Глава 7. Авария

Только одна встреча Катерины и Степана затянулась почти на год. Когда внезапно позвонили из военно-морского госпиталя и сообщили, что муж у них. Оказывается, он лежал здесь уже три месяца без сознания, после радиационной аварии на подлодке. Радиограммы продолжали сообщать, что всё в порядке, и денежный аттестат тоже не запаздывал. Наверно об этом заботился замполит? Кто бы сейчас взял на себя такую ответственность?

Лечащий врач сказал по секрету, что если бы Степан умер, то она никогда бы не увидела его труп. Страна умеет хранить свои тайны. Тогда Катерина ничего не поняла. Её переполняла радость встречи с мужем. Только потом Степан разъяснил ей слова доктора.

– Жди меня и я вернусь…

Теперь муж пришёл в себя. Его незагорелое лицо стало бесцветным, покрылось паутиной розовых капилляров. Волос на голове не стало. Брови и ресницы поседели. Казалось, он превратился в заготовку для нанесения пробного макияжа обучающимся этому искусству студентами. Оставалось только с чего-то начать. Но на это не решался никто.

Впервые подойдя к его больничной койке, и прочитав табличку с фамилией «Сотников», Катерина ужаснулась. Ей показалось, что под видом её любимого благородного сильного мужа скрывалась безликая худая кукла. И теперь врачам предстоит приложить все силы, чтобы снова надуть и закамуфлировать беспомощно лежащее в кровати существо под Степана, придать ему необходимый статус, настроить речь. Только его голубые глаза оставались такими же, но слегка потускнели и замутились.

Ежедневно приходя в больницу, она начинала привыкать видеть знакомые черты его лица: надбровные дуги, большие глазницы, носогубные складки. Её любящее сердце дорисовывало отсутствующие фрагменты неизгладимого близкого образа, компромиссно принимаемые принципиальной несговорчивой памятью.

Только здесь, сидя у его больничной постели, она неожиданно для себя поняла, что он мог к ней не вернуться. Что она могла больше ни разу его не встретить. Не увидеть стоящим в дверях. Не проводить взглядом любимую спину, идущую через турникет.

И эти стихи, которые он так любил. Что было бы с ними?

Она вдруг представила, как читает их про себя на похоронах и потом, когда опускают гроб в землю и торжественно стреляет вверх почётный караул. Но потом вспомнила слова о том, что если бы он умер – то ей ничего не сказали. Как ничего? Соврали бы, что он пропал без вести в морской пучине? Спрятали бы тело? Потом уничтожили, сожгли? Всё это было так ужасно!

Она бы продолжала ждать, твердя как молитву «Жди меня, и я вернусь…».

Смогла бы она избавиться от этих когда-то любимых мелодичных рифм, обещавших ей возвращение мужа и не сдержавших своё слово? А теперь царапающих до крови, разрывающих нити, которые ещё продолжали связывать её с мужем. И, сорвавшись с губ в последний раз, улетевших куда-то вдаль, словно мигрирующая стая птиц. Быть может к другой женщине ещё продолжающей ждать и надеяться.

Все эти годы она жила с дочкой, окутываемые невидимой заботой любимого человека. Он постоянно звучал в их жизни своими привычками, добрым смехом и спокойным голосом. Всё вокруг носило на себе след Степана. В каждом из них она видела своего мужа. Каждый предмет в доме мог рассказать ей о нём что-то своё особенное, чего никто не знал. И она могла часами ходить по квартире, слушая эти рассказы, собирая их в единое целое, создавая незримую картину его присутствия.

Ваза, которую он отодвигал от дивана, чтобы не уронить, когда садился за стол. Узорчатая белоснежная кружка для чая, с ручкой в виде голубого дельфина. Она стояла на столе, только когда Степан был дома.

Но теперь после госпиталя он не пил дома чай. Не ел макароны. И не любил море. Он не хотел даже думать о том, что окружало его на службе. Его мысли и желания были здесь, с его семьёй. Катерине казалось странным то, что моряк разлюбил море. Но она привыкла не задавать лишних вопросов.

За этот год, пока муж выздоравливал, Катерина взрослела. Общаясь с врачами, другими больными, их посетителями, она узнала, что атомная подводная лодка – это опасно. Что какой-то адмирал решил получить очередное звание и аварийную лодку, пришедшую из африканской морской зоны, отправил сразу на показательные стрельбы в Атлантику, где и произошла трагедия. Что треть экипажа осталась задраенной в реакторном отсеке. Остальных удалось снять, и они умирали по дороге в госпиталь. Единицы выжили, но все побелели и полысели. Что ещё произошло с ними, никто не рассказывал. О том, что ещё произойдёт – никто не хотел гадать. Адмирала перевели в другое место службы на повышение, и там он получил очередной звание.

В стране шла перестройка. Тот коммунизм, к которому все шли, оказался блефом. И к чему они идут сейчас никто не знает. Каждая партия тянула одеяло на себя. В Москве отгрохотали танки, обстреляв дом правительства, тем самым проведя аналогию с Авророй, открыли новый этап жизни страны.

Степана комиссовали, и он удачно устроился вторым помощником капитана в иностранную морскую компанию, филиал которой находился в Питере на Двинской. Через год был уже капитаном. Он всё реже встречался со своими однополчанами. Казалось, что те продолжают оставаться в том далёком героическом прошлом, теперь висящем на тонкой ниточке и готовом в любую секунду оторваться и шлёпнуться на страницы истории очередной причудливой кляксой, над которой потом будут колдовать историки и высасывать свои диссертации.

Периодически Степана мучили приступы неизвестной болезни. Неожиданно его сваливала температура за сорок, и он лежал в бреду два – три дня. После чего приходил в себя, и как ни в чём не бывало, шёл на работу. Волосы на его голове так и не появились. Брови выросли, но оставались седыми. Ежегодные медицинские комиссии рекомендовали ему лечение. Нужных лекарств и необходимых стационаров в России не было. Изредка на заходах в Англии, он проходил оздоровительный курс и чувствовал себя лучше.

Встречи с друзьями становились всё более грустными. Говорили о том, что военного флота в стране нет. Большинство кораблей продано. А те, что остались, боятся выйти в океан, дабы не затонуть. Денег экипажам не платят. Офицеры пьянствуют. Глядя, как генералы торгуют достоянием страны, сами распродают военное имущество и продовольствие. Бездельничающих матросов сдают в аренду появившимся нуворишам. Кого-то посадили. Кто-то застрелился.

Верный Отечеству десантник Полин, напившись, выпрашивал себе разведвзвод спецназа, чтобы перестрелять предателей.

– Почему именно спецназа? – задавали ему вопрос друзья.

– Потому, что не хватит патронов, – насупив брови, играя желваками на скулах, отвечал он, – и мы, затупив о вражеские потроха свои ножи, будем продолжать грызть гадов зубами, как нас учила Родина!

Эти разговоры немного смущали Катерину, поскольку в их семье было всё в достатке. Иногда ей казалось, что мужчины продолжают играть в какие-то свои игры, как раньше. Типа «войнушки», куда девочек не брали. И по какому бы поводу они не собирались, всегда оканчивалось тем, что начинали спорить, много курить и пить.

После таких встреч Степан становился всё более замкнутым. Будучи на берегу, в выходные ездил в Зеленогорск, удручённый своими мыслями, ходил вдоль финского залива и возвращался только к вечеру немного повеселевший. Его прогулки совершенно не тревожили Катерину. Она так же считала их маленькими автономками. Ведь её муж в душе оставался всё тем же суровым подводником, честным и принципиальным. Следуя вдоль границы воды и суши, продолжал, решать какую-то поставленную перед собой задачу. Похоже, он снова готов был полюбить море, а может просто желанная суша стала ему чужой. Эта современная Родина оказалась перепроданная, заложенная, разорённая своими детьми. А море оставалось всё тем же, поскольку очередь до него пока не дошла.

Глава 8. Офис

После первого не совсем удачного лечения, Стас стал обдумывать, где бы раздобыть офис. Перебрал всех своих знакомых бизнесменов и госслужащих с кабинетами. Но ничего не нашёл.

Нежданная встреча решила все проблемы. Это был Сергей Гельм. В период службы Стаса в отделении милиции, тот пришёл молодым опером из спорта. Был чемпионом России по плаванию. Но ему хотелось сделать для страны что-то большее. Так уж воспитывали в те времена. Шли в милицию по комсомольским путёвкам – по зову сердца. И он, начитавшись романтических книжек, решил внести свою лепту в борьбу с преступностью. Пришедшие на службу, искренне считали, что преступники – это атавизм капитализма. И только они не дают стране строить самое справедливое в мире коммунистическое общество.

Был он рассудительным, вдумчивым опером. Никогда не лез на рожон и старался всё понять, во всём разобраться.

К сожалению, а может к счастью, проработал он меньше полугода. То, что писали в книжках и показывали по телевизору, очень быстро улетучилось. Оказалось подобием рекламы на водочные изделия подпольного производства, рассказывающей о родниковой воде на которой она настояна и колосящейся пшенице.

Хуже было то, что червячок растления, рождённый ложью и стяжательством руководства, уже тогда стал проникать в души защитников Отечества. Некоторые из пришедших в милицию ранее, и уже разочаровавшиеся, просто издевались над убеждениями и мечтами молодых оперов. Находили неведомые ранее пути по чёрным служебным лестницам, в зачатке рождая коррупцию. Похвалялись этим, выбирая и подтягивая к себе на службу таких же, как они морально больных уродов. Создавая в дальнейшем колоды из оборотней в погонах с круговой порукой, ставившей целью только своё личное обогащение.

Встрече были рады оба. Стас так и не понял, чем Сергей теперь занимается: то ли недвижимостью, то ли перепродажей продуктов. Но это было и неважно. Главное у него был офис. Прямо в центре города – напротив ТЮЗа. Сергей сказал, что они работают там до шести вечера, а после можно приходить и передал запасные ключи.

В тот же день вечером после службы, Стас направился по указанному адресу.

Была зима. Вход со двора ярко освещался прожекторами. Со всех углов стволами пушек торчали видеокамеры. Перед зданием стояли крутые иномарки. Мраморная лестница по краям сопровождалась эскортом фонарей, покрытых инеем. Сердце Стаса замерло в ожидании чуда.

Но нужный вход находился рядом – в пяти метрах сбоку. И был похож на проход в дворницкую подсобку при роскошном особняке. В окружающей презентабельности он был совсем незаметен. Небольшая скрипучая дверь с, грубо вставленными вместо стёкол, квадратами фанеры. На всех пяти этажах лестничных клеток сталинского дома, ни одной светящейся лампочки. Лифт не работал.

Стас боялся, что в темноте не сможет найти замок, куда вставить ключ. Но беспокойство оказалось напрасным. На площадке четвёртого этажа было всего две квартиры. Нужная дверь слева казалась простреленной автоматными очередями. Через сквозные дырки, большинство которых находилось вокруг места крепления замка, словно лазерные прицелы, проникали яркие пучки света, отмечаясь оптическими белыми точками на одежде Стаса.

За дверью явно слышался разговор. Странно было предположить, что в такое позднее время кто-то мог ещё работать в офисе. Стас пожалел, что не курит. Осветить местонахождение нужного звонка было невозможно.

На ощупь их оказалось несколько. Все они не работали. Водя рукой по пластиковым кнопкам, Стас зацепил кончики металлических проводов и тут же почувствовал удар электрического тока. От прошедшего сквозь тело энергетического озноба появилась усталость в ногах. Хотелось присесть. Но Стас не сдавался.

Он прислонился к правой стенке и ощутил тепло чугунной батареи, уместившейся в небольшой нише. Положил на неё ладони и почувствовал, что они успели замёрзнуть. Теперь отогреваясь, в них ощущалась слабая ноющая боль. Наличие рядом тепла придавало большую уверенность в положительном исходе дела.

Эта дверь стала препятствием на пути к желаемой цели, и необходимо было его преодолеть как можно скорее. Словно в сказке он должен был вставить ключ именно в то отверстие, где находился замок, чтобы волшебная дверца в сокровищницу отворилась и разрешила продолжить путь в страну счастья.

Из квартиры продолжали слышаться голоса, поэтому Стас решил не грохотать, а попытаться войти интеллигентно. Он пожалел, что не расспросил Сергея более подробно о режиме работы офиса.

Стал шарить по стене рукой, уже, будучи готовым, получить лёгкий электрический удар. Тот не заставил себя ждать. Повезло, что именно на это место падал маленький лучик от светящего с улицы, через окно парадной, прожектора.

Стас увидел два торчащих рядом провода. Быть может днём найти их и не составляло труда, но в ночное время они словно скорпионы, кусали незваных гостей, охраняя вход. Стас ощупал косяк двери и отодрал небольшую щепку, которой соединил провода. Внутри квартиры прозвенел колокольчик. Но голоса не затихли.

Стас соединил провода ещё раз и постарался удержать их так подольше. Реакция за дверью была та же. После чего он решил постучать. Сначала тихо. Затем громче и после пару раз ногой. Был слышен неразборчивый приглушённый разговор мужчин. Иногда звучал тонкий женский голосок. Музыка служила фоном.

Решив, что этикет на этом закончился и у него есть железное оправдание, Стас достал бороздчатый ключ и стал тыкать его во все светящиеся дырки. В одну из них ключ вошёл как по маслу и Стас подумал, что надо бы запомнить её местонахождение. Он посмотрел на падающие лучи и в непроницаемой темноте деревянной двери они показались ему скоплением маленьких звёздочек указывающих своими лучами дорогу в будущее. В центре этой, открытой Стасом, вселенной стальным рычагом торчал вставленный ключ.

Пронин ощутил прилив сил. Казалось, этим рычагом он может повернуть землю вспять, закрутить её для себя по-новому. Войти в пятое измерение, проникающее в человеческое подсознание. Стать богом в глазах пациентов, их последней надеждой. Подарить им веру, а значит и само выздоровление. Помочь им, как помогал потерпевшим от преступлений.

Офис представлял собой огромную квартиру с длинным широким коридором. В окнах комнат расположенных справа была мгла. В левых – был рассвет. Только солнечные лучи падали не сверху, а снизу, от сверкающей заснеженной дворовой площадки перед входом в дом. Они беспрепятственно проникали внутрь из-за отсутствия штор или жалюзи, заливая светом комнаты, пытаясь изо всех оставшихся сил заглянуть в комнаты с правой стороны коридора. В некоторых местах, отражаясь от блестящих поверхностей столов и зеркал, им это удавалось.

Голоса продолжали звучать откуда-то из дальних комнат. Стас нащупал справа выключатель и включил свет. Такую убогую обстановку он видел в коммуналках когда работал в отделении милиции. Конец огромного длинного коридора был не виден. Свет туда не доставал. Стены с ободранными обоями. Вдоль которых виновато стояли старинные комоды, серванты, шкафы, стулья – словно специально выставленные из комнат за плохое поведение.