XIX. Рука покойницы

Когда Лаццаро ушел от Кадиджи в ту ночь, в которую привез к ней Рецию и Саладина, Сирра, притворившаяся мертвой, сейчас же встала и, несмотря на страшную слабость от потери крови, поднялась наверх, где Реция уже давно ждала ее. Плач мальчика смолк, потому что он наконец уснул, крики о помощи Реции также стихли, только тихие вздохи доносились до слуха Сирры, которая напрасно искала ключ. Дверь была заперта на замок, ибо грек принял меры, чтобы его пленники не бежали, и Сирра была не в состоянии их освободить.

– Реция! Утешься! Я с тобой! – вскричала она.

– Сирра, это ты? – прошептала Реция.

– Да, я здесь – я спасу тебя!

– Слава Аллаху! Ты выпустишь нас? О, спаси нас из нашей тюрьмы.

– Потерпи еще немного! Дверь заперта, но я постараюсь найти ключ.

– Ты близко от меня, и я ничего не боюсь, – вскричала Реция, – я знаю, ты поможешь нам!

– Подкрепи себя сном и не беспокойся ни о чем, я с тобой, – прошептала Сирра, затем она тихонько спустилась вниз, в ту комнату, где спала Кадиджа.

Начало светать, когда Черная Сирра отворила дверь в комнату своей матери. Кадиджа лежала на старом диване и крепко спала, так что не слышала, как Сирра вошла в комнату, чтобы поискать ключ, но не нашла его, в то же время она почувствовала такую слабость, что едва могла удержаться на ногах. Кровь снова потекла из ее ран. Тогда, собрав последние силы, Сирра добралась до того угла, куда бросила ее Кадиджа, и без сил опустилась на землю; слабость ее была так велика, что она казалась мертвой, но в то же время видела и слышала все, что происходило вокруг, не будучи только в состоянии пошевелиться. Это ужасное состояние скоро перешло в сон, но когда утром Сирра проснулась, то по-прежнему не могла подать никакого признака жизни.

Прошел целый день, а Сирра продолжала лежать без движения. Старая Кадиджа подошла к ней, посмотрела и нашла, что Сирра мертва.

Вечером к старухе-гадалке пришел посланец от одной знатной турчанки с приглашением прийти к ней, а с наступлением ночи к дому подъехала карета, из которой вышел грек Лаццаро. Между тем старая Кадиджа только что приготовилась уйти.

– Она умерла? – спросил Лаццаро, войдя и указывая на Сирру.

Старуха утвердительно кивнула.

– Она больше не шевелится, – заметила старуха. – Ее надо было взять отсюда, но мне некогда этим заняться, так как я должна уйти.

– Хорошо, я возьму это на себя, – сказал Лаццаро, – я сегодня же ночью отвезу ее на кладбище. Я пришел за Рецией и Саладином.

– В таком случае возьми с собой покойницу.

– Хорошо!

– Но ты должен будешь принести мне доказательство, что ты похоронишь ее.

– Разве ты думаешь, что я хочу отвезти ее куда-нибудь в другое место?

– Я хочу иметь доказательство, что она умерла и похоронена.

– Хорошо, твое желание будет исполнено. Нет ли у тебя какого-нибудь старого сундука?

– У меня есть старый черный сундук, он будет хорош для карлика, – отвечала гадалка.

– В таком случае принеси его сюда, я уложу в него твою дочь.

Старая Кадиджа исполнила приказание грека.

Произошла ужасающая сцена. Сирра жила, она слышала каждое слово, она знала все, что с ней происходило, но не могла пошевелиться и должна была позволить делать с собой все, что угодно. Кровь стынет в жилах при мысли о том, что должна вытерпеть несчастная, слыша, как ее собираются похоронить живую! А ее собственная мать радуется ее смерти! Единственное существо, которое могло помочь Реции и знало о преступлении Лаццаро, было в его руках!

Грек поднял Сирру с земли и положил в сундук. Обезображенное существо отлично поместилось в нем, тогда Лаццаро сложил покойнице руки и опустил крышку.

– Остальное предоставь мне, – сказал он Кадидже и вынес сундук из дома.

Старуха сейчас же ушла, предоставив окончить все греку, тогда Лаццаро возвратился обратно в дом и пошел в ту комнату, где были заперты Реция и Саладин. Когда он вставил ключ в замок, Реция подумала, что это Сирра пришла освободить ее.

– Сирра, это ты? – шепотом спросила Реция.

– Не Сирра, а некто другой, кто пришел взять тебя с собой, – отвечал Лаццаро, отворяя дверь.

– Назад, негодяй! – вскричала Реция, протягивая руки, как бы желая оттолкнуть от себя грека.

– Не шуми напрасно! Иди за мной! – приказал грек.

– Если ты меня не отпустишь, я позову на помощь!

– Если ты будешь звать на помощь, я принужден буду связать тебя. Ты в моей власти! Всякая попытка бежать или позвать на помощь будет иметь для тебя самые печальные последствия! Я хочу увести тебя отсюда. Следуй за мною!

– Куда? – спросила Реция, тогда как маленький принц, плача, держался за ее платье.

– К твоему красавцу Сади, – с насмешкой отвечал грек, – в его новый, роскошный дом, который ему подарила принцесса Рошана, которая его любит; я отведу тебя туда, чтобы ты видела, как блаженствует твой неверный Сади и как мало он о тебе думает.

– Прочь от меня, демон! – вскричала Реция.

– О, ты, конечно, не веришь моим словам? Ты думаешь, что Сади принадлежит одной тебе! Но разве ты не видела на его пальце драгоценного кольца? Это кольцо дает ему во всякое время доступ во внутренние покои принцессы.

– Это ужасно!.. Я не хочу больше ничего слышать!..

– Теперь тебя нет, и твой красавец Сади забыл о тебе, – продолжал грек, любуясь мучениями своей жертвы. – Ты сама заслужила то, что с тобой случилось! Ты должна сама увидеть, как верен тебе твой Сади. Я покажу тебе его, лежащим у ног принцессы.

– Прочь от меня!.. Убей меня, но не мучь более, злодей!.. – с отчаянием простонала Реция.

– Ты и Саладин, вы оба должны следовать за мной, – приказал грек, – и если вы не будете мне повиноваться добровольно, – прибавил он, вынимая кинжал, – то я убью вас.

При этих словах глаза грека засверкали такой магической силой, что несчастная Реция, точно очарованная этим змеиным взглядом, пошла за ним из дома. Мальчик следовал за ними, держась за платье Реции и от страха не произнося ни слова.

Когда Реция пришла в себя, то вместе с Саладином она уже сидела в закрытой карете. Она хотела кричать, но ее крик был едва слышен. Лаццаро сидел вместе с ними в карете, которая катилась с необычайной быстротой. Испуганная Реция крепко прижимала к себе Саладина.

– Послушай, – заговорил грек, – ты еще можешь все изменить. Твоя участь в твоих руках. Не надейся на Сади и его любовь, он потерян для тебя навсегда, он любовник принцессы, которая окружает его всеми благами мира сего! Или ты думаешь, что он способен оттолкнуть от себя все это? Послушайся меня. Если ты будешь долее сопротивляться мне, то ты погибла.

– Я скорее перенесу всякие мучения, даже смерть, чем буду твоей! – решительно вскричала Реция.

– Умереть ты не умрешь, тогда для меня исчезла бы всякая надежда когда-либо обладать тобою. Но страдать ты должна! Ты должна покориться мне! Время от времени я буду приходить к тебе и спрашивать, не изменила ли ты своего решения.

– Никогда не отвечу ничего другого, клянусь тебе! – вскричала Реция.

– Пусть пройдет несколько недель, моя голубушка, тогда ты другое запоешь, – сказал грек, – твоя гордость будет сломлена, и ты сама рада будешь отдаться мне, когда я снова приду к тебе.

Между тем карета, казалось, доехала до берега, где ее поставили на большую барку и повезли на другой берег. Переехав, она снова покатилась по улицам. Куда же вез Лаццаро своих беззащитных жертв?

Было уже за полночь, когда карета наконец остановилась. Лаццаро открыл дверцу и, высадив Рецию и принца, ввел их в какую-то темную комнату или коридор. Кругом было так темно, что Реция не могла рассмотреть, где они находятся. Но почти в то же самое время появился дервиш, в руке которого был фонарь. Увидав дервиша, Реция бросилась к нему навстречу. Лаццаро иронически засмеялся.

– Спаси меня, святой человек! – вскричала она с отчаянием. – Освободи меня и ребенка!

Дервиш, казалось, не слыхал воплей молодой женщины.

Между тем Лаццаро подошел к дервишу и показал ему какую-то бумагу. Эта бумага произвела чудесное действие. Старик низко поклонился. Тогда Лаццаро показал на Рецию и мальчика.

Старик снова низко поклонился и, подойдя к Реции, сделал ей знак следовать за собою.

– Куда хочешь ты меня отвести, святой человек? О, сжалься над нами! – умоляла Реция, а испуганный Саладин плакал все громче и громче, но старик не слышал ничего – старый Тагир был глухонемой от рождения, – ни один звук не проникал в его уши.

Лаццаро поглядел вслед удалявшимся с видом облегчения, – наконец-то Реция и Саладин были в надежных руках и отправлялись в такое место, где навеки были отделены от всего света. Затем он пошел к выходу из коридора под сводами, в котором происходила описанная нами сцена. Реция и Саладин были привезены в развалины Кадри…

Возвратившись вскоре к тому месту, где его ожидала карета, Лаццаро приказал кучеру ехать на кладбище в Скутари. Не прошло и четверти часа, как карета уже подъезжала ко входу на кладбище. У самого входа стояла мечеть, около которой жил муэдзин, исполнявший вместе с тем и обязанности могильщика. Когда карета остановилась, Лаццаро вышел из нее, взял сундук, в котором лежала Сирра, и пошел к дому могильщика. Он тихо постучался в дверь. Почти в ту же минуту старый могильщик отпер дверь и со страхом взглянул на незнакомца.

– Хорошо, что ты еще не спишь, – сказал Лаццаро, – я принес к тебе покойницу, ты должен выкопать могилу.

– Теперь, ночью?

– Я подожду, пока ты это сделаешь, – отвечал грек, опуская на землю тяжелый сундук.

– Ты не слуга ли принцессы, живущей здесь, в Скутари?

– Ты угадал. Вот твоя плата! – сказал грек, подавая могильщику кошелек.

Это, очевидно, сделало могильщика гораздо любезнее. Он поблагодарил грека и пошел копать могилу. В это время Лаццаро наклонился к сундуку, в котором лежала Сирра, но было так темно, что нельзя было разобрать, для чего он это сделал. Затем он снова закрыл сундук и понес к тому месту, где могильщик рыл могилу.

Могилы в Турции роют совсем не так глубоко, как у нас, поэтому яма для Сирры была выкопана очень скоро. Сундук, в котором лежала несчастная, не подававшая ни малейшего признака еще не угасшей в ней жизни, был опущен в могилу и засыпан землей и над ней сделан бугор, чтобы обозначить место погребения.

Все было кончено. Грек простился с могильщиком и вернулся назад к карете, в которой доехал до дворца принцессы. Войдя во дворец, он узнал, что принцесса уже удалилась в спальню. Тогда он снова вышел на террасу и, сев в лодку, приказал вести себя в Галату. Он отправился к старой Кадидже.

В Галате еще царствовало большое оживление, в ее лачужках раздавались крики, смех и песни. Когда Лаццаро дошел до дома Кадиджи, то она уже давно возвратилась и сейчас же на его стук отворила дверь. Лаццаро вошел в темный двор.

– Все ли готово? – спросила Кадиджа.

– Я принес тебе доказательство того, что Черный Карлик мертва и похоронена, – отвечал грек, вынимая что-то из-под широкого верхнего платья, – вот, возьми!

На дворе было темно, но из полуотворенной двери в дом пробивался слабый луч света.

– Что это такое? – спросила гадалка.

– Рука мертвой, – отвечал злодей, – теперь у тебя есть доказательство! Спокойной ночи!

Старая Кадиджа не могла не вздрогнуть: она держала в руках холодную как лед руку Сирры, руку, которую Лаццаро отрезал у мертвой.

Лаццаро оставил дом, а Кадиджа все еще продолжала держать руку покойницы; она не знала, что ей с ней делать, у трупа теперь недоставало левой руки: что, если, думала Кадиджа, покойница явится потребовать эту руку назад?..