Павел Васильевич любил заниматься детьми. Своих у него было двое: восьмилетняя Иришка и десятилетний Вадимка. Весёлые игры с ними чередовались у него с чтением детских книжек.

Копаясь на антресолях своей старой квартиры, Павел Васильевич ненароком наткнулся на пыльную подшивку «Пионера» за 70-е – детские его годы. Он несказанно был рад этому, решив посвятить своих мальцов в мир своего детства, причём не на словах, а с использованием, можно сказать, наглядной агитации.

Начались славные вечера посвящения детишек в мир пионерии. Конечно же, поколению смартфонов и 3D технологий приходилось объяснять как трёхлеткам, что такое горн, «Зарница», прощальный костёр и прочие детали пионерской жизни.

Иришка с Вадькой временами оживлялись, но всё же видно было, что им скучновато: не было в журнале той динамики, свойственной компьютерным играм, никто никого не убивал, выпуская кишки одним ловким ударом меча, да и само оформление журнала, кажущееся наивным и нелепым в XXI веке, явно не вдохновляло отпрысков на погружение в давно истлевший мир чьих-то страстей и чаяний.

Неоднократно Павел Васильевич замечал, как Иришка начинала дремать и, смешно открывая рот, пускала струйку тягучей слюны себе на платье, а Вадим смотрел на незамысловатые фотографии и рисунки осоловелым взглядом.

Уже отчаявшись заинтересовать мальцов нестрашными и нетаинственными приключениями пионеров-кладоискателей и юннатов, Павел Васильевич, выбирая в случайном порядке пожелтевшие от старости номера «Пионера», набрёл случайно на название рассказа, которое его заинтересовало.

Надо сказать, что ни название рассказа, ни имя автора ему абсолютно ничего не сказали: «Бубен (Мистика)» автора П.В. Ктулху-Оол.

Само по себе появление рассказа в мистическом, как то следовало из подзаголовка, жанре в журнале советской пионерии, вызывало некоторое недоумение у нашего героя. А уж вкупе с тем, что раньше он этого рассказа не видел, хотя прочитывал любимый журнал от корки до корки да не по разу, натолкнуло его на мысль, что он находится внутри некоего сюрреалистического сна.

Он ущипнул себя за левое запястье, посильнее оттянув кожу для усиления болевых ощущений, и убедился, что не спит, – хотя кто ему сказал, что люди, находящиеся в сюрреалистическом сне, не чувствуют боли?

Быстро пробежав глазами начало рассказа, который больше смахивал на детскую страшилку, некогда рассказывавшуюся, по обычаю, на ночь в детском саду или пионерлагере, Павел Васильевич решил, что сможет заинтересовать им свою малышню, и начал читать.

***

«Бубен

(Мистика)

П.В. Ктулху-Оол

Павка, Волька и Мишка были друзьями – не разлей вода. Первое знакомство их состоялось ещё в детском садике. Оказалось, что и живут-то они в соседних дворах. Их прекрасная дружба продолжилась в школе – по настоянию родителей директриса определила детей в один класс, чтобы друзья не расставались и на уроках.

Разумеется, в пионерлагеря на все три летних смены наши друзья отправлялись без каких-либо раздумий – бабушкам, безнадёжно ждавшим в деревнях, родители в очередной раз обещали, что уж на следующее лето Павка, Волька и Мишка обязательно их посетят.

Летние каникулы, разделявшие четвертый и пятый класс, наши неразлучные друзья провели в пионерлагере «Орлёнок». Естественно, они были в одном отряде.

Ближе к концу третьей смены, когда начинали уже опадать первые жёлтые листки с берёз, но солнце ещё палило с небосвода, позволяя насладиться ребятне напоследок своим теплом, пионервожатый их отряда решил устроить прощальную экскурсию в сосновый бор, что находился в километре от лагеря.

Устав от вечного нытья девчонок, которых заели комары, наша троица поотстала маленько от отряда, шедшего по покрытой мягким ковром жёлтых игл просеке, и углубилась в лесную чащу.

Убедившись, что находятся вне зоны видимости отряда, Павка, Волька и Мишка сразились на мечах – набранных тут же, под ногами, сухих прогнивших сосновых ветках. Было весело, когда при ударе ветки с хрустом ломались – наши герои представляли себе, что бьются на железных кованых мечах и сила их ударов такова, что кованые мечи разлетаются брызгами от соприкосновения друг с другом.

Наломав, таким образом, не один десяток мечей, они поняли, что отряд ушёл от них уже далече, поскольку, кроме их прерывистого дыхания, в лесу были слышны лишь шум ветра в кронах сосен да эхом раздававшийся пересвист мелких птах.

Ребята стали пробираться потихоньку обратно на просеку, как вдруг заметили груду разлапистых сосновых веток, которая возвышалась, как они сразу же догадались, над неким тайником, скрывавшим от любопытных взоров нечто, чего чужакам видеть не полагалось.

Не думая ни секунды, мальчишки направились к той груде, хотя путь к ней и уводил немного в сторону от просеки, по которой от них всё дальше и дальше углублялся в дебри мрачного леса их отряд.

Не обращая ни малейшего внимания на уколы жёстких пожелтевших сосновых игл, Павка, Волька и Мишка быстро раскидали крючковатые ветви, скрывавшие под своей сенью небольшое углубление, на дне которого лежал некий коричневой кожи свёрток, немедля извлеченный Павкой, как самым бесстрашным, со дна углубления.

– Ну что, пацаны, рискнём, раскроем? – Спросил он у друзей.

– Ты что, с ума сошёл? – С дрожью в голосе пробормотал Волька, как самый рассудительный. – А вдруг там фугас немецкий?

– Сам ты с ума сошёл, Волька! – Хохотнул Павка. – Пришли, такие, немцы, завернули фугас в кожу и ушли, да? Пусть, мол, фугас нас дожидается.

– Да, пожалуй, ты прав. – Согласился Волька.

– Давайте сделаем так. – Вступил в разговор Мишка. – Волька, давай сюда палку, мы свёрток палкой развернем – вдруг там змея или пауки здоровенные лохматые. Они выползать начнут, а мы уже далеко.

– Фу-у. Бе-е. – Почти одновременно сказали Павка и Волька. – Ну у тебя и фантазия – пауки, змеи. Чего они в свёртке забыли-то?

Однако же Мишке в логике трудно было отказать и ребята все вместе решили поступить, как им было предложено. Предварительно потыкав найденной поблизости самой-пресамой длинной корягой в таинственный свёрток, ребята несколько раз перевернули его так, чтобы кожа размоталась. К их удивлению в центре свёртка оказался ни больше, ни меньше – бубен светло-серой кожи с вечным его спутником – деревянной, похожей на ложку для обуви, колотушкой.

Павка прекрасно знал, что за предмет открылся перед ним, в силу того, что папка его – учёный этнограф, писал кандидатскую по традициям народов Сибири и Севера, включавшую отдельной главой шаманизм.

Его друзьям, по всей видимости, было невдомёк, что за инструмент находится перед ними, и, воскликнув: «О-о, барабан!», они бросились к бубну. Волька поднял двумя руками тарелку бубна и приготовился к тому, что Мишка, поднявший одновременно с ним колотушку с земли, шарахнет со всей дури по кожаной его поверхности. Да так, чтобы по всему лесу пошли оглушительные вибрации.

– Стойте, стойте! – Завопил Павка, выбивая колотушку из Мишкиных рук. – Не вздумайте. Вы что, олухи? Вы что, не знаете?

– Кто олухи? Чего мы не знаем? – Накинулись на него друзья.

Павка, в голове которого мгновенно созрел план обращения понравившегося ему инструмента в свою собственность, предоставлявшей ему возможность хвастануть перед папкой, всеми родственниками и дворовыми друзьями ценной находкой, спросил у недоумевающих друзей:

– Вы что не знаете эту жуткую историю про шаманский бубен?

– Не-е… – Ошеломлённо переводя глаза с бубна на Павку, а потом друг на друга, сказали Волька и Мишка.

– Лопухи! Сейчас я вам расскажу. Слушайте…

Жила-была семья: папа, мама, сын и дочка. Однажды папа, вернувшись из командировки в Якутию, привёз домой бубен. Вот такой же почти. – Павка ткнул пальцем в сторону бубна, который Волька уже опустил вниз, держа его в правой руке за край.

Волька и Мишка посмотрели на бубен, словно для того, чтобы убедиться, такой ли бубен привез папа в семью после командировки в Якутию?

– Ага. И чего? – Спросил Мишка.

– А вот чего. – Продолжал самозабвенно заливать Павка. – Однажды, когда никого дома не было, самый маленький, то есть, сын, получается, достал этот бубен, который папа на стенку на самое видное место повесил. И встал он, это самое, посередине комнаты, вдарил в бубен и не стало его.

Родители с дочкой приходят, а нету сына-то. Только бубен в гостиной лежит по центру, а мальца нет нигде. Везде его обыскались – как сквозь землю провалился. Из окон посмотрели – нигде ль не валяется сынок их? Нет, нигде нету. По шкафам и антресолям посмотрели – всё без толку.

Волька рефлекторно отбросил бубен подальше от себя, а Мишка то же самое сделал с колотушкой.

– Продолжай. – Нервно оглядываясь по сторонам, сказал Мишка.

– Ну и вот. Пошли они, конечно, в милицию заявление подавать. Так, мол, и так, пропал мальчик. Восемь лет, беленький такой, – Многозначительно смотря на светлые Мишкины вихры, развивал повествование Павел, – в школу ходит, то есть ходил, в первый класс.

Глаза голубые, уши оттопыренные. – Сейчас он уже смотрел на форму Волькиных ушей. Тот непроизвольно схватился за свои уши и прижал их к голове.

Павка медленно сходил за колотушкой и, подняв её с земли, засунул в карман своих шорт.

– Ну а дальше, а дальше-то что? – Волька настойчиво потребовал от своего друга продолжения рассказа.

– Ну а дальше? – Усмехнулся тот мрачно. – Дальше, как говорится «ищут пожарные, ищет милиция». В общем, не нашли его.

Потом дочка одна в квартире осталась – родители в кино, там, или в театр пошли. Смотрела она на этот бубен, смотрела, а потом, он, бубен этот, как будто притягивать её к себе начал. Она как будто под гипнозом была. Подошла к нему, сняла со стены, встала по центру гостиной и как даст колотушкой по бубну! И тоже её не стало. Испарилась. Фьить – и нету!

Мальчишек, слушавших эту жуткую историю, начало уже поколачивать. Лица их побелели, как простынки в начале смены в пионерском лагере, зубы начали отбивать мелкую дробь.

Павка всё так же неспешно сходил за бубном, поднял его, наклонившись, и взял в правую руку.

– Пришли родители из кино. – Он поглядел на небо, начинавшее заволакиваться свинцовыми тучами.

– Они ж, вроде, в театр ходили? – Усомнился Волька.

– Не важно. – Рассказчик перевел на него холодный насмешливый взгляд. – Пусть из театра вернулись. Результат один: нет их деточки, нет их кровинушки дома, пропала. Стали искать везде, мать от горя волосы на голове рвёт, навзрыд уже орёт – не уберегли, мол, нашу красавицу, единственную оставшуюся.

1 2 3

Стандарт

(2 оценки)