Глава 4. Место и время

Дождь заметно ослаб, но ехать было все равно неприятно, потому что из-под колес других машин то и дело поднимались грязные тучи мелких брызг. А еще пришлось очень нервно искать заправку, ругаться с бывшим шефом по телефону, заливать стеклоомыватель, короче говоря, путешествие становилось все более захватывающим.

Берт же почти весь путь предавался каким-то размышлениям и лишь изредка издавал неопределенные междометия. Наконец, уже перед самым выходом на финишный отрезок, он повернулся ко мне и спросил:

– Виктор, а вам не было страшно там, в доме Карла?

– Страшно? Ничуть. А чего там было страшного? Голос за стеной? Это ерунда. Вот если бы крыша не дай Бог рухнула, или еще что похлеще…

– То есть, вы боитесь только рациональных опасностей? Это и хорошо, и плохо сразу. Конечно, если напротив тебя стоит дурак с ножом, пожалуй, это повод немного испугаться. Но недооценивать силы более высокого порядка неразумно. Вы что-нибудь слышали о полтергейсте?

– Только про барабашку в детстве. Тогда им по телевизору пугали. Вроде как даже документальные съемки были.

– А, я так и знал… Впрочем, я не призываю вас бояться потусторонних явлений, а лишь хочу предупредить, что попадаются среди них и такие, к которым необходимо относиться серьезнее.

– Берт, вы шутите. Я не уверен в существовании этих явлений в принципе, а вы уже пытаетесь рассказать мне об их свойствах!

– Ладно, значит, время еще не пришло. Спешу, как обычно.

После этих слов Штольц опять погрузился в свои мысленные катакомбы и разжег трубочку. А я смотрел на дорогу и кое-как справлялся со своими раздумьями. Скажи мне кто-нибудь неделю назад, да что там, еще позавчера, что я буду ехать в одной машине с сумасшедшим искателем приключений и аномальных явлений, и более того, сам буду принимать участие в поиске всего этого! Да я бы даже не посмеялся. Просто сделал бы вид, что я стенка.

– Да, Берт, хотел спросить, а какое у вас ученое звание?

– Профессор, – скромно ответил тот. – По возрасту не скажешь, правда? А вы?

– Даже не доцент. Бросил кафедру раньше представления к званию.

– Зря. Хотя нет, не зря. Ведь тогда бы мы не встретились. Если хотите, я подготовлю представление сразу же после вашего оформления в университет.

– А на кой черт эти ярлычки нужны?

– Э… Тут вот какое дело. В обывательской среде можно объявить себя хоть академиком кислых щей и затирать народу любую муть. Но в кругах науки без этих бумажек никто никого не будет слушать. Хоть ты триста раз вещай истину. Такова реальность. Поэтому нам больше поверят как профессору и доценту, нежели чем профессору и абы кому.

– Понятно… Вы так говорите, будто меня уже оформили в университет.

– Остались только формальности, уверяю вас. Все уже в курсе, что на нашей кафедре скоро будет новый сотрудник.

Вот тебе и новости. Ладно, разберемся. Тем временем мы подъехали к развилке, один указатель на которой был новенький и свежий, а второй являл собой настоящий артефакт из далекого прошлого. За новым дорога буквально красовалась недавно положенным асфальтом, а за старым коробилась и скалилась рытвинами и ямами.

– О, я надеюсь, нам по этой старой? – оживился Берт.

– А то как же!

Скорость наша заметно снизилась: машину приходилось беречь. Конечно, лучше бы я смотрел на заросшие мхом стволы вековых деревьев, которые, словно обнявшись своими кронами, загораживали небо где-то сверху. Или любовался бы таинственной романтикой меняющегося придорожного рельефа, который то падал глубокими оврагами вниз, то вздымался холмиками, обсыпанными камнями, словно пасхальные куличи цветными бусинками. Но все эти красоты достались Берту, а я сражался с тем, что в России принято считать дорогой.

– Обстановочка что надо, – удовлетворенно хмыкнул профессор. – Ну просто декорация. Так и тянет сделать пару снимков.

– Зачем?

– Для поднятия настроения и вдохновения на работу в какое-нибудь мерзкое февральское утро, когда приходится тащиться невесть куда вместо того, чтобы закутавшись в плед, сидеть у камина и думать.

– Вы много думаете, Берт.

– Никуда не денешься, это у меня с детства. А вы? Вот, например, вы думали, что мы будем делать, когда прибудем на место? И, допустим, нам улыбнется удача, и мы найдем локации, нарисованные в альбоме. Так что дальше?

– Э…

– Вот именно, «э». А я думал.

– Ну, мы будем искать.

– А что именно искать? Не знаете? То-то же. Я полагаю, что нам потребуется сопоставлять рисунки и реальность. Как в детской игре на поиск отличий. Только сдается мне, что альбом был создан не вчера, а посему кое-что из нужных нам вещей будет не на своем месте. А что-то наоборот, окажется лишним. Важно будет подмечать каждую деталь, не упускать из виду ничего, и ко всему относиться очень серьезно. Вот, например, вы видели, что я сегодня утром положил в свою сумку шкатулку с отломанной крышкой? Как думаете, зачем? Ага, я не сомневался. А теперь смотрите! На этом рисунке она есть, но почему-то валяется рядом с руинами сарая. Мало похоже на дом Карла, но шкатулка-то та же самая! Вот тут-то и загвоздка. Как понять, что важно, а что нет? Что приведет нас к разгадке смерти старика, а что будет мешать этому?

– Мда… Кстати, а как именно он умер?

– О, это запутанная история, ну просто как провод от наушников. Он почил у себя в доме, можно сказать, на ровном месте. Как раз в это время у него гостил мой дядя Ник, который и написал то письмо. Он сообщил мне – я ему звонил, когда получил депешу – что дядюшка вдруг ни с того, ни с сего повалился на пол и запричитал что-то вроде «они нашли меня», «они здесь» и тому подобное. Резонно полагая, что старик лишился разума или же впал в горячечный бред, Ник вызвал врача. Тот повертел беднягу в разные стороны, посмотрел что-то во рту и глазах, но видимо, ничего достойного своего внимания там не нашел. Они переложили Карла на кровать, откуда тот вскорости упал, причем выражение лица у него было такое, словно он спасался бегством. Тогда врач и Ник справедливо решили, что дядюшка точно тронулся и вызвали психбригаду. Однако за то время, пока скорая переплыла Атлантику и наконец-таки добралась до них, старик успел совершить побег. Его нашли в какой-то из комнат, не помню, в какой именно. Карл сидел на полу и бормотал что-то про свой альбом и каких-то неустановленных личностей, которых он называл «они». Психиатры было взялись за дело, но тут старик взял да и отдал концы. Парни быстро заявили, что это не их больной, ибо от помешательств напрямую не умирают, составили заключение о параноидальном бреде и удалились, оставив Ника и врача созерцать упокоившегося дядюшку. Тогда доктор отвез тело Карла на вскрытие, но там их ждал очень большой сюрприз: старикан оказался здоров, как хоккеист. Они, естественно, написали, что смерть произошла от чего-то там с сердцем, но истинной причины они не знают. Ее нет. Вот так.

– Ну просто сюжет для дешевого американского ужастика.

– Ага. Поэтому-то мы и здесь. Ибо мы не в сюжете, дружище. Это суровая реальность.

Да, она надвигалась. Мы въехали в местечко, о котором знали только очень немногие. И я бы не знал, если бы мне в свое время на глаза не попалась одна заметка, которую написал мой старый знакомый, любитель археологии и истории. Он в составе какой-то там экспедиции искал захоронения времен войны, но вместо этого они наткнулись на странную покинутую деревню, в которой все выглядело так, будто ее сначала разрезали, как пазл, а потом собрали, но неправильно. Не знаю, как это еще можно описать, но все было совершенно не на своих местах.

Берт выскочил из машины и забегал вокруг, как кот около миски с курицей. Ни слова не говоря, но размахивая руками и что-то высматривая, он производил впечатление мима-комедианта.

– Мы на месте, и мы вовремя, – наконец изрек он. – Спасибо, Виктор! Я в который раз говорю себе, что не ошибся в вас!

Глава 5. Странности и обычности

Штольц восседал на поваленном стволе толстого дерева и вещал. Он был великолепен в своем энтузиазме. Каждое его слово звенело, как фужер, если его потереть рукой по ободку.

– Итак, вопрос первый, – объявил он после недолгого вступления, которое содержало в себе вдохновенную речь о высокой миссии науки перед человечеством. – Как дядюшка узнал о существовании этого места? Вариантов несколько, но самых разумных из них два: первое – он здесь был лично, а второй…

– Все это ему привиделось, – я позволил себе перебить профессора.

– Да. Это бы объяснило, кстати, наличие на рисунках предметов, которые на самом деле валялись у старого хрыча дома, – кивнул Берт. – Но поражает тщательное воспроизведение реальности. Вы только посмотрите, как похоже! Да. Значит, с более высокой степенью вероятности полагаем, что он тут был. Тогда вопрос второй: зачем? Что привело его сюда – поиски вдохновения или охота на бекасов? Кстати, вы видели здесь бекасов? Ясно, это он всех перебил. Глупая шутка, говорите? Я иногда позволяю себе такие, когда сильно взволнован. Ладно, дальше. Вопрос третий – почему именно этот альбом дядюшка назвал ключом к разгадке своей смерти? Ведь умер-то он не здесь… Да-да, я знаю, вы сейчас скажете, что он нашел здесь каких-то фантомов, которые преследовали его и добрались до него дома, где и кокнули. Но этот ответ лежит на самой поверхности, и сценарист того самого дешевого фильма ужасов, о котором вы упомянули, именно так и написал бы. Нет, amigo, все не так просто. По идее, эти самые фантомы охотились бы за альбомом после смерти, а этого не происходит. И на нашей шее не сжимается холодная рука смерти. Хотя, впрочем, на вашей сжимается. А, это у вас шарф такой странный… Да. Очевидно также, что он не стащил отсюда никакой привязанной к местным духам реликвии, за которой и пришли эти самые духи, ибо никто про это ничего не упоминал. И, кстати, это тоже вариант дешевого сюжета. Нет, он едва ли здесь что-то или кого-то потревожил, вряд ли кого-то осквернил и уж точно ни в кого тут не заставил в себя влюбиться. Так почему же мы здесь, а? Думайте, дружище.

У меня не получалось думать. Я смотрел на эти сараи внутри домов, деревья, растущие из колодцев, огороды на крышах и от этого словно кто-то отчаянно давил на тормоз в моей голове.

– Не получается? Это от отсутствия практики. Я помогу вам. Смотрите. Дядюшка умер дома и он не упоминал, что смерть его как-то связана с этим местом. Он лишь сказал, что в альбоме на рисунках есть ключ к разгадке его гибели. Только ключ! Не источник опасности и не причина смерти как таковая. Всего лишь маленькая улика, ведущая дальше, к другим местам, действиям и явлениям. Никто не говорил прямо, что сущность, погубившая дядюшку, пришла именно отсюда. Но здесь – и именно здесь – они оба наследили так, что их пути можно разузнать дальше во взаимной зависимости. Вот как надо повернуть эту деревеньку, чтобы смотреть на нее под правильным углом. Не причина и не источник беды, но зацепка, нить, если хотите. Хотя место само по себе, конечно, стоит того, чтобы заняться им отдельно. Но мы сюда еще вернемся. Кстати, а что вам кажется странным здесь?

– Проще перечислить, что здесь не кажется странным, – буркнул я. – Взять, например, хотя бы эту постройку. Судя по всему, она была когда-то котельной. Но какой черт занес ее в коровник?

– Нет, нет, Виктор. Вы рассуждаете стандартно, а это вредно. Как раз это и не странно для такого места. Необычно здесь другое, но что именно?

Я попытался отбросить приемы «стандартного» мышления и наклонил голову, стараясь рассмотреть что-то еще. Взгляд мой фокусировался то на деревьях, растущих вбок из склона холмика, то на курином скелете, стоящем на громоотводе, как флюгер. Я блуждал взглядом по домам, разбросанным вдоль дороги, по кускам заборов, торчащим из самых разных мест, по кустам, растущим вниз с крыш. Но это было вроде в рамках нормы, если верить Берту. И вдруг я увидел.

– Тени! Они перекрещиваются под разными углами!

– Ага, и это тоже. Хотя и не то, но все же верно подмечено. Во-первых, день пасмурный, а тени есть. Во-вторых, точно, они пересекаются, а должны быть направлены в одну сторону. Но это все же не та деталь, на которую я хотел обратить ваше внимание. Берете еще попытку?

– Ну вас. Нет, не беру.

– Тогда смотрите и слушайте. Странно то, что вся деревня перемешана, как куча доминошек перед игрой, но есть одна часть пейзажа, оставшаяся нетронутой. Дорога! Вот, Виктор, что здесь совершенно необычно. Ведь при таком хаосе она должна быть разбросана по всей деревне в виде фрагментов, но ни одна из ее ветвей нигде не обрывается. Учитесь, друг мой, видеть всю картину сразу, а потом сопоставлять её детали. И то, что не вяжется, то и есть искомое. Ладно. Да. Теперь за дело. Идемте со мной, будем опознавать ключ.

Сначала мы подошли к ветряной мельнице, кое-как уместившейся между двумя вековыми соснами. Двери не было, и прямоугольный проем в каменном цоколе выглядел бесконечной темной дырой. Покосившаяся, вся покрытая трещинами, она никак не давала повода подумать, что когда-то на ней работали люди, звучали голоса, что здесь начинался путь ароматного каравая с хрустящей корочкой. Сейчас с этими выбитыми окнами, обвалившейся крышей, она напоминала скорее иллюстрацию книги о войне.

Берт же, похоже, нисколько не интересовался антуражем. Он рыскал, как мышь, застигнутая на воровстве зерна, шнырял туда-сюда, к чему-то приглядывался, трогал и даже нюхал. Наконец он остановился, перевел дух и спросил:

– Ну что, нашли что-нибудь?

– Нет, – честно сказал я. – И не искал даже. Вас там вполне хватало. Я рассматривал мельницу и поражался тому, что с ней случилось, и какая она, возможно, была раньше.

– Вам дали звание физика по ошибке, – сердито буркнул Штольц. – Вы лирик чистой воды. Впрочем я вот тоже ничего не нашел.

Он с яростью чиркнул зажигалкой и пустил в небо огромное облако дыма. Потом перелистнул альбом и молча отправился дальше. Я так же тихо последовал за ним.

От следующей точки нашего маршрута меня просто передернуло. Во дворе большого дома в четыре окна располагалось кладбище. Но не такое умиротворенное и спокойное, как обычно, а какой-то кошмар из нагромождений оград, крестов, надгробий, истлевших досок и каких-то жухлых тряпок. То, что по идее должно было стать последней станцией на маршруте жизни, превратилось в крушение поезда.

Берт, тем не менее, смущен не был. Он спокойно переворачивал надгробия, отстранял кресты, копался в тряпках. Я не мог на это смотреть.

– Господин Рамирес, вы изволите заниматься святотатством! Немедленно прекратите тревожить упокоенные души!

– Чего? – Берт изумленно посмотрел на меня поверх очков и подошел вплотную. На его руках заиграли мышцы. – Повторите, что вы сказали?

– Это же кладбище, Берт!

– Так, – он взял себя в руки и спокойно выдохнул. – Во-первых, это уже не кладбище. Если кто и побеспокоил, как вы сказали, души, то это был не я. Все уже украдено до нас. Во-вторых, вы всерьез верите, что все эти палки и доски – гарантия покоя на Том Свете? Что это и есть мост к спасению души? Бросьте, Виктор! Вы что, в Бога не верите?

– Как раз-таки верю. И именно поэтому трепетно отношусь к христианским святыням!

– Эммм… А где вы здесь видите святыни? Единственная святыня, которую реально можно поругать и осквернить, находится здесь, – Берт ткнул меня пальцем в грудь. – И у большинства она изгажена настолько, что никакими свечками и висюльками уже не очистить.

– Но это же… А как же традиции, обряды?

– Вы – язычник, раз традиционные верования для вас дороже Истины.

– А вы… вы…

– Да. Гугенот недорезанный. И что вы мне сделаете? Предадите анафеме? Вы думаете, что я сектант и еретик, а на деле ересь проповедуете вы. Да еще к тому же рассуждаете, как средневековый схоласт. Да. Ладно, а теперь не мешайте мне, раз уж не помогаете. А к этому разговору мы еще вернемся. И вот еще что. Извините меня и не сердитесь, пожалуйста. Тема немного щекотливая.

И он снова занялся разбрасыванием этого отвратительного хлама, то хватаясь за фотоаппарат, то рассматривая альбом. Наконец он достал из рыхлой земли череп, покрытый какими-то бурыми пятнами, пробормотал «увы, мой бедный Йорик» и встал, отряхиваясь.

– И здесь ничего. Ладно, идем дальше.

– А что вы положили в сумку?

– Вот, смотрите, – и Берт показал мне какую-то овальную штуковину, темную и ржавую.

– А что это?

– Реликвия. Продам ее на блошином рынке, – он вдруг рассмеялся. – Шучу. Рассмотрите ее подробнее и хорошенько запомните. Она пригодится в расследовании. Правда, не в этом.

Я все больше терялся. Конечно, у него опыт в подобных делах и огромный багаж знаний, но мне-то тоже было интересно! А он как назло разыгрывал из себя Холмса и молчал, снабжая окрестности сизым дымом.

Мы переместились к полуразвалившемуся сараю, в котором, как ни странно, на стенах еще висела кое-какая утварь.

– О, а вот это уже интереснее, – заметил Берт, осматриваясь по сторонам. – У вас есть фонарик?

– Продавцы унитазов не носят с собой фонари, – сухо ответил я.

– А зря. В глубинах этих устройств порой такое можно найти… К тому же, вы уже не работаете продавцом. Да. Ладно, будем осматриваться на ощупь. Я-то куда смотрел, старый осел? Все взял, а про фонарик забыл, – так что-то бормоча, Берт изучал обстановку.

Я же заскучал. Честно говоря, мои ожидания совершенно не совпадали с реальностью. Вместо того, чтобы погрузиться с головой в решение мистических тайн, мне пришлось довольствоваться лишь ролью наблюдателя.

– Чего же вы стоите, Виктор? – пыхтя и отдуваясь, спросил Берт. Он только что снял со стены старый велосипед, для чего ему пришлось изрядно постараться. – Помогите же мне!

– Зачем вам этот древний бициклет? Его даже нет на рисунках!

– Его-то нет, а вот кое-что на нем есть. Да что с вами? А! Понимаю, вы не знаете, с чего начать. Поэтому и считаете себя бесполезным созерцателем. Послушайте, друг мой, вы что, забыли свое детство?

– К чему вы это?