Экспедитор

В 1993 году, желая подзаработать денег, устроился экспедитором – доставить груз из Одессы в Саратов. Зима. Мороз такой, что я даже в кабине КамАЗа, при включённой печке – мёрз, чем очень потешал водителя, херсонского хлопца Артёма.

– Это от того, что ты жид! – объяснял мне Артём. – У вас там в Жидовии, небось, весь год тепло. Африка же! Вот и не привык ты со своими генами. А мы – русаки – в снежных лесах воспитаны.

– Наказать тебя, что ли, за национальную нетерпимость, – добродушно бурчал я. – Дам пару раз в репу – заодно и согреюсь.

В конце концов Артём дошутился со своей морозоустойчивостью. Когда до Саратова оставалось километров тридцать – мы сбились с маршрута и долго, в гордом одиночестве, блуждали по разбитым дорогам. Уже темнело, зарядил снег. Нужно было останавливаться. Что Артём, собственно, и сделал, не справившись с управлением. Машину на скользкой дороге повело, и она со всей дури ушла в замёрзший стог сена, неизвестно что делавший у обочины.

– Вот видишь, нам и соломку подстелили, – заметил я невесело, ощупывая, всё ли во мне цело.

– Ты не радуйся раньше времени, – трагически проговорил пришедший в себя Артём. – Машина заглохла. Теперь я её хрен заведу. А греться как будем?

Об этом я не подумал.

– Ночь на дворе, и ни хера не видно, – подбавил страха Артём.

А у меня – сам не знаю почему – ощущение такое, что всё будет хорошо. Даже знобить перестало. Выбрались из машины – на Артёма смотреть страшно. Выполняя давнее обещание, стал его немного «буцать» – легко мутузить. Он не понял – посмотрел на меня, как на идиота.

– Ладно, – говорю ему, – давай «побоксируем» вполсилы, заодно согреемся. Ты, главное, успокойся, всё будет нормально.

Как услышал меня кто – сначала шум какой-то в стороне… Вышли на дорогу: прямо на нас полз трактор.

– Ура! – закричал Артём. – Живём! – и полез обниматься.

…Тракторист Лёха согласился помочь. Набросил тросы. Артём сел за руль «мёртвой» машины. Я подсел к Лёхе.

– Ну… с Ним! – серьёзно сказал мне Лёха. И, играючи, вытащил машину из замёрзшей, развалившейся соломы. Мы, не останавливаясь, медленно тронулись в деревню.

– Как же вы сюда забрались? Здесь, кроме наших, деревенских, никто не ездит, – сказал Лёха. – Трасса на Саратов… это же левее брать надо.

Я что-то промямлил про непогоду.

– Но это даже хорошо, что вы с дороги сошли, – добавил Лёха. – А то, не приведи Господь, до моста доехали бы. Он у нас разобранный. А так не видно, когда едешь… Вот летом грузины на легковушке – тоже заблудились, наверное. Так с моста и сиганули. Не спасли – все утонули.

Наверное, у меня мозги замёрзли – голова начала медленно куда-то отлетать.

– Скажи, – спрашиваю, – а сколько мы до моста не доехали?

– Да метров шестьсот, – Лёха внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. Достал из внутреннего кармана ватника потёртую торпедку из-под колы.

– Спирт, разбавленный, – сказал. – Выпей. Тебе сейчас надо…

Экспедитор
(Продолжение)

Как-то дотянули до деревни. Меня взяли на постой, а мой водитель – херсонский хлопец Артём – остался колдовать над машиной с местными мастерами. Прежде чем отправиться на боковую – иду к нему узнать, как дела. У Артёма глаза горят, рассказывает:

– Такое дело… Только я мужиков-ремонтников отпустил – набежали бабы местные. Начали вопросы задавать. А как хохлы пьют? Я говорю: пьют умеренно. И в основном – вино. Они как про вино услышали – чуть не застонали от удовольствия. Одна даже созналась, что из-за вечных пьянок у неё с мужем год не было… Спрашивает, может, тебе надо чего? Я говорю: перчаточки бы резиновые – пару. Отвечает: хорошо! Принесу после. И глаза такие из-под платка… Так что – уходи. Свидание у меня намечается…

Утром встречаемся с Артемом.

– Ну что? – интересуюсь. – Приходила твоя? С глазами из-под платка?

– Нет, – сознался Артём. – Она не пришла. Муж её пришёл… Не знаю, что ему наплели, но врезал он мне промеж глаз неслабо… А ещё, знаешь, – добавил немного ошалело, – перчатки-то он мне принёс!

Первые армейские впечатления

В Советскую армию я попал по осеннему призыву 1987 года. Ну как «попал». Сначала я пять часов блуждал по загону призывного пункта.

– А что ждём? – спросил, не очень разбираясь в происходящем.

– Как что? Покупателей, – ответили мне.

И я понял, что на уроках истории нам говорили не всю правду. Крепостное право на Руси ещё не отменили.

Наконец-то перед нами нарисовался покупатель – бравый майор в помятом кителе.

– Так, где мои солдатики? – бодро сказал он. – Где мои защитники Отечества, герои будущих сражений? Чьими героическими именами будут названы не менее героические фамилии.

И нас повезли в Киев на месячный курс молодого бойца. И сразу же, на второй день, поставили в наряд по кухне, мыть посуду. Трёх солдат поставили… Примерно на полторы тысячи едоков… Какой мы там бардак развели – гражданскому человеку не объяснить. Скажу только, что слив засорился, и воды у нас было по щиколотку. Грязные кастрюли из нержавейки качались на воде, как кораблики. И тут вбежал белый от ужаса сержант, дежурный по кухне:

– Так! Быстро убрались! Генерал приехал, сейчас поест и придёт нас инспектировать!

Мы отложили грязные тарелки и начали срочно пробивать слив… Вбежал лейтенант, взводный наш.

– Вы охренели? Генерал уже допивает компот, а у вас такая грязь. Сержант!

Вот уже и сержант нам помогает. Закатал рукава и слив прочищает. Тут как раз ротный подоспел.

– Придурки! Расстреляю на месте! Меня из-за вас на гауптвахту отправят бессрочную!

…И тут входит, пошатываясь, генерал. Похоже, что развезло его от компота. Багровеет. Шипит:

– Это что такое!!! Равняйсь – смирно!…Понял я, понял, какая у вас здесь служба! Развалили Вооружённые силы!

…Тишина стояла такая, что даже мух не было слышно. Потому что они тоже стояли по стойке смирно… На сержанта и лейтенанта страшно было смотреть. Капитан мгновенно вспотел. И, мне показалось, он к кобуре потянулся, чтобы немедленно застрелиться. А я понимаю, что если все молчат, то поддерживать беседу с генералом придётся мне:

– Товарищ генерал, – говорю. – А по-моему – ничего. В принципе – не очень грязно…

Моя простая, кажется, фраза, произвела на генерала неизгладимое впечатление.

– В принципе, – повторил он и махнул рукой. – Эх…

После чего немедленно удалился в столовую допивать компот. Капитан, погрозив мне кулаком, вылетел следом.

– Ладно, рядовой В Принципе, – сказал мне лейтенант. – Не сцы. Сделаем из тебя солдата!

И из меня стали делать солдата.

Игра в бисер

Останавливает меня ротный.

– В увольнение хочешь пойти?

Кто ж не хочет. У нас все хотели.

– Пойдёшь, – говорит. – Только сначала выучишь с рядовым Мамадалиевым «Обязанности часового». Можете учить в карауле. Я вас в одну смену поставлю.

Рядовой Мамадалиев был беззлобным, улыбчивым узбеком, который знал по-русски только два слова: «не понимай». То есть проблемы у меня начались на этапе объяснения: что я от него хочу. Когда мы остались с ним в карауле в бодрствующей смене и я, взяв его за куртку, препроводил в сушилку, Мамадалиев повёл себя смело – принял боксёрскую стойку и стал посылать в мой адрес узбекские проклятия.

Бить Мамадалиева не входило в мои ближайшие планы. Пришлось принять на вооружение метод русского путешественника Миклухо-Маклая. То есть, не обращая на Мамадалиева внимания, я достал Устав караульной службы и стал его увлечённо листать. Методы русских путешественников редко подводят. Мамадалиев быстро связал в голове оплеухи от ротного и книжку, которой эти оплеухи наносились, и через десять минут мы уже спокойно разбирали обязанности часового.

Мамадалиев оказался толковым парнем. За два дня мы выучили все три предложения. Я не иронизирую. Если бы мне понадобилось выучить что-то по-узбекски под началом Мамадалиева – даже не знаю, уложился он бы я в этот срок. Не надо забывать, что в тексте знакомыми Мамадалиеву были только предлоги.

Короче, текст был выучен. Буква за буквой, Мамадалиев выстроил в своей голове этот ручеёк странно сочетаемых русских звуков, из которых были составлены «Обязанности часового». Он даже… как-то не проговорил и не прошептал, а… прожурчал их бегло и уверенно. И вдруг…

Вот. Всё дело в моём дурацком характере… Я вдруг вспомнил, что настоящий мастер каллиграфии, закончив работу и насладившись её совершенством, слегка портит один из иероглифов, чтобы не раздражать богов… Короче, там были такие слова «…и не допустить проникновения на объект».

– Знаешь, Мамадалиев, – я как бы обращался к нему, хотя на самом деле просто размышлял вслух, – когда дойдёшь до слова «проникнуть» – сделай так: скажи «пряник», почеши живот и только после этого продолжай «…новения на объект». Не понятно? Сейчас будем репетировать…

На это ушло ещё часа два…

Настал день нашей премьеры. В ленинской комнате ротный сам принимал экзамен. Мамадалиев, бледнея, встал и довольно сносно повторил три первые фразы обязанностей караульного. Дойдя до кодового слова, он остановился, посмотрел на меня и, снова повернувшись к ротному, отчётливо проговорил «пряник». Снова посмотрел на меня и, вспомнив то, что мы разучивали, – почесал живот. Я заржал, опустив голову на стол. Но как я и рассчитал, чуда «заговорившего немого» уже ничего не могло испортить. Ротный, наблюдавший за происходящим с восторгом театрала, которому мешают наслаждаться игрой любимого актёра, недоуменно посмотрел на меня:

– Ты чего ржёшь, нормально же человек отвечает!

Но я продолжал… В этом не было насмешки над Мамадалиевым. Скорее, в этом читалось удовлетворение мастера, увидевшего реализованным свой план.

И то, что меня оставили без увольнения, – считаю справедливым. Настоящее искусство требует небольших жертв.

Национальный вопрос

А Советскую армию я проходил в маленькой отдельной роте внутренних войск. Моего призыва было человек 12. Из них – трое русских. (Причём один из русских – я.) Старшие призывы – армяне, азербайджанцы, один чечен и много-много узбеков и таджиков, киргизов и казахов…

Короче, нас, «русских», не любили, что выявилось почти сразу. Как-то, убирая казарму, пока младшие призывы были на утренней пробежке, а старшие подшивались, я был атакован «дедушкой»-каракалпаком, который начал мне истерическим тоном выговаривать, что я неправильно выжимаю тряпку. Я вежливо предложил ему показать, как это делается, за что тут же получил оглушительный удар по лицу. У меня всё-таки кровь тоже восточная, горячая, поэтому я неслабо приложил ему в ответ. И тут же ужасно струсил, потому что подшивающиеся в казарме «дедушки» все как один подняли головы от шитья.

Каракалпак поднялся и бросился на меня. Что мне оставалось – я двинулся навстречу… К моему удивлению, нас с двух сторон схватили за плечи и стали растаскивать. Почувствовав, что всё может ещё обойтись, я рьяно выдирался из мощных рук, обещая врезать ещё. И тут взбешённый каракалпак выкрикнул уже известное мне узбекское ругательство…

Как-то было обидно – этот двуязычный человек ругал меня на непонятном диалекте. Я стал искать адекватный ответ, и он был найден: «киш мир ин тухес» – злобно прорычал я знакомое с детства идишское ругательство.