Это была чистая правда. Сеня выиграл юношеский турнир по легкой атлетике, и оказавшийся на тот момент в городе вице-министр вручил ему медаль, что два дня показывали во всех местных новостях. Сеня делал вид, что ему наплевать, но я-то видела, как он тайком начищает медаль. Я бы на его месте так не усердствовала, поскольку это было самоварное золото и от трения лоск мог легко испариться.

– Неважно, – стоял на своем дед, поскольку внук на провокации не реагировал, спросил в лоб: – Ты уже думал о военном училище?

– Конечно, – ответил Сеня, не моргнув глазом. – Сколько раз! Думал: ну его на фиг, как бы мне туда не пойти?

В глазах деда мелькнул опасный огонек. Как на грех, Злата решила подлить масла в огонь и сказала с невинным видом:

– А я сразу после школы уеду в Милан, в школу моделей. Там лучшие педагоги. Девочки говорят, что после Италии можно запросто сделать карьеру манекенщицы экстра-класса.

Дед начал хватать ртом воздух, а бабушка даже приподнялась, чтобы сказать свое знаменитое: «Значит, так…», а я даже пообедать не успела. Следовало перевести разговор в другую плоскость.

– А я начала учить латынь, – сказала я небрежно. – Не самое увлекательное занятие. Но медицинскому работнику нужно ее знать, чтобы писать неразборчивые рецепты на законных основаниях.

– Варвара не оставила мысли стать патологоанатомом и ковыряться в кишках, – ядовито прокомментировала Злата, и тут же поплатилась:

– У ребенка голова на плечах, – сурово сказал дед. – Кажется, Варвара единственная использует мозги по назначению. А вот вы меня сильно разочаровали.

– Папа, не стоит принимать близко к сердцу все, что болтают дети, – вмешалась мама. – В конце концов, их взгляды могут измениться. Может, через год-другой они будут думать иначе… Мама, оставьте посуду, я все вымою… Дети, разберите вещи и сложите их в шкаф. Папа, скажите, как у вас тут с Интернетом?

– Не особо, – признался дед. – Скорость низкая, я даже в танки поиграть не могу, а мобильный Интернет часто вообще не фурычит. Приходится на холм подниматься, даже чтобы позвонить.

– Как же мы тут будем работать? – огорчился отец и рассеяно оглянулся на сумку с ноутбуком.

– Я в район позвоню, – пообещал дед. – Просто необходимости не было… Завтра все заработает…

В этот момент хлопнула калитка. На крыльце затопали и загрохотали, а через мгновение в гостиную ворвался невероятно чумазый мальчишка с копной огненно-рыжих волос, торчащих в разные стороны.

– Дядь Толя, дядь Толя! – завопил мальчишка, а потом увидел всех нас и сконфузился.

– Василий, – строго сказал дед, – что за ор? Выйди и доложи как следует.

– Не тирань ребенка, – мягко возразила бабушка. – Вася, садись с нами чай пить. Есть твои любимые пироги с малиной.

Мальчишка с вожделением покосился на горку пирогов, но, видимо, чувство долга перевесило голод. Щелкнув босыми пятками, Василий торопливо протарахтел:

– Товарищ генерал, разрешите доложить: там, у библиотеки… того…

– Чего – «того»? – не понял дед.

– Вам бы лучше самому посмотреть, – уклончиво сказал мальчишка.

– Да на что посмотреть? – рассердился дед. – Говори толком!

– Я и говорю, – выпалил мальчишка. – Иду я с поля, гляжу – следы. Пошел по ним, мимо библиотеки, а оно в кустах лежит.

– Что лежит?

Вася задумчиво почесал пятку, пожал плечами, а потом серьезно ответил:

– Да откуда мне знать? Но, похоже, зомби.

* * *

Сказать, что мы были удивлены, – значит, не сказать ничего. Мы буквально онемели и уставились на вестника, вытаращив глаза, а Вася, задумчиво пристроившись к столу, взял один пирожок и меланхолично откусил корочку.

– Какой еще зомби? – наконец выдохнул дед.

Вася пожал плечами, прожевал и серьезно ответил:

– По-моему, самый настоящий. Лежит в лопухах и воняет. Вы бы поторопились, а то с ним что-то не то происходит.

Бабушка осторожно потрогала Васе лоб.

– Ты перегрелся, что ли? – участливо спросила она. – Какие лопухи? Какой зомби? И что с ним, в конце концов, происходит?

– Наверное, на него солнце так действует, – ответил Вася невнятно. Видно, пирог оказался настолько вкусным, что оторваться не было сил. – Я в кино видел: когда мертвяков на солнце вытаскиваешь, они гореть начинают.

– И что? – рассердился дед. – Он горит?

– Не горит. Но кукожится, – вздохнул Вася.

Я с интересом прислушивалась к их разговору. Дед в итоге рассердился и велел Васе рассказать все толком, а тот, заглотив полпирожка, не жуя, объяснил.

Оказывается, с утра Вася решил сбегать в магазин, за мороженым. По привычке свернув около библиотеки, он увидел, что под кустом валяется неопрятный мужчина, показавшийся ему знакомым. Вася подумал, что мужчина пьян, не стал останавливаться и приглядываться. Разглядел только татуировку на безвольной бледной руке. Купив мороженое, мальчик зашел к знакомым пацанам, вдоволь набегался с ними и наигрался в войнушку, а потом, вспомнив, что мать велела не задерживаться, побежал обратно. Проносясь мимо мужчины в лопухах, Вася заметил, что тот лежит на прежнем месте, не сменив позы, а с рукой, выставленной на солнцепек, происходит странное. Она почернела и покрылась жуткими пятнами. От мужчины странно пахло сыростью и тухлым мясом. Превозмогая отвращение, Вася отогнул раскидистые лопухи и заглянул в лицо мужчины, а увидев, стремглав побежал к участковому, от него – к нам.

Дед мрачно смотрел на Васю, барабаня пальцами по столу, а затем решительно поднялся с места. Мы тоже встали.

– Всем оставаться на своих местах, – приказал он. – Васька, пошли, покажешь место.

– Дядь Толя, вы бы ружье взяли, – серьезно предложил Вася. – А еще лучше – осиновый кол. Говорят, если мертвяку его в сердце воткнуть, он сразу ласты откинет.

– Можно подумать, если кол вонзить в грудь нормальному человеку, он даже не почешется, – фыркнул Сеня.

Дед рассеяно поглядел на старшего внука, а мама наградила Сеню убийственным взглядом, отчего он покраснел, пробормотал что-то нечленораздельное. Мы молча смотрели, как дед выходит из кухни в сопровождении Васьки, которого происшествие не лишило аппетита, он охотно принял от бабушки пакет с пирожками. В окно мне было хорошо видно, как эта парочка пересекает двор. Я отметила, что, вопреки советам Васьки, ружье дед не взял.

– Какие-то дикие люди тут живут, – капризным голосом протянула Злата. – Зомби, осиновый кол… Наверное, и в Бабу-ягу до сих пор верят.

– Конечно, верят, – ответила я. – Странно, что ты не веришь.

– Я же не маленькая, – снисходительно улыбнулась Злата. – Почему я должна в нее верить?

– Ну, как же, – всплеснула я руками. – Ты же ее каждый день видишь в зеркале.

Злата мгновение переваривала услышанное, а затем с визгом кинулась на меня. Я была готова к такому повороту событий и с проворством ужа выскочила из-за стола, прихватив пирожок, вылетела в двери, довольная тем, что могу манипулировать старшей сестрой. Строгий приказ деда поневоле заставлял нас сидеть дома, и только ссора могла оправдать мое отсутствие. Потому я, спровоцировав сестру, выскочила за ворота и пустилась во все лопатки к библиотеке. Пусть думают, что я испугалась сестринской кары или наказания от матери с отцом. Что до бабушки, та никогда и ничего мне не сделала бы, особенно в первый день.

Где находится библиотека, я помнила. На подходе притормозила, сунула пирожок в карман, нырнула в кусты и стала продираться сквозь противные заросли акации, шипя, когда колючие ветки царапали шею и руки. Кусты позволили вплотную подобраться к месту происшествия, а там пришлось выйти на открытое пространство.

У библиотеки уже толкалось человек двадцать: в основном, местные старушки, несколько подростков, участковый и дед. Чуть поодаль стояла высокая худая женщина, с темными волосами, и ногами, похожими на палки. Ее я помнила: это была библиотекарь с редким именем Элеонора, единственная знакомая моих деда и бабушки, кого не восхищало мое умение читать с трех лет. На крыльце библиотеки, вытянув шею, за происходящим наблюдал высокий крепкий парень с квадратным подбородком. Люди негромко переговаривались и смотрели куда-то вниз, но на что – я понять не могла. За их спинами ничего не было видно. Стараясь держаться подальше от бдительного взора деда, я принялась лавировать между взрослыми. Первый ряд зрителей все равно закрывал происходящее, поэтому я, недолго думая, просунула голову между ног одной из старух. Зрелище, надо сказать, было занимательное.

На земле, в зарослях лопуха, лежало тело мужчины, от которого несло разложением. Посиневшее лицо выглядело жутко, но я, как завороженная, впитывала каждую деталь, разглядев описанную Васькой татуировку на руке, в виде плохо нарисованного солнца, садящегося в море. Задравшаяся рубашка обнажала узкий багровый след на талии, словно оставленный раскаленной змеей. Похожий я заметила на запястье. И кое-что еще, видимое, по всей вероятности, только мне.

Бабка, нависавшая надо мной, переступила с ноги на ногу и отдавила мне пальцы.

– Ай! – сказала я. Бабка испугалась, схватилась за сердце и шарахнулась в сторону, заваливаясь набок.

– Ты что, окаянная, делаешь? – взвизгнула она и, внимательно оглядев меня с головы до ног, гаркнула: – Люди добрые, это чья ж такая?

Дед обернулся и поморщился.

– Это моя, – раздосадованно ответил он и, строго глядя на меня из-под очков, велел: – Варвара, поднимайся.

Я встала, сконфуженно отряхнула платье и стыдливо уставилась в землю.

– Разве я не говорил, чтобы все оставались дома? – спросил дед. – Ты же умная девочка. Почему на месте преступления должно быть как можно меньше народа?

– Чтобы следы не затоптали, – проблеяла я.

– Надо же, какое умное дитё, – умильно восхитилась бабка, отдавившая мне пальцы. Дед не обратил на нее никакого внимания.

– А раз ты все понимаешь, ноги в руки и – домой, – приказал дед.

Я кивнула, но не тронулась с места. Он отвернулся было к покойнику, но затем снова поглядел на меня:

– Что непонятного?

– У него что-то в руке, – сказала я и ткнула пальцем в сжатую руку мертвеца.

Дед бросил взгляд вниз и вроде решил поглядеть, что скрывала рука покойника, но не успел. В толпе послышался ропот, и откуда-то сбоку выскочила старушка лет семидесяти, грузная, неповоротливая, с криво застегнутой кофтой. Она взглянула на труп и бухнулась на колени, принявшись с воем биться лбом о землю.

– Ах, сердешная, – с наигранной, как мне показалось жалостью, произнесла давешняя бабка. Я внимательно поглядела на нее и подумала, что вижу главную деревенскую сплетницу, и это может мне пригодиться. – Это ж точно он, сын Марусин, Ванька, Ванька Фомичев, что два года как потонул. И татуировка его!

Мать покойного Фомичева при этих словах закричала еще сильнее. Участковый нахмурился и, раскинув руки в стороны, сделал шаг вперед.

– Вот что, граждане, – сурово сказал он. – Не на что тут смотреть. А ну, расходитесь по-хорошему. Я потом отдельно всех вызову и опрошу.

– Что же это делается, Леша? – спросил пожилой мужчина в сильно мятом пиджаке.

– Не до тебя, Федор, – отмахнулся Пряников. – Иди с миром.

По моему мнению, смотреть было на что, особенно учитывая, что труп разлагался прямо на глазах. Не обращая ни на кого внимания, дед осторожно опустился на колени перед покойным и попытался разжать ему пальцы. Треснула кость, и толпа вздрогнула, как от выстрела. Участковый снова закричал на людей, а те, повинуясь приказу, неохотно сделали несколько шагов назад. Я одна не тронулась с места, завороженная увиденным.

В ладони покойника лежала золотая монета, тускло блестевшая на ярком солнце.

* * *

Повинуясь строгому приказу деда, я покинула место преступления, но домой, в лапы разъяренной Златы, не спешила. Вместо этого свернула за угол, без особого труда влезла в чужой палисадник, и, крадучись, вернулась к библиотеке, моля небеса, чтобы никто не высунулся из окна и не обнаружил меня в цветнике. Палисадник забором примыкал к библиотечному двору с чахлым садиком, жидкими клумбами и большой собачьей будкой, с виду пустой. Недолго думая, я раздвинула болтающиеся штакетины на заборе, перебралась в библиотечный двор и юркнула в будку. К сожалению, она стояла так неудобно, что со стороны лаза труп и людей видно не было. Но в задней стене я обнаружила большую дырку от выпавшего сучка и, припав к ней глазом, обозревала происходящее.

Зеваки сновали туда-сюда, закрывая собой и обрушивая на свою голову небесные кары, которыми я мысленно руководила. Действовало неважно, поскольку деревенские жители неохотно отходили в сторону, освобождая мне обзор. Над покойником вовсю трудились медики. Неподалеку стояла их машина, удалось даже разглядеть часть номера, и я автоматически его запомнила. Дед то и дело появлялся в поле зрения, но теперь он действовал не один. Рядом с ним был участковый Пряников: маленький, рыжий, как подсолнух, и с тонкими усиками, что придавало ему сходство с котом. Участкового я тоже немного помнила: он приходил к деду за консультациями и, по-моему, очень его боялся. Впрочем, не только его. Участковый жутко боялся бабушку, стеснялся при виде отца, а когда в дом входила мама – невероятно краснел. Судя по отвращению, появившемуся на лице участкового, с трупом происходило что-то неладное. Вряд ли он впервые видел мертвецов. Да и дед, подозрительно бледный, постоянно морщился, закрывал нос и рот ладонью. Я вспомнила Васькины слова и невольно поежилась, подумав о нашествии зомби. Кто его знает, может, все фильмы ужасов, которые я тайком смотрела, оказались пророческими и теперь армия живых мертвецов решила атаковать поселок?

В будке внезапно потемнело. Позади кто-то задышал мне в спину жарким смрадным дыханием. Я застыла, едва не выскочив с воплем из будки прямо сквозь стену. Думаю, от страха у меня хватило бы сил ее выломать! Вот оно! Зомби выбрало новую жертву! Найдут ли родители мои несчастные обглоданные кости? Всплакнет Злата или порадуется, что одной проблемой в ее жизни стало меньше? Сеня, ясное дело, даже не обратит внимания, что меня уже нет, разве что я, разлагающаяся, с выпадающими клочьями волос и отваливающимися пальцами, буду слоняться под окнами родной девятиэтажки. Но тогда братец сбросит мне на голову свою любимую пудовую гирю, отчего мои сгнившие мозги брызнут во все стороны…

Чудовище за спиной чихнуло и прикоснулось чем-то влажным к моей руке. Рискуя остаться на всю жизнь косоглазой и седой от ужаса, я медленно повернулась.

Позади, засунув в будку голову, стояла собака: большая белая дворняга, довольно грязная, со свалявшейся шерстью и невероятно худая. Собака вздохнула. Мне стало стыдно: я заняла ее место.

– Погоди немного, – шепотом попросила я. – Я еще немножечко тут повынюхиваю, а потом уйду.

Собака грустно поглядела на меня, а потом скосила глаза на мой карман. Я вспомнила, что прихватила с собой пирожок, вынула его и протянула псу. Тот опасливо потянулся к угощению, словно боясь, что я в последний момент отдерну руку и ударю его, приподнял губу, обнажив внушительные белые зубы, и аккуратно взял подачку. Не успела я и глазом моргнуть, как от пирожка крошек не осталось.

– Вкусно тебе? – шепотом спросила я. Собака одобрительно чихнула и, сообразив, что больше ничего не получит, забралась в будку, заняв все свободное место.

– Господи, как же от тебя воняет, – прошипела я. Пес подумал пару мгновений, а потом облизал мне ухо и шею. Я отпихнула его в сторону и припала глазами к отверстию, через которое все еще было видно происходящее.

Пару минут я наблюдала, как медики грузили тело в машину, а потом вид загородила чья-то спина. Некто, облаченный в темную одежду, пристроился рядом с будкой, по ту сторону забора. Я сначала рассердилась: теперь точно ничего не увидеть, в этот момент послышались шаги. Собака, которая не среагировала на появление первого человека, теперь подняла уши и прислушалась, а ее ноздри стали бешено раздуваться. Пес наморщил нос и глухо зарычал.

– Ну, что ты думаешь по этому поводу, Элеонора Карловна? – вкрадчиво спросил невнятный мужской голос.

– Ничего, – хрипло ответила женщина, откашлялась, а затем добавила более внятно, и в ее голосе мне почудилась неприязнь. – Почему я должна что-то думать?

– А кто должен думать? – хихикнул мужчина. – Или Ванька два года назад не возле тебя ужом крутился? Он ведь не просто так это делал, и ты, милая, это знала.

– Что было, то прошло, – равнодушно ответила женщина. – Мало ли кто за кем увивался? Да и пропал Ваня.

– Ну, видишь, нашелся, – фыркнул мужчина. – И как удачно: прямо возле твоей библиотеки. Не в подвале ли, случаем, ты его скрывала, на цепях прикованного, как Кощея?

Затаив дыхание, я прислушивалась к разговору, попутно стараясь разглядеть говоривших. Библиотекаря Элеонору я узнала сразу, а вот кем был ее собеседник, определить не могла. В дырку от сучка его видно не было, только кусочек спины в темной одежде. Судя по тону, Элеоноре разговор был неприятен, но она почему-то не спешила уйти, и я подумала, что она не может этого сделать, пока не увезли тело. А вот собеседник подозревает ее в связи с преступлением и явно дает ей это понять. На мой взгляд, происходящее смахивало на шантаж.

Собака навалилась на меня и стала чесаться. В воздух взлетела шерсть. Я оттолкнула пса и прислушалась.

– Зачем мне его где-то скрывать? – усмехнулась Элеонора.

– Не скажи, не скажи, – захихикал мужчина. – Все знают, кто ты. И потом, сама видела, что у Ваньки в руке нашли. Нехорошо ты поступаешь, Элеонора Карловна. Вдруг власти пронюхают? Им ведь любой может сказать, так?

Вдруг на улице произошло какое-то движение. Элеонора развернулась к говорившему, схватила его за грудь и с яростью прошипела:

– Замолчи! Замолчи! Слышишь меня? Не смей даже думать на эту тему!

– А то что? – с вызовом спросил мужчина. – Что ты мне сделаешь? За молчание, дорогая моя, надо платить, и много. Даже не знаю, сможешь ли ты купить всю деревню. И еще проблема в том, что я знаю чуть больше других, не так ли?

Шерсть пса неожиданно попала мне в рот. Я вдохнула ее и закашлялась.

Заговорщики мгновенно перестали шептаться. Я посмотрела в щель и увидела, как Элеонора уставилась на будку. Неожиданно ее взгляд упал, как мне показалось, прямо на меня. Я отпрянула и вытолкала пса наружу, надеясь, что библиотекарь подумает, что видела собаку. Пес, не ожидавший такой подлости, вылетел во двор и зашелся лаем. Прижавшись к стене будки, я услышала удаляющиеся шаги. Недавние собеседники расходились в разные стороны.

1 2

Премиум

4.7

(10 оценок)