Вода продолжала шуметь, но больше я не слышала ни звука. Неужели он ушел? Медленно, не сводя глаз с двери, я нащупала кран и опустила рычаг вниз. Странно всхлипнув, вода из душа перестала течь. Я сдвинулась в сторону, подо мной зажурчало, вода с шумом уходила в слив. Я вновь потянулась к краю ванны и, уцепившись за него пальцами, потянула тело прочь их этого устрашающего белого лона. Неуклюже перекатившись через бортик, я рухнула на пол, взвыв от боли. На зеленый коврик текла смешанная с кровью вода. Я упала навзничь и начала выть, как раненная волчица.
Сколько я лежала на полу? Время, как говорили сумасшедший Шляпа и Мартовский заяц – Время – существо разумное. Я выла и выла, смешивая слезы с текущей с головы водой, пока не стала захлебываться и кашлять. Время снисходительно смотрело на мои корчи, не забывая двигать свои стрелки. Мне показалось, что прошла целая вечность.
Нужно встать. Нужно двигаться.
Свои силы я преувеличила, потому что встать, то я встала, а вот идти совершенно не могла. Пол сразу же вздыбился у меня под ногами, и я едва не раскроила себе череп об унитаз. Только в последний момент я вцепилась в дверной косяк, и оттого удержалась на ногах.
Нет, так дело не пойдет…
Я села на пол и привалилась к стене. Ощущение дурноты постепенно проходило. Я подняла глаза вверх. Потолок качался, словно я плыла в сильный шторм в небольшом суденышке по бурному морю. Меня снова замутило. Хорошо, что унитаз был рядом.
Нужно добраться до телефона. Эта здравая мысль посетила меня, как только мне стало чуть-чуть полегче. Нужно позвать на помощь. Не помню, требовал Эль-Нинье, чтобы я не обращалась в милицию, но я лично не собиралась подчиняться его требованиям. Но сейчас не до милиции. Мне нужен врач, а еще лучше верная подруга, которая поможет. И Агата, черт побери, Агата… Она наверняка сходит с ума в пустом доме, хотя никогда не признается в этом.
Трубки на базе не было. Где она валялась, я не знала. Я нажала на кнопку и услышала противное пищание где-то в спальне. Да, кажется, я оставила телефон там. Но расстояние между спальней и ванной казалось мне непреодолимым. Нет, я не доползу… Где мой мобильный?
Сумка валялась здесь же в прихожей, но почему-то на полу. Рядом находилось ее содержимое: свернутые вчетверо бумажки, косметичка, раздавленная помада… Телефона не было. Проклятый Эль-Нинье унес его с собой.
Трубка продолжала пищать. Я всхлипнула и поползла в спальню на четвереньках, оставляя за собой мокрый след. Женька, только бы ты была дома… Я не могу позвонить тебе на сотовый, потому что номер вбит в мой мобильный, и я его не помню… Вечер. Уже темно, ты должна быть дома, если не убежала на свидание… Пожалуйста…
– Ты что, с ума сошла, – сонно пробурчала Женька в трубку. – Второй час ночи…
– Женечка… – прошелестела я. – Женечка…
– Алиса, ты где? Что с тобой? – перепугалась Женька. – Я тебе домой звонила, Агата на меня наорала… Она думала, что мы вместе. Ты где?
– Я… – мне потребовалось осмыслить и внятно донести до Женьки, где я находилась, – я дома… в маминой квартире… Я совсем рядом…
– Тебе плохо? – тоненьким голосом спросила она. Я поняла, что она до смерти напугана и сама сейчас заплачет. – Что случилось?
– Я… Меня избили. Женя, приходи… Мне очень больно…
Женька бросила трубку, даже не дослушав меня. Я выпустила трубку из рук и легла на ковер. О том, чтобы перебраться на кровать, я не могла даже мечтать. Я закрыла глаза и почти сразу же услышала шум в прихожей. Женька влетала в квартиру и заорала:
– Алиса, ты где?
«Здесь», – ответила я, а точнее подумала, что ответила и провалилась в беспамятство.
Когда я открыла глаза, то увидела потолок. Самый обыкновенный потолок с неаппетитным бурым пятном от сырости на нем и жирной мухой, радостно потирающей лапки. Потолок был не моим, я бы такого безобразия не потерпела бы, оттого и скосила глаза в сторону. Стены тоже были не моими. Чересчур белыми, белеными и в таких же мерзких потеках от сырости. Рядом кто-то сопел, по другую сторону от меня кто-то громогласно храпел. Солнечные лучи оптимистично скакали по стенам. Я пошевелилась. Болело все, рука, голова, грудь… Лицо щипало и зудело, что больше всего меня испугало. Боже мой, что у меня с лицом? Нужно встать и добраться до зеркала. Я излишне резко подняла голову, и немедленно была наказана. Меня замутило, я рухнула в подушку, которая не отличалась мягкостью.
То, что сопело у меня под боком, завозилось. Надо мной возникла Женькина голова.
– Господи, как ты меня напугала! – выдохнула она. – Захожу, ты вся в кровище, квартира разгромлена…
– Я в больнице что ли? – осведомилась я.
– А где еще? Я сразу и ментов и врачей вызвала… – тут Женька опасливо покосилась по сторонам и добавила шепотом, – или ментов не надо было?
Я попыталась пожать плечами, что получилось неплохо.
– Насчет этого указаний не было. Видимо, ментов он не опасался.
Женька придвинулась ближе.
– Слушай, а кто это был?
– Эль-Нинье, – серьезно ответила я. Женька вытаращила глаза.
– Мексиканец что ли?
– Почему мексиканец? – удивилась я.
– Ну, раз его так зовут… Прямо как Эль-Койот во «Всаднике без головы». Он что, так представился?
– Он вообще не представлялся.
– Откуда тогда ты знаешь, что его так зовут?
– Кого?
Женька закатила глаза.
– Ну, этого грабителя. С чего ты решила, что его так зовут?
– Ни с чего. Могу я его как-то обозвать? Дай-ка зеркало.
Женька сунула руку под стул, поставила на колени сумочку, из которой вытащила зеркальце и сунула его мне под нос.
– На, любуйся…
Я отодвинула руку Женьки чуть-чуть подальше, поскольку она в своем усердии угодить едва не выбила мне зубы, и принялась любоваться. Зрелище было еще то, но в целом, я ожидала худшего. На лбу шрам, глаз подбит и кровоподтек на губе, сильно смазанный зеленкой, что красоты мне не добавляло.
– М-да, – подытожила я, – красота – это страшная сила. И чем дальше, тем страшнее.
– Ты себя нормально чувствуешь? – вдруг встрепенулась Женька.
– Да так… Умирать вроде не собираюсь. А что?
– Ну, я с врачом говорила, у тебя в принципе ничего серьезного нет. Пойду с ним еще почирикаю, может быть, заберу тебя домой сегодня. Или ты не хочешь?
– Хочу.
– Тогда я пошла. Там, кстати, мент сидит в коридоре, опросить тебя хочет. Вдове Мержинского вон какой почет… Это не я сказала, это врач с медсестрой языки чесали, что для допроса по обычному налету менты в коридорчике полдня не сидят. Видишь, как тебя уважают!
– Это не меня, это Володю. Ладно, дуй к врачу. Агата там как?
– Ругается, – пожала плечами Женька. – Рвалась ехать сюда, но я ее убедила, что ей с ее характером лучше посидеть дома на цепи, глядишь и грабители не влезут. Все польза.
– Так и сказала?
– А чего с ней цацкаться? Свалилась тебе на голову, как птичье дерьмо, еще командовать вздумала. Ладно, пойду, поговорю с врачом, если он тебя отпустит, сразу за вещами сгоняю, а то я сразу не догадалась одежду прихватить.
Женька вышла. Я повернула голову в сторону раскатистого храпа. Напротив моей кровати стояла еще одна, жалобно прогибавшаяся под весом слоноподобной старухи. Бабуся лежала на спине, на ее животе лежала пестрая книжка с обнимающейся парочкой на обложке. Я усмехнулась. Наверняка какая-нибудь «Любовь в бамбуке». Я любовных романов не читала принципиально, в отличие от Женьки, которая предпочитала только такую литературу, да еще вот сборники анекдотов. Даже кроссворды она разгадывала с учетом того, что многое там не совпадает с ее мнением.
Дверь снова скрипнула. Я подумала, что вернулась Женька, но в палату вошел молодой мужчина со скучным лицом, на котором отчетливо читалась его принадлежность к органам. Он с любопытством посмотрел на меня и подошел к кровати.
– Здравствуйте, Алиса Геннадьевна.
– Здравствуйте, – вежливо ответила я умирающим голосом, томно прикрыв глаза. Пусть проникнется на всякий случай.
– Как вы себя чувствуете? – не менее учтиво осведомился он.
– Спасибо, стабильно плохо, – серьезно ответила я. Мужчина перепугался, на его лице появилось смятение.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов по поводу всего случившегося, если вы не против.
– Пожалуйста, – смилостивилась я. – А как вас зовут?
– Меня? – удивился мужчина.
«Пудинг, это Алиса, Алиса, это пудинг», – пронеслось у меня в голове. Я закатила глаза и вздохнула. Мужчина перепугался еще больше.
– Я капитан Миронов, вот мое удостоверение, – промямлил он, вынул из кармана бордовую книжечку, уронил ее на пол, полез ее доставать под кровать, уронил что-то еще, вылез с лицом, на котором красовалось тщательно сымитированное смущение. Я усмехнулась про себя. Станиславский сказал бы: «Не верю!». Вот и я не поверила.
– Алиса Геннадьевна, расскажите, что произошло с вами вчера, – вежливо попросил он, приготовившись записывать что-то в блокнот.
– Я вошла в квартиру. Успела дойти до кухни… Ах да, я разулась, бросила сумочку на полку… Потом пошла в кухню и тут он на меня напал.
– Кто?
Я с укором посмотрела на представителя власти. Он сделал вид, что смутился.
– Вы знаете, он почему-то не представился. Дал мне по голове, я и отрубилась. Очнулась в ванной, он поливал меня водой и угрожал.
– Угрожал? Чем конкретно?
– Что убьет.
Капитан Миронов чего-то черкнул в своем блокноте, потом посмотрел на меня с тоской во взоре.
– Он вас только бил, или…
– Только бил, – твердо ответила я. – Хотя обещал, что надругается весьма изощренным способом при помощи посторонних предметов. Но этот момент, если вы не против, я опущу.
– Чего он от вас хотел?
– Денег, естественно.
Во взгляде Миронова вспыхнул неподдельный интерес.
– Денег? Каких?
– Откуда мне знать? В последнее время очень многие хотят от меня каких-то денег. Видимо, предполагают, что они у меня в избытке.
Интерес в глазах Миронова стал просто неприличным.
– Если я не ошибаюсь, ваш покойный муж был весьма обеспеченным человеком. Не его ли деньги желал забрать напавший на вас мужчина?
– Простите, а как ваше имя? – поинтересовалась я.
– Кирилл, а что?
– Ничего. Просто обращаться к вам «товарищ капитан» я решительно отказываюсь. Или как сейчас принято? Господин капитан?
– Да ладно, чего там, – смутился Кирилл и на сей раз его щеки слегка зарделись, можно просто по имени, без церемоний.
– Тогда называйте меня просто Алиса, – предложила я. – Не люблю сочетания с отчеством.
– Почему?
– Да так. Мы с отцом в очень сложных отношениях. Я не люблю о нем говорить и лишнее упоминание об его личности мне неприятно.
Судя по лицу Кирилла, ему очень хотелось узнать, почему у меня сложные отношения с отцом, но он воздержался от этого вопроса.
– О чем вы меня спрашивали? Ах, да, о деньгах… Видите ли, Кирилл, так получилось, что завещание моего супруга было несколько странным в моем понимании. Он не оставил мне почти ничего. Фирма, дом, квартира в центре и даже машина отошли его родственникам. Я осталась практически с тем, с чем пришла в его дом. Так что требовать с меня деньги по меньшей мере глупо. Что я могу предложить? Свою театральную зарплату? Так она крайне невелика. Хватит лишь на еду, недорогие тряпки и оплату коммунальных услуг… Ах, да, за мной осталась еще «Хонда», на которой я училась ездить. Так он очень уж старенькая, ей красная цена три тысячи долларов.
– Алиса, а с какой целью вы приехали в эту квартиру? Вы ведь живете за городом?
«Интересно, откуда он это знает? – подумала я. – Конечно, он – милиция, ему положено. Может быть, Женька натрепала, хотя вряд ли… Или он имеет в виду дом Володи?»
– Живу, – кивнула я. – Как я уже сказала, завещание моего мужа было весьма своеобразным. Он оформил меня опекуншей над своей экс-тещей Агатой Берг. Агата – женщина пожилая, ей требуется уход. Вот я и переехала к ней. А эту квартиру я решила сдать. Это, если вы не в курсе, моя старая квартира, точнее, квартира моей мамы. Но мама умерла недавно…
В этом месте была уместна слезинка. Мне даже не пришлось сильно стараться, чтобы выдавить ее. Мама, хоть и прожила свою жизнь попрыгуньей-стрекозой, все же чужим человеком для меня не была, хоть и хорошего я от нее почти не видела. Я несколько раз шумно вдохнула, вытерла слезы рукой, хотя голова работала как смазанный будильник.
– Сочувствую, – сказал Кирилл.
– Спасибо. Мама… У нее, оказывается был рак, а она даже не подозревала, а потом как-то сгорела за три месяца. Мы ведь не так хорошо жили, как про нас думают. У нас даже покушать часто было нечего. И потом, Володя… Когда он умер, я не ожидала, что все это на меня в одночасье свалится… Жить-то надо… Вот я и решила квартиру сдать, за документами пришла, а тут он…
– Алиса, как вы думаете, это нападение было связано с деятельностью вашего мужа или все-таки это был случайный грабитель?
Взгляд Кирилла мне не понравился. Кроме любопытства, в нем горел настоящий огонь, нет, пламя азарта, как у почуявшей добычу гончей.
– Я уверена, что это не просто зашедший на огонек взломщик, – твердо сказала я. – Он несколько раз сказал мне: «Ищи деньги!» А чего их искать? В этой квартире они сроду не водились. Думаю, что это все-таки Володины дела какие-то аукнулись… Впрочем, мобильный он у меня все-таки стырил.
– Коробочка от телефона у вас осталась? – спросил Кирилл.
– Не знаю, вряд ли, а зачем? Он сим-карту выбросит и ищи-свищи.
– Не совсем так. Украденный телефон можно разыскать по его персональному номеру… Вы коробочку все-таки поищите.
– Даже если ее не выбросили, она в нашем… ну, в Володином доме, а он уже мне не принадлежит. Я там даже не прописана уже.
Зря я, конечно, это сказала, но вроде бы он не обратил на мой промах внимания. Что-то черкнул в блокноте и посмотрел на меня с интересом.
– Алиса, вы, конечно, простите, а почему он оставил вам опекунство над бывшей тещей? Если бы он собрался с вами разводиться, то его стремление оставить вас без гроша было бы понятно, но он почему-то оставляет вам в наследство бывшую тещу. Она жила с вами?
– Агата? Да боже упаси. У Агаты такой характер, что ее мало кто выносил, особенно его родственники. А мы с ней неплохо ладили. Агата Володю очень любила, а он чувствовал себя перед ней виноватым.
– Почему?
– Первая Володина жена разбилась на машине. Володя казнил за это себя. Он в тот день выпил и велел ей сесть за руль. Анна водила плохо, да еще дождь был. Ну и врезалась в фуру. Володя тогда почти не пострадал, он спал на заднем сидении, а Анна умерла сразу. Агата тогда в один день поседела, очень убивалась по дочери, она у нее одна была. Но Володю она очень любила, сыночком называла. Вторую его жену она так и не приняла, а вот со мной как-то очень быстро сошлась. Она мою бабушку немного знала. Вот Володя и оставил опекунство мне. Я и не возражала.
– А содержание бывшей теще он оставил? – простодушно спросил Кирилл, но вопрос этот явно не давал ему покоя, вон как он заерзал.
– Весьма скромное. На содержание Агаты выплачивается небольшая сумма из какого-то фонда. Содержание, насколько я знаю, пожизненное. То бишь, если Агата умрет, оно прекратится.
Кирилл посмотрел на меня со странным выражением, поерзал, а потом все-таки задал вопрос, который не давал ему покоя.
– Алиса, а почему вы мне это сказали?
Я фыркнула.
– Можно подумать, ход ваших мыслей мне не понятен. Вы наверняка подумали, что я осталась с Агатой из-за денег. Признайтесь, подумали же?
Кирилл пожал плечами.
– Ой, не кокетничайте, – усмехнулась я и скривилась от боли. Травмированный рот дал о себе знать. – Только ваши подозрения абсолютно беспочвенны. Я действительно хорошо отношусь к Агате, и мне не светит никакое наследство, если она вдруг скончается. Муж не оставил Агате ничего, кроме содержания из фонда. Так что все абсолютно невинно. В свете последних событий опасаться следует скорее мне.
– Скажите, почему об Агате Берг не заботятся другие родственники Мержинского? Ведь вы все-таки не так долго были за ним замужем…
– Я уже сказала, Агату Володины родственники никогда не любили. Она женщина не самого легкого нрава, и его родню на дух не переносила. Ну, они, собственно тоже не жаловали ее. А со смертью Володи и вовсе отлучили от дома. Впрочем, она, как мне кажется и не стремится туда возвращаться.
– Хорошо, вернемся к нападению на вас. Вы смогли бы опознать мужчину, который вломился в вашу квартиру? – спросил Кирилл так обреченно, что уже наверняка был уверен в моем отрицательном ответе. Я пожала плечами.
– Не знаю. Хотя у него довольно приметная морда. И еще большая родинка на шее.
– Родинка? – вскинулся Кирилл. – Слева? Справа? Какой формы?
– Слева, кажется…. Да, точно слева. Как сейчас помню, он меня держит за горло, а у самого эта родинка вот тут…. Почти под ухом… такая, как лепешка из грязи, отвратительная, с волосками.
Кирилл еще немного меня помучил, чтобы я более подробно описала приметы нападавшего, что я честно постаралась сделать, пока не почувствовала смертельную усталость. В этот самый момент в палату ворвалась Женька. Тихо ходить она вообще не умеет. Поэтому, когда она влетела в комнату, словно ведьма на помеле, перепуганный Кирилл поронял все, что держал в руках. Ехидная Женька не преминула это отметить.
– Мужчина, у вас упало, – томным голосом произнесла она, – поднимите… и пользуйтесь.
К Женькиному лексикону вообще-то посторонние люди привыкают не сразу. Она у нас особа эпатажная, ей бы в театре играть. Вот и капитан с простой фамилией Миронов так и раскрыл рот, хотя за годы службы мог бы привыкнуть ко всяким особям разных полов. К тому же Женька любит эффектно одеться, да и прическа у нее всегда на высшем уровне, так что произвести впечатление она умеет.
– Доктор сказал, что ты можешь уехать хоть сейчас, если милиция не против, – сообщила Женька и повернулась к Миронову, – товарищ милиция, вы не против, чтобы госпожа Мержинская отъехала на родину?
– Не против, – слегка запинающимся голосом произнес Кирилл, и добавил чуть более решительно, – если вы нам понадобитесь, вы вас вызовем.
– Вот и чудненько, – обрадовалась Женька. – А теперь покиньте помещение, дама должна переодеться.
Процесс выписки занял с полчаса, в течение которого я в основном сидела на скамеечке, а Женька гневным шепотом объяснялась с медперсоналом. Домой мы отбыли на моей машине, которую Женька заботливо пригнала к крыльцу больницы. То, что доверенности на машину у нее не было, подругу абсолютно не волновало.
– Как самочувствие? – спросила она.
– Нормально, – вяло ответила я. – Вроде помирать не собираюсь.
– Боишься?
– Кого? – не поняла я.
– Ну, этого, бандита… как ты там его называла… Эль-Нинье…
Я пожала плечами.
– Тогда боялась. И сейчас, наверное, тоже боюсь. Голова гудит, не до этого.
– А мент? – осведомилась любопытная Женька. – Какое впечатление произвел?
– Как мужчина? – опять не поняла я.
– Дура. Как мент. Сильно докучал?
Я вторично пожала плечами. Потом задумалась.
– Он пытается казаться проще, чем есть на самом деле. И на тебя глазищи вытаращил, и в палате все поронял. Казалось, сейчас плакат достанет из кармана: «Я – недотепа».
– А на самом деле?
– А на самом деле у этого недотепы волчий взгляд, холодный и расчетливый. Я бы не хотела встретиться с ним в честном бою.
– Так то в честном, – хмыкнула Женька и повернула к дому. – О, вон Агата в окошке торчит. Говорила ей, чтобы спать ложилась, нас не ждала, так нет же, заботу проявляет. Сейчас вам, Алиса Геннадьевна, мало не покажется. Знаешь, когда я ее вижу, меня так и подмывает спеть: «Где же, где же Барбацуца?»
– Это еще откуда? – удивилась я. Женька периодически радовала цитатами из каких-то фильмов и книг, которые, в отличие от нужных вещей, запоминались ею намертво.
– Не помню. Из мультфильма какого-то кажется. О, все, вылезла… Сейчас начнется…
Агата и правда стояла на покосившемся крылечке, вся в черном, с клюкой в руке, сильно смахивая на злую Бастинду из детской сказки. Губы были чопорно поджаты, но спина все так же несгибаема, в глазах здоровая злость.
О проекте
О подписке