В Деве Марии не было конфликта Марфы и Марии, она никогда не оставляла «единого на потребу»

Слово на Литургии

(Лк 10:38–42, 11:27–28)

21 сентября 1991 года^[7]

Братья и сёстры, христиане!

Как часто мы с вами оказываемся в положении Марфы, забыв при этом то слово, которое сказал ей Господь, то слово, которое слетело с Его уст тогда, когда она, не справляясь со своими житейскими обязанностями, попыталась распространить их дальше пределов положенного, когда она попыталась заботу о плоти, мирскую заботу переложить со своих плеч на плечи своей сестры Марии.

Братья и сёстры, в каждом из нас есть и Марфа, и Мария, каждый из нас, как Марфа, должен заботиться о своей плоти и о мирских делах. Но чего не должен каждый из нас делать, так это выходить за пределы положенного на эти заботы.

Господь поставил всё на свои места, как вы знаете, одним словом. «Марфа! – обращается Он к каждому из нас, – ты заботишься и суетишься о многом. А одно только нужно». Без этого одного «всё – суета», как сказал в своё время Экклесиаст. Даже то, что в этом мире от Бога, если оно оторвется от Бога, станет суетой. Все попечения мирские – и житейские, и бытовые, и домашние, и государственные, и экономические, и политические – становятся суетой, если они стоят не на своём месте, если они не знают своих границ.

«Марфа! Марфа! Ты заботишься и суетишься о многом». Действительно, часто нет предела этим заботам и этой суете внешней жизни. «А одно только нужно. Мария избрала благую часть, которая не отнимется у неё». Мы с вами, братья и сёстры, как та Мария, тоже избрали благую часть, которая не отнимается у нас, если только не восстанет суета на сердце наше.

Удивительным образом этот отрывок из Евангелия, говорящий о двух сестрах, Марфе и Марии, живших недалеко от Иерусалима, читается тогда, когда мы почитаем иную Марию – Матерь Божию. Почему же? Да потому, что в ней как раз и не было этого конфликта, в ней не было суеты. В Деве Марии не было конфликта Марфы и Марии. Она тоже знала заботы, она тоже знала хлопоты, она тоже знала страдания – однажды меч прошёл через её душу. Но никогда она не оставляла «единого на потребу», того, что «одно только нужно». И воистину блаженна она, носившая Господа, блаженны и сосцы её, Его питавшие!

Братья и сёстры! Если мы с вами будем слушать слово Божье и соблюдать, сохранять и исполнять его во всём, то тоже удостоимся того же блаженства!

Аминь.

Как без любви к ближнему не может быть любви к Богу, так без веры в человека не может быть веры в Бога

Слово на Вечерне (Быт 28:10–17)

20 сентября 2010 года

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Братья и сёстры, христиане!

Мы слышали сейчас чтение пророческого и потому очень важного места из Священного писания, из книги Бытия. Ведь вы знаете, что Моисей, с именем которого связывают Пятикнижие, всегда считался пророком. Мы чаще всего воспринимаем Моисея скорее как законодателя, как того человека, через которого Господь дал людям Закон Своей правды, Своей справедливости, такой Закон, который устраивал бы и Бога, и людей, который был бы для них приемлем. Очень часто именно Закон воспринимается нами как то связующее звено, которое соединяло Небо и землю в эпоху Ветхого Завета – эпоху не очень длительную, но и не маленькую, ведь эта эпоха Закона длилась больше тысячи лет, двенадцать-тринадцать веков. Конечно, это верно, однако не только таким образом связывался с Небом человек Ветхого Завета, познававший Бога через Закон и через веру.

Эпоха Закона была бы слишком тяжкой, если бы она не была почти одновременно с тем и эпохой пророков, эпохой царей и эпохой завета с Левием. То есть это была эпоха Иерусалимского храма с его законными жертвами – прообразовательными и очень актуальными для всякого человека, – которые хотя и не освобождали никого окончательно от рабства греху, но всё-таки очищали людей и призывали их к чистоте. Все традиции, все обряды, как и жертвоприношения Иерусалимского храма, были направлены именно на укрепление связи между Небом и землёй, и богоизбранный народ, ветхозаветная церковь – церковь Моисея, пророков, царей и священников – очень много делала для того, чтобы не потерять связи с Богом.

Достигла ли она своей цели? Этот вопрос оказывается достаточно трудным. С одной стороны, не достигла, потому что чем более люди углублялись в тайну Закона, чем более они хотели быть праведными – правыми пред Богом, пред людьми, пред другими народами, – тем больше они оказывались неправыми. Когда пришёл Закон, – говорит апостол Павел, подводя итоги этой эпохи, – не только ожил, но и укрепился, умножился грех. Но он же говорит и о том, что когда умножился грех, вызванный к жизни этим откровением – пророческим откровением закона, правила, правды, справедливости, праведности, – тогда стала преизобиловать благодать (см.: Рим 5:20).

С одной стороны, для богоизбранного народа Небо закрылось. Бог оставался верен Своему избранию, но народ, казалось, остался верен только лишь по букве и внешней форме, а сердце его далеко отстояло от Того, Кого они призывали в своих молитвах и жертвоприношениях. Поэтому Бог отгородился от этого народа. Он не предал его так, как этот народ предавал своего Бога, но Он от него отгородился, закрыв Небеса. Так что та самая связь, ради которой всё и делалось – связь с Богом, – прервалась, несмотря на существовавшие тогда ещё законные жертвы, несмотря на то, что сам народ был уверен в том, что он продолжает хранить Завет. Да, религия Завета превратилась в частную национальную религию маленького народа, и всё…

Но есть и другая сторона. Есть то, что было прообразовано ещё Моисеем. Есть, в частности, тот образ, о котором мы слышали в прочитанном сейчас месте из Писания. Иакову по дороге в Харран было дано некое откровение. Откровение, которое, с одной стороны, изложено очень просто, ясно, почти по-детски, а с другой – откровение непростое. Конечно, оно вполне соответствовало мечте Израиля о единстве Неба и земли. Иаков – он же Израиль – провиденциально видит во сне лестницу, которая, как говорит нам Писание, соединяла Небо и землю (Быт 10:12). Естественно, ангелы Божьи поднимались и спускались по этой лестнице, символизируя собой это единство, а на вершине лестницы – на Небе – стоял

Сам Господь, Который обратился к Иакову. Он повторил Своё обетование, снова засвидетельствовав, что Он есть Тот Бог, в Которого должен верить Израиль и все потомки Авраама по вере. Он – Господь, Бог Авраама, Бог Исаака, в конце концов, Бог самого Иакова-Израиля. Господь повторяет и обетование о земле: «Я дарую тебе и твоим потомкам землю, на которой ты лежишь. И потомки твои будут многочисленны, как песок, и рассеются по всему миру на все четыре стороны – на запад и восток, на север и юг. И когда это произойдёт, – говорит Господь, – ты и твои потомки будете благословением для всех остальных народов» (Быт 28:13–14). «Я с тобой, – повторяет Господь Иакову, – где бы ты ни был, куда бы ты ни пошёл. Я буду тебя хранить и верну тебя обратно в эту страну. Я тебя не оставлю и исполню всё, что обещал» (Быт 28:15). Да, такое обращение народа обещано Богом. Народ должен вернуться назад к своему Богу, как бы далеко он ни отошёл от Него. Иаков понимает значение виденного им во сне. Он приходит в восхищение от того, что Господь пребывает на этом месте, и, понимая это, в ужасе говорит, что это место страшно, потому что это – дом Бога, это – врата Небесные! (см.: Быт 28:17).

Что это значит для нас, дорогие братья и сёстры? Ведь не случайно мы читаем этот отрывок именно сегодня. Что за дом Божий и врата Небесные видит в этом откровении Иаков, древний, ветхий Израиль? Безусловно, это место можно прочитать как мессианское. Это мессианское откровение, потому что от Израиля произойдёт Тот, Кто соединит Небо и землю – наш Господь Иисус Христос, и верующие в Него от Израиля пойдут от Иерусалима во все стороны света – на север и на юг, на запад и на восток – и будут многочисленны, как песок морской. Именно духовные потомки Иакова-Израиля расселятся по всему миру и станут благословением для всех народов земли; именно они нуждаются в подтверждении того, что с ними Господь, и потому слова Божьи «Я с тобою» актуальны всегда.

В данном Иакову откровении есть ещё один важный смысл. Если лествица – это в первую очередь образ Того, Кто соединил Небо и землю в Себе и Собою; если это образ явления

Христа, образ Его действия в Народе Божьем по всей земле; если на Небе сверху пребывает Отец Небесный; если именно Господь стоит на вершине и показывает всем путь, – то что же есть на земле? На земле есть много того, на что может опереться эта лествица. Именно эта земля вместе со Христом и всеми Небесными силами есть дом Божий и врата Небесные, и в этом образе земли, дома и врат мы узнаём Церковь, а образом Церкви всегда была Божья Матерь.

Церковь есть Невеста Агнца, и Дева Мария сыграла особую роль в Боговоплощении – не просто как обычная земная женщина, которая может совершить святое дело деторождения. Дело даже не только в том, что она сделала это абсолютно целомудренно, ничем не повредив своей девственности и чистоты. Ещё важнее то, что она стала домом для Христа и для Его возлюбленного ученика, а через него и для всей Церкви. Мы называем её Божьей Матерью не случайно, но именно потому, что она дом Божий и врата Небесные. Через неё, как через врата, входит в мир Господь. В этом доме можно жить, и Тело Христово продолжает жить и не умирает. Тело Христово, Церковь, продолжает расти. Дом Божий растёт, и мы верим в то, что Божья Матерь – Дева Мария – продолжает жить во Христе так, как живёт в Нём Церковь. Церковь – земное продолжение Христа, и Дева Мария была первой, через кого эта Церковь стала осуществляться в людях.

Образ Девы Марии не просто женственный образ, в ней есть и удивительные черты мужества. Она как бы преодолела в себе ту однобокость всякого пола, которая требует восполнения и часто вредит человеку, она преодолела ту односторонность, которая может родить лишь похоть. Конечно, Дева Мария была человеком и по-человечески, живя на земле, имела если не грехи, то свои немощи. Об этом упоминает даже Писание и делает это удивительно бесхитростно и просто. Да, Дева Мария могла когда-то не понимать, Кто её Младенец, могла за Него бояться, беспокоиться и пока Он был ребенком, и тогда, когда становился совершеннолетним, а дальше ещё больше. Когда Он вышел на служение, ей стало только страшнее.

Всё это нисколько не умаляет её образ. Для нас важна именно подлинность человеческого образа Девы Марии. Если бы она не была немощной, она не была бы человеком. Христиане долгое время пытались утверждать именно это. Сейчас на Западе, в католической церкви, ещё есть так называемый догмат о непорочном зачатии Божьей Матери, который утверждает, что она была зачата своими родителями непорочно и не находилась под влиянием первородного греха, в отличие от всех людей на земле. Слава Богу, православная церковь, несмотря на огромное давление Запада, всё ещё сохраняет изначальную веру, говорящую нам о том, что Дева Мария была таким же человеком, как все. Она не была изъята из сферы действия первородного греха, и, как и все люди, она нуждалась в искуплении. Именно поэтому её подвиг любви, чистоты, веры и надежды особенно велик.

Она долгое время сохраняла, как замечательная жемчужница, драгоценный жемчуг – Самого Господа нашего Иисуса Христа. Она охраняла Его от врагов, от болезней, от всего того, что грозило Иисусу на этой земле как человеку. Конечно, она была не одна. Мы помним о «святом семействе», которое было в первую очередь семьёй по духу и лишь потом семьёй по плоти. Здесь нет никакого расхождения между одним и другим. Божья Матерь являет собой образ полной самоотдачи Богу, Христу и людям, и поэтому не случайно, находясь на кресте, наш Господь обращается к ней и отдаёт ей в сыновья Своего любимого ученика Иоанна Богослова, человека великих прозрений и великого духа. Она должна была хранить и его, чтобы сохранились все его дары.

Правда, не только Божьей Матери, но и Иоанну даются великие обетования. Вы помните, что сказал ему Господь: «ЕслиЯ хочу, чтобы он пребыл, пока не приду…» (Ин 21:22). Таким же образом, как Иоанн, пребывает и Дева Мария. И он, и она – та земля, на которой стояла лестница Иакова. Христос мог опереться на Своих ближних и близких, а без этого не было бы лестницы. Если бы был только верх, но не было низа, это уже было бы что-то иное. Без Девы Марии, без любимого ученика, без друга Жениха, без опоры, без Церкви

Христу было бы невозможно соединить Небо и землю, открыть Небеса и заключить Новый Завет.

Поэтому мы так глубоко чтим Богоматерь, и, проявляя любовь к Богу, проявляем любовь к Церкви и с радостью узнаём образ Церкви в каждом образе Богоматери, в каждом Её изображении. Когда-то я уже говорил о том, что Церковь не имеет адекватной иконы самой себя. Есть иконы Пятидесятницы – дня рождения Церкви, – но нет иконы Церкви во всей совокупности её исторического бытия. На месте иконы Церкви стоит икона Богоматери, потому что именно образ Богоматери открывает нам основные качества исторического пути в эпоху Церкви. В этом легко убедиться, это легко увидеть, лишь однажды в жизни с открытым сердцем подойдя, скажем, к образу Владимирской Богоматери – величайшей, лучшей иконе Божьей Матери.

Сегодня мы начинаем празднование Рождества Богородицы. Это праздник надежды, веры и доверия. Когда всё плохо, когда Небеса закрыты, когда человек перестаёт слышать Бога, а Бог не может увидеть обращённый на Него взгляд человека, – тогда в этой тьме возжигается огонь, загорается свет надежды. Именно таким светом стало рождение Божьей Матери. Когда она родилась, человечество уже могло знать, что оно не погибнет, что Господь снова идёт навстречу каждому человеку.

Её рождение не было великим историческим событием, и мы ничего о нём не знаем с точки зрения истории. Есть догадки и образы, есть мифы и легенды – замечательные, красивые, говорящие, например, о том, что она ещё в очень юном возрасте, будучи девочкой, становится выше иудейских первосвященников, опережая их на пути во Святое Святых. Будучи меньшей среди всех, она становится большей благодаря своей тишине, миру, безмолвию и безмятежию в сердце, благодаря «нетленной красоте кроткого и молчаливого духа» (1 Пет 3:4). Мы понимаем, что мы уже никогда не узнаем исторических обстоятельств её рождения, но, положа руку на сердце, мы можем сказать, что это и не так важно. Это неинтересно, потому что какими бы ни были эти исторические обстоятельства, они ничего не добавят к нашей вере и ничего от неё не отнимут.