Через месяц обучения я приступил к практическим занятиям для моих новоявленных помощников по коммерции, Александровского и Спиридонова. Мы задерживались в крупных населённых пунктах на пару дней, посещали рынки, торговые лавки, магазины, караван сараи и гостиницы, где останавливались торговцы. Мы изучали текущие оптовые и розничные цены, спрос и предложение на продовольствие и прочие товары, и собирали другую не менее значимую коммерческую информацию. Я специально не торопил своих учеников, и добивался главного, их хорошей информированности, и постепенной выработки умений, не только собирать, но и правильно анализировать коммерческую информацию. Они со временем приходили к пониманию, что, где, когда можно и нужно покупать, и продавать, чтобы остаться с хорошим наваром.

Постепенно мы перешли к конкретным торговым операциям, и к немалой радости нашего финансиста, майора Кириллова, содержимое его кассы начало пополняться. Но моё решение, о приобретении восьми большегрузных телег, оснащенных рессорами и обрезиненными колесами, спряженными двумя породистыми тяжеловозными лошадьми, опять расстроило майора. Олег Дмитриевич, после покупки новых транспортных средств, две недели возмущался, что мы потратили половину наших средств на эти новомодные немецкие телеги. Он успокоился только тогда, когда нашим коммерсантам вынуждено пришлось продемонстрировать ему всё, на что они обучались и были способны. Дальше терпеть его постоянные претензии и ругательства, на ломанном турецком языке, они не были в состоянии. Тогда я тайно радовался, что у них появилась такая мощная мотивация, и они не разочаровали меня. Трудно описать, какая была радость у майора, после восстановления содержимого его кассы. Временно мы не портили его хорошее настроение, способствуя довольно активному наполнению его кассы.

После моего выздоровления, и моих безуспешных попыток отучить моих соратников относиться ко мне, как к наследнику царского престола, я был вынужден согласиться с предложением Майора Кириллова, обзавестись документами, согласно которым я был бы турком по национальности, отпрыском старинного благородного, но потерявшего своё богатство и влияние семейства. В отличие от фальшивых документов Александровского и его рабов, мои документы были оригинальными, и купили мы их у курда.

Курд, при встрече с нашими коммерсантами, рассказал, что овладел ими после разбойного нападения на небольшой караван. Его шайка приняла хозяина каравана за небогатого армянского торговца. Но после нападения и уничтожения всех охранников и возчиков, они ради любопытства оставили в живых хозяина и приступили к выяснению кто он и чем кроме этого жалкого каравана он владеет. Выяснилось, что к ним в руки попал сын турецкого бея, оказавшегося в опале у султана. За казнокрадство его изгнали из государственной службы, с конфискацией всего имущества. Только его принадлежность к старинному роду спасло ему жизнь, но вскоре он умер и оставил своего сына круглым сиротой. Родственники и бывшие друзья его отца отказались помочь мальчику, и тот выживал, как мог. Продав кое-что из оставшихся семейных драгоценностей, мальчик начал заниматься мелкой торговлей. Больших успехов на торговом поприще он не добился, и к моменту своей гибели заработал небольшой капитал, для покупки нескольких мул и телег, для своего бродячего каравана. Парню не повезло, он стал жертвой курдов, которые разбойничали недалеко от мест компактного проживания армян. Выяснив, что они напали на благородного турка, у разбойников не было другого выхода как убить торговца, и скрыть следы своего преступления.

Курд, продававший документы, был слишком откровенен, что не понравилось Александровскому, и он хотел отказаться от покупки документов. Но Афанасий Спиридонов, присутствующий на переговорах, не спрашивая мнение капитана, заплатил довольно дорого за документы, и вывел его из караван-сарая. Не дав ему возможности выразить своё возмущение, Афанасий объяснил ему, почему он поступил таким образом. Оказалось, что в документах описание внешности турецкого аристократа совпадало с моими данными – высокий рост, светлые волосы, карие глаза, и по возрасту, он был всего лишь на год младше меня, ему незадолго до гибели исполнилось 21. Но, не только эти документы побудили Спиридонова действовать таким образом. Он своим невероятным чутьём понял, что перед ним не наивный курд, строящий из себя простака, а опытный разбойник, решивший поближе познакомиться со своими будущими жертвами. По большому счету, курдским разбойникам было всё равно, кого убивать и грабить. Была бы у них возможность безнаказанного грабежа, то они, не задумываясь, напали бы и на турецкого султана.

Вернувшись к нашему каравану, Александровский и Спиридонов доложили о своих подозрениях, что курды в ближайшее время обязательно нападут на нас. Поскольку, всё это происходило во второй половине дня, ближе к вечеру, я распределился выехать незамедлительно из городка, где до этого мы собирались ночевать в караван-сарае. До наступления темноты курды не решились бы напасть на нас, дорога была слишком оживлённой. Мы свернули на небольшой удобный для ночевки овраг, и приступили к приготовлению ужина. Поужинав, мы легли спать, оставив на дежурстве самого старого из нас, Николая Ивановича Пирогова.

– Ваше высочество, курды обнаружены они прячутся в пятистах метрах отсюда, с другой стороны дороги, за деревьями, – через полчаса доложил унтер-офицер Петров, которого толи в шутку, толи всерьёз мы называли начальником нашей разведки, – их слишком много, целая разбойничая шайка из 30 человек.

– Не беда, организуем почётную встречу, с салютом, – спокойно отреагировал я. Олег Дмитриевич, дайте сигнал Николаю Ивановичу, чтобы притворился спящим, костёр и так еле горит, через полчаса потухнет. Как станет темно, посадите на место доктора подготовленное чучело, а вы Семён Порфирьевич проследите, чтобы курды раньше времени незаметно не подошли, предупреждаю всем, за Николая Ивановича все мы отвечаем собственной головой. – Я был уверен, что нам удастся уничтожить курдов, несмотря на их значительное численное превосходство. Для моей уверенности были две причины. Первая причина, это неплохая стрелковая подготовка членов моего небольшого отряда. Несмотря на постоянное недовольство майора Александровского, мы почти каждый вечер тренировались в стрельбе из винтовок и револьверов. Если для винтовок боеприпасов ещё хватало, то для револьверов они закончились довольно быстро. Про качество самих револьверов даже вспоминать не хочется, после нескольких сот выстрелов они начали разваливаться прямо во время стрельбы. Когда я распределился Александровскому купить 16 качественных американских крупнокалиберных длинноствольных револьверов Colt Peacemaker 45-го калибра, и несколько тысяч патрон к ним, плохо стало не только майору Кириллову, но и самому Александровскому. Эти новейшие модели американских револьверов стоили баснословные деньги, как и унитарные патроны для них. Но я даже не думал отменить своё решение, лишь порекомендовал расширить список продаваемых нами продуктов и прочих товаров, чтобы возместить эти затраты, предупредив, что в скором времени мы будем приобретать новейшие многозарядные винтовки, которые стоят намного дороже этих револьверов. Как бы там не было, но наши тренировки по стрелковой подготовке продолжились, и благодаря личному мастерству и способностям требовательного и принципиального наставника – Семёна Порфирьевича Петрова, даже у Николая Ивановича наблюдались значительные успехи в прицельной скоростной стрельбе. А все остальные, в том числе и я, уже довольно сносно стреляли одновременно с обеих рук, но в эту ночь я дал приказ стрелять только из одного револьвера, с максимально возможной точностью попадания. Не было необходимости спешить, каждый из нас устроился в безопасном участке на дистанции 10—15 метрах от местоположения телег, которых мы расположили рядом друг с другом, чтобы уменьшить шансы нападавших курдов спрятаться за ними. Второй причиной моей уверенности было наличие у нас сведений, каким оружием были вооружены курды. Их капсульные одноствольные, или двуствольные пистолеты и винтовки не представляли для нас особой опасности, как и их пики и прочее холодное оружие. На 30 нападавших мы собирались потратить 96 прицельных, безостановочных револьверных выстрелов, а против тех кому повезёт выжить, мы имели под рукой наши армейские винтовки с пристегнутыми штыками. Обучению штыковому бою унтер-офицер Петров уделял особое внимание. Кроме меня и Николая Ивановича, все остальные были профессиональными военными. Мне тогда приходилось стараться в двойне, чтобы сильно не уступать своим соратникам. Если по прицельной стрельбе мои успехи были очевидны, то по штыковому бою только через год упорных тренировок, я заслужил одобрительную оценку со стороны Петрова.

Через час ожидания, мы услышали звук приглушенного топота лошадей разбойников.

– Курды совсем не уважают нас, я думал, они подкрадутся незаметно, а вместо этого, обмотали копыта лошадей тряпками, и решили кавалеристским наскоком одолеть нас. – Услышал я довольно громкий голос унтер-офицера Петрова, расположившегося в двадцати метрах от меня.

– По лошадям не стрелять, они стоят хорошие деньги! – не смог скрыть свою хозяйственную натуру майор Кириллов.

– Оставить разговоры! Действуем, как договаривались, после сигнала унтер-офицера Петрова, – прекратил я в приказном порядке общение между собой, хоть и понимал, что курды при таком шуме от топота собственных лошадей, вряд ли услышат нас.

Через несколько минут прозвучал условный сигнал Петрова, и мы незамедлительно разожгли факелы, после чего начали их бросать в заранее определённые участки оврага.

Бой длился недолго, благодаря устроенному нами освещению, нам удалось обойтись выстрелами из наших револьверов. Даже удалось удовлетворить жабу майора Кириллова, и ни одна лошадь курдов не пострадала. Наше удачное расположение не позволило разбойникам отступить, и все они были тяжело ранены или убиты.

– Что будем делать с ранеными Ваше Высочество? – обратился ко мне майор Кириллов.

– Допросите, и постарайтесь выяснить, где находится награбленное имущество, бывшего хозяина, купленного нами документов.

К утру мы прибыли к схрону разбойников. То, что мы обнаружили, поразило нас. Оказалось, разбойничать на дорогах Османской Империи, довольно прибыльное занятие. Разговорить раненых курдов, было нетрудно, особенно после того, как перед их глазами унтер-офицер Петров свернул шею продавца документов. Он оказался предводителем этой шайки, и от ненависти к нам, за столь неожиданную неудачу, всё время кричал, чтобы остальные курды вели себя как мужчины, и приняли смерть, не сообщив место, где спрятано награбленное.

На этом месте, нам пришлось задержаться на сутки. Наши телеги, и до этого были загружены до предела собственным товаром. Но оставлять бесхозно всё обнаруженное богатство было бы бессмысленно. Всё, что было возможно, мы загрузили на телеги, а остальное добро навьючили на тридцати лошадях, доставшихся нам от курдов. Радости майора Кириллова не было предела. Ведь в результате этой стычки с курдскими разбойниками, нам досталось богатство, в сотню раз превышающее заработанные на торговых операциях доходы. Я, недолго думая, распределился выбросить оружие курдов, посчитав, что оно устаревшее и малоэффективное. Тогда впервые я с радостью отметил, что мои соратники начинают высказывать свое мнение, с трудом преодолевая свои верноподданнические чувства по отношению ко мне.

– Ваше Высочество, это же целое состояние, нельзя выбрасывать столько добра! – возразил мне капитан Александровский. Майор Кириллов, конечно же, присоединился к числу протестующих.

– Ефрейтор Сухомлин оружейник от бога, и в основном благодаря ему, армейские образцы револьверов так долго терпели наши издевательства над собой. Согласно инструкции, они были рассчитаны на 300 выстрелов, с учётом текущего ремонта, но благодаря ефрейтору, револьверы выдержали все 600.

35 летный ефрейтор Сухомлин Естафий Никодимович, в действительности оказался мастером золотые руки. Ему удалось, кроме починки и наладки механизмов пистолетов и винтовок, привести в идеальное состояние их внешний вид, дополнительно обработав металлические и даже деревянные части, покрывая их морилкой и лаком. После его стараний, всё оружие выглядело как новоё, и нашим коммерсантам удалось выручить за них хорошие деньги.

Но тогда находясь на месте схрона курдских разбойников, я больше всего интересовался личными вещами бывшего владельца, попавших в наши руки документов. Их ценность значительно выросла, после полного уничтожения курдских разбойников. Свидетелей убийства благородного турка не осталось в живых, и у меня появился отличный шанс выдавать себя за него. Повезло, среди многочисленных разноразмерных сундуков, мы обнаружил тот, в котором хранились личные вещи убитого турка. Судя по всему, тот вёл бродячий образ жизни, и таскал с собой все семейные документы. Оказалось, он являлся сыном Бея – главы старинного османского рода. После его опалы, родственники отстранились от Бея, заботясь о собственной безопасности, но формально он, как был, так и остался главой рода, и сохранял за собой титул и полномочия. После его смерти, этот титул перешёл к его наследнику, в роли которого я собирался выступить. Семейный архив оказался довольно обширным, и я вместе с капитаном Александровским, приступил к его доскональному изучению. Как говорят разведчики, изучал легенду. Я научился говорить на турецком языке, но только на уровне элементарного общения. Естественно, что мое произношение выдавало иностранца. Мне предстояло так же научиться писать и читать, и обзавестись соответствующими манерами высокородного представителя турецкой знати. Прежде всего, я тогда приступил к улучшению своих языковых познаний, и исправлению произношения. С того момента капитан Александровский был постоянно со мной, и я не упускал малейшей возможности научиться разговаривать как прирожденный турок. На доходы, полученные от реализации награбленного курдами богатства, мы приобрели ещё 22 немецких большегрузных телег и породистых тяжеловозов. Нам пришлось нанять свыше 60 молодых, чаще всего юных возчиков, конюхов и других помощников, в основном греческого, армянского, грузинского и ассирийского происхождения. Члены боевого отряда пересели на лошадей, доставшихся нам от курдов, лучшие из которых мы оставили себе, а остальные продали. Мои беспокойства, по поводу отсутствия опыта общения с лошадьми, оказались беспочвенными. Мышечная память моего нового тела позволила в кратчайшие сроки научиться не только уверенно держаться в седле, но и продемонстрировать отличные навыки опытного наездника. В дальнейшем я постоянно передвигался на своем вороном красавце. Богатое, инкрустированное золотом и драгоценными камнями седло и сбруя, только подчёркивали великолепную осанку и грацию моего коня. Мне пришлось самому переодеться в богатую одежду, соответствующую для представителя и номинального предводителя старинного аристократического османского рода. Для Николая Ивановича Пирогова мы приобрели довольно крупный крытый дорожный экипаж немецкого производства, переоборудовав его в передвижную операционную: с операционным столом; ярким освещением, обеспечиваемым многочисленными керосиновыми лампами; приспособлением для быстрого разогрева воды; с необходимыми многочисленными медицинскими инструментами и большим запасом разнообразных лекарств и перевязочных материалов, в основном иностранного производства.

К середине сентября долгое путешествие моего отряда по землям Османской Империи неожиданно, даже для меня самого, завершилось. Мне выпало счастье встретиться с Марией Комин. Вглядевшись в её янтарные глаза, я понял, что пропал. С этого момента моя вторая жизнь навсегда была переплетена с жизнью прекраснейшей из женщин, когда-либо проживающей на грешней земле.

В течение трёх месяцев, маленький караван, состоящий из трех армейских повозок, превратился в крупный купеческий караван из 30 большегрузных телег, 3 хозяйственных тележек и крытого экипажа. Всё это богатство сопровождали шестеро отлично вооруженных всадников, на хорошо ухоженных и откормленных боевых лошадях, под предводительством светловолосого, кареглазого, высокорослого, плотного телосложения, высокородного и богатого молодого человека, гордо гарцующего на великолепном вороном породистом коне. Как говорили в моей первой жизни, – «если понтовать, так понтовать по-настоящему».

Такого, всего из себя понтового, впервые увидела прекраснейшая из женщин – Мария Комин.

Я до сих пор помню, с какой ненавистью она смотрела на дикого турка, когда мы встретились впервые на узкой горной дороге. Её открытая коляска была вынуждена уступить дорогу нашему каравану. По её мнению, наше поведение было проявлением неучтивости, по отношению к ней лично, в жилах которой текла кровь византийских императоров. Даже в состоянии сильного раздражения, она выглядела божественно, а её светящиеся от гнева прекрасные янтарные глаза, с того момента, навсегда отчеканились в моей памяти.

После этой встречи, вокруг меня всё мгновенно преобразилось. Осмотревшись, я обнаружил, что наш караван находится на горной дороге, ведущей в довольно обширную долину, которую природа наградила невероятной красотой.