них не было. Бывший шеф службы «III-b» об этом умолчал, как и обо всех своих тайных помощниках и их действиях. Для этого у него были свои причины, так как по условиям Версальского договора 100 тысячный рейхсвер очень строго контролировался победившими союзными державами.
Те, кто имел дело во время войны с полковником Николаи, знали его как офицера, наделенного крайне обостренным чувством долга. Он очень внимательно наблюдал за всем, что творилось в Большом генеральном штабе и в штабах крупных войсковых соединений, и с присущим ему гражданским мужеством критиковал решения, принимаемые по небрежности, легкомыслию или слабости характера. Он постоянно доказывал, что моральная слабость руководства гораздо опаснее, чем любой шпионаж и другие подобные действия противника[10]. Отсюда вполне понятно, что этот офицер, опубликовав свои воспоминания, не стал больше заниматься вопросами тайной разведки и контрразведки и даже не попытался войти в контакт с тайными службами нового вермахта. Из этого вовсе не следует, что Николаи был недостаточно компетентным начальником разведки. Еще перед началом Первой мировой войны он строго придерживался правила, чтобы его офицеры знали своих агентов в лицо и «прощупывали их до печенок», прежде чем давать им задания. Следовало учитывать все свойства характера и способности агента – как хорошие, так и плохие, причем последние также должны были использоваться, а не ставить на агенте крест. Хотя он и был твердым сторонником жесткой прусской военной дисциплины, его отличали изобретательность и динамичность. Он был кем угодно, но не бюрократом, и не было другого офицера генерального штаба, который настолько подходил для должности начальника отдела «III-b», как полковник Николаи.
Основным направлением деятельности германской военной тайной службы был сбор сведений о строительстве французской и русской сухопутных армий, а также английского военно-морского флота, выявление оперативных планов их генеральных штабов. Особые трудности создавало ведение разведки в России, чья разветвленная и мощная полицейская система контроля и слежки делала весьма рискованным любое нежелательное любопытство в отношении армии. Дело усложняла и огромная территория царской империи, и строгий контроль, и не в последнюю очередь языковые трудности. В таких условиях было исключительно трудно вербовать нужных агентов и лазутчиков. Приходилось тратить значительные средства на подкуп и оплату выполненных заданий. А немецкая сторона проявляла завидную скупость в вопросе о выделении денег на тайную службу. В штабах 1 го и 20 го корпусов в Кёнигсберге и Алленштайне в то время в отделах разведки и контрразведки числилось по одному офицеру и одному унтер-офицеру на должности писаря. И это при том, что разведка военных приготовлений в России по мере ухудшения политической обстановки становилась все очевиднее серьезной потребностью Германии и ее союзницы Австро-Венгрии.
Неясность военно-политического положения в России вызывала у генерального штаба сильнейшее беспокойство вплоть до середины июля 1914 г. Как известно, в те полные драматизма дни кайзер Вильгельм II все время тянул с отданием приказа о всеобщей мобилизации. Несмотря на поступившие в генштаб сведения о развертывании русских войск, он требовал веских доказательств, подлинных документов. И такой документ сумел достать один мелкий агент по имени Пинхус Урвич, которого вел офицер разведки в Алленштайне капитан фон Рёдер. В конце июля этот торговец, курсировавший туда-сюда между Восточной Пруссией и Россией, увидел в своем родном городе Кольно большие плакаты на видных местах. Он тут же принял смелое решение, прокрался ночью к зданию городской управы и срезал один такой плакат со стены, не повредив текста. Рано утром Пинхус Урвич запряг лошадь и поехал к пограничному пункту перехода, зашив плакат предварительно под пиджак. Несмотря на строгую проверку, никто ничего не обнаружил, и он перешел границу. В свою очередь, и русские с нетерпением ждали, какие новости принесет им их агент Урвич по возвращении назад. В тот же день к вечеру капитан фон Рёдер получил от немецкого пограничного чиновника сообщение о благополучном прибытии агента Пинхуса Урвича. Взяв штабную машину, Рёдер проехал 50 км до местечка Просткен, где его ждал агент. Теперь русский приказ о всеобщей мобилизации был в немецких руках. Той же ночью немецкий офицер связи выехал в Берлин с плакатом и на следующий день положил его на стол начальнику генерального штаба. Сомнений не оставалось. Кайзер Вильгельм II подписал указ о всеобщей мобилизации в Германии[11].
В отличие от условий, существовавших в Германии, в российском полицейском государстве, где шпионаж и слежка с давних пор считались санкционированными верховной властью, тайная служба была хорошо организована и в военном деле. Русские училища, готовившие агентов, деятельно помогали органам военной разведки благодаря крупным финансовым вливаниям и неограниченным людским резервам. Да и российские военные атташе не брезговали выполнением шпионских заданий. По-видимому, это способствовало первоначальным военным успехам численно превосходящей российской армии в ее действиях против Австро-Венгрии. Однако последовавшие за этим неудачи русских быстро привели их широкую службу военной разведки и контрразведки к износу. Налаженная ею сеть агентов была серьезно подорвана, а на импровизации в изменившихся условиях русские с их неповоротливостью не были достаточно способны.
В отделе «III-b» Большого генерального штаба существовала специализация по нескольким направлениям. Это были тайная разведывательно-информационная служба, контрразведка, дезинформация противника и диверсионная служба. Когда поступающие донесения носили военный характер, они направлялись не прямо в оперативный отдел Большого генерального штаба, а в отделение «Иностранные армии». Там их просматривали и анализировали, но без учета тех выводов, которые к ним приложил полковник Николаи. Ведь донесения, приходившие из самых разных источников, естественно, очень часто противоречили друг другу, и потому их нужно было тщательно изучать и сопоставлять, чтобы отсеять ложные. Сведения, полезные для ВМФ, передавались в морской генеральный штаб, технические сведения – соответствующим органам власти, а доклады политического содержания – политическому отделу ставки верховного командования, который уже мог затем передать их дальше министерству иностранных дел. Донесения экономического характера шли в специально для этого созданное центральное бюро внутреннего управления генштаба (во время войны) в Берлине. Таким образом, в верховном командовании обрабатывались только чисто военные донесения, которые складывались в общую картину. При передаче наверх своих донесений германскую разведслужбу меньше всего заботил вопрос о том, что хотят услышать «верхи». Она исходила всегда из четкого признания превосходства противника в живой силе и технике. Точно так же вел себя и абвер в годы Второй мировой войны. Но если в 1914–1918 гг. германское верховное командование принимало в расчет эти сведения и выводы, то верховный вождь Адольф Гитлер полностью игнорировал предостерегающие доклады своей тайной службы.
Нет такой секретной службы, которая всегда имела бы только успехи. Последние неизменно чередуются с неудачами, иногда даже очень серьезными, если не сказать решительными, провалами, которые зачастую обусловлены чистыми случайностями. После того как командование германского ВМФ приняло решение о неограниченной подводной войне, статс-секретарь германского министерства иностранных дел Циммерманн направил своему послу в Вашингтоне графу Берншторфу специальную инструкцию. Это послание было перехвачено британским адмиралтейством и направлено соответствующему отделу Интеллидженс Сервис. Хотя оно и было зашифровано очень сложным способом, англичане в конце концов его расшифровали, и едва это случилось, как в британском Форин Офисе поняли его чудовищный смысл: Циммерманн извещал посла о переходе с 1 февраля 1917 г. к неограниченной подводной войне. Берншторфу предлагалось поэтому приложить усилия к тому, чтобы Соединенные Штаты не вступили в войну. В случае неудачи он должен был обратиться к Мексике, побуждая ее к альянсу с Германией. В качестве «приманки» он должен был предложить мексиканцам совместный захват американских штатов Техаса, Нью-Мексико и Аризоны. Телеграмма Циммерманна во многом определила решение США объявить войну Германии. Этот пример показывает, насколько небезопасна – особенно в наше время – даже самая тайная передача секретных разведывательных сведений.
О проекте
О подписке