Читать книгу «Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942» онлайн полностью📖 — Генриха Хаапе — MyBook.
cover

Генрих Хаапе
Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942

© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2014

© ЗАО «Центрполиграф», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1
Операция «Барбаросса»

Еще пять минут!

Сегодня 22 июня 1941 года. Я стою вместе с командиром батальона Нойхоффом и его адъютантом Хиллеманнсом на вершине невысокого холма, на юго-восточной границе Восточной Пруссии. Перед нами раскинулись просторные равнины Литвы (тогда Литовской ССР в составе СССР), пока еще скрытые в этот предрассветный час в непроглядной ночной мгле. Я бросаю взгляд на светящиеся цифры циферблата своих наручных часов. Сейчас ровно 3 часа утра. Я знаю, что подобно мне миллионы других немецких солдат напряженно смотрят в этот момент на свои часы. Действия всех формирований вермахта синхронизированы друг с другом. Три группы армий и германские люфтваффе приготовились наступать. Глубокоэшелонированные, наши роты, батальоны, полки и дивизии заняли исходное положение для броска вперед. В полной боевой готовности ожидают наступления времени Х авиационные эскадры люфтваффе – самолеты-разведчики ближнего и дальнего действия, истребители, дальние и пикирующие бомбардировщики.

* * *

Еще четыре минуты!

Весь германский Восточный фронт, от Балтики до Черного моря, занял исходные позиции для нанесения сокрушительного удара по России. Наступление начнется одновременно из Финляндии, Восточной Пруссии, Польши, Карпат и Румынии. Никто из нас не сомневается в том, что смертоносный шквал огня на фронте протяженностью более 2 тысяч километров сметет с лица земли вражеские пограничные укрепления. Наши армии, которым вскоре предстоит штурмовать позиции русских, закалились как сталь на полях сражений покоренной Европы, и всеми германскими воинами овладел несравненный боевой дух. Каждый наш солдат полностью осознает сложность стоящей перед ним задачи. Независимо от того, куда сквозь ночную мглу устремлен его взор, в направлении Ленинграда, Москвы или Киева, в сторону Днепра или Черного моря, каждый воин знает, что перед ним простирается страна поистине бескрайних просторов.

* * *

Еще три минуты!

Я думаю о своих боевых товарищах, о военных врачах в Финляндии, где уже наступил рассвет. Здесь же, в Восточной Пруссии, нас все еще окутывает непроницаемая мгла глубокой ночи, безлунной и беззвездной, так как низкая облачность плотно закрыла весь небосклон. Со стороны неприятеля дует легкий теплый ветерок. Я неожиданно замечаю, что слегка вспотел. Но это, скорее всего, происходит от ужасного напряжения этих судьбоносных минут, нежели от ночной духоты. В мертвой тишине наши штурмовые группы и саперы выдвигаются вперед, к самой границе. То же самое происходит не только на нашем участке фронта, но и повсюду на всем протяжении огромного фронта. Мы все ощущаем себя боевыми товарищами, связанными друг с другом невидимыми узами боевого братства под всеобъемлющим покровом ночи. Узы товарищества охватывают каждого из 3 миллионов[1] немецких солдат, готовых начать величайшую судьбоносную битву в мировой истории: операцию «Барбаросса».

Кто-то из бойцов закуривает сигарету. Звучит резкая команда, сигарета тотчас падает на землю, летят искры, подошва солдатского сапога поспешно накрывает их. Все молчат. Снова воцаряется тишина, лишь изредка нарушаемая негромким позвякиванием металла и топотом или фырканьем какой-то лошади. Мне кажется, что вдали я уже различаю на небе первые робкие проблески утренней зари. Я невольно ищу что-нибудь, за что можно было бы зацепиться взглядом и отвлечься от обуревающих меня мыслей. Постепенно начинает светать. Большое черное облако, висящее прямо перед нами на востоке, начинает медленно сереть. Неужели эти последние мгновения никогда не закончатся? Я снова бросаю быстрый взгляд на часы.

* * *

Еще две минуты!

Я думаю о далекой родине, мои мысли невольно обращаются к Марте. Видимо, сейчас она спит, как и многие другие невесты, жены и матери миллионов бойцов, находящихся на этом необъятном фронте. Наши любимые дома еще ничего не знают о том, что нам предстоит. Они даже не подозревают, какие опасности поджидают их мужчин в ближайшие часы и дни, недели и месяцы, а может быть, даже и в ближайшие годы. Для них эта ночь точно такая же, как и тысяча других, да и мы бы не отказались, чтобы и для нас она оставалась такой же. Но нам предстоит наступать. Названия городов и деревень будут постоянно меняться. Некоторые из них прекратят свое существование, другие оставят неизгладимый след в нашей памяти, а некоторым суждено на долгие годы войти во все учебники и книги по истории. Но мы еще не знаем, каким именно. Деревни будут стерты с лица земли, и многие жители покинут свои родные города. Испуганные люди будут потерянно стоять на обочине дорог, а бесчисленные могилы будут окаймлять поля сражений и автодороги. Между тем утро приближается с каждой минутой. Там, где горизонт пламенеет в лучах восходящего солнца, там будет война.

* * *

Еще одна минута!

Мы не в состоянии думать ни о чем другом, кроме как о том, что произойдет через несколько секунд. Напряжение момента достигает такой степени, что у нас перехватывает дыхание. Мы ждем, наши лица застыли, а от бешеного пульса стучит в висках. Кажется, что весь мир застыл в ожидании…

И вот этот долгожданный момент наступил! Словно могучий раскат грома тысячи немецких орудий одновременно открывают огонь. Вспышки их выстрелов мгновенно превращают предрассветные сумерки в ясный день. В считаные доли секунды весь фронт, протянувшийся на тысячи километров, оживает. Начинается настоящий ад, в эти страшные мгновения на наших глазах творится история. Орудия всех калибров ведут огонь прямой наводкой по пограничным укреплениям русских. Снаряды тяжелых мортир проносятся с глухим, леденящим кровь рокотом над нашими головами в сторону противника. Ему вторят частые очереди тысяч пулеметов и автоматов. Русские открывают ответный огонь. Мы слышим пронзительный вой их тяжелых снарядов, проносящихся в ночном небе над нами. Но потом огонь немецких орудий возрастает до такой степени, что превращается в потрясающее «крещендо». Наши штурмовые группы и передовые отряды пехотных подразделений врываются на вражеские позиции. Мы знаем, что и наши танки уже прорвались сквозь оборонительные рубежи русских и устремились вперед, изрыгая огонь из своих орудий.

* * *

3-й батальон 18-го пехотного полка, находящийся в полной боевой готовности, все еще занимает свои исходные позиции и ждет приказа на выступление. Мы получили задание оказать массированную огневую поддержку наступающим подразделениям в тех местах, где противник оказывает наиболее упорное сопротивление. В то время как надвигающиеся предрассветные сумерки с трудом пытаются пробиться сквозь вспышки огня ведущегося повсюду ожесточенного боя, с вершины нашего невысокого холма мы наблюдаем за быстрым продвижением вперед наших боевых частей. Почти две тысячи километров вражеской территории простираются между нами и нашей главной целью: Москвой.[2]

6-я пехотная дивизия, к которой мы относимся, является частью группы армий «Центр» под командованием фельдмаршала фон Бока. Именно на нашу группу армий «Центр» будут обращены взоры всей Германии в надежде на сенсационную, молниеносную победу. В гораздо меньшей степени это касается группы армий «Юг», наступающей на Украине, и группы армий «Север», цель которой – Ленинград. Мы знаем, что наша задача является важнейшей из всех, стоящих перед германскими победоносными армиями.

Литовская таможня пылает ярким пламенем. Большая часть русских пограничных укреплений разрушена огнем немецкой артиллерии и взята штурмом. Лишь отдельные бетонированные доты (долговременные огневые точки) продолжают храбро защищаться, ожесточенно отбиваясь от непрерывных атак немецких войск. Но вскоре и они будут окружены, а затем и уничтожены. Вот группа наших пикирующих бомбардировщиков проносится в восточном направлении, совершает боевой разворот и с оглушительным воем устремляется к земле. Грохот разрывов сброшенных ими бомб вплетается в общую симфонию битвы. Пикирующие бомбардировщики перестраиваются для нового захода и снова атакуют, на этот раз они поливают противника огнем из своего бортового оружия. В конце концов их силуэты исчезают вдали. С нашего невысокого холма все это выглядит как грандиозное зрелище, как батальная сцена невиданного спектакля, однако все это крайне серьезно! Рядом со мной неподвижно возвышается высокая фигура командира нашего батальона Нойхоффа. Словно пытаясь убедить самого себя в чем-то, он тихо бормочет себе под нос: «Ну, вот мы и вступили в войну с Россией! В войну с Россией!»

С наступлением дня теплый ветерок с литовской стороны стих. Перед нашим взором пылает все больше и больше пожарищ. Облака грязно-черного дыма, клубясь, медленно поднимаются все выше и выше и расползаются над холмами и лесами. Через связного-мотоциклиста мы получаем приказ к выступлению. Сейчас 3:45 утра. Не верится, что прошло всего лишь сорок минут с того момента, как впервые заговорили пушки! Нойхофф отправляет связного с приказом к нашим связистам. Раздается команда «Становись!», и мы выступаем.

Какое же это облегчение, наконец, двинуться вперед. Но я передвигаюсь не пешком, а на своей лошади, которую приходится держать в жесткой узде. Плут (такова кличка моей лошади) ведет себя беспокойно. Очевидно, мое внутреннее напряжение передалось и животному. Я стараюсь успокоиться. Очень скоро человеку и лошади предстоит непростое крещение огнем, и я задаюсь вопросом, как мы его выдержим. Меня беспокоит то, что охватившая меня нервозность может негативно сказаться на твердости моей руки, необходимой при операции. Я трогаю сумку с медикаментами и медицинскими инструментами. Согласно уставу она приторочена к седлу. Все в порядке! Петерман, в обязанности которого входит уход за моей лошадью, трусит позади меня с двумя санитарными сумками с перевязочным материалом. В нескольких сотнях метров позади нас за нами следует санитарная машина с санитарами: Дехорном, Мюллером и Вегенером.

Мы видим первого раненого солдата. У него пулевое ранение в руку. Я развязываю резиновый жгут и снимаю временную повязку, которую наложил санитар на поле боя. Кровотечение незначительное, так как пуля прошла навылет и, видимо, лишь слегка задела кость. Быстро накладывается давящая повязка, а рука закрепляется в перевязи через шею.

– Ну, как там дела впереди? – спрашиваю я раненого солдата.

– Унтер-офицер Шефер и еще один офицер погибли. Я не знаю, кто именно. Других потерь нет. Наступление развивается успешно. Но подробностей я не знаю, герр ассистенцарцт, все произошло так быстро! – бодро отвечает раненый.

– Возвращайтесь назад по этой дороге, – говорю я ему, – пока не встретите санитарную роту! Она следует за нами!

С улыбкой солдат отправляется в обратный путь. Война продолжалась для него всего лишь каких-то пять минут. Я снова вскакиваю в седло, пришпориваю своего Плута и нагоняю головную группу нашей колонны. Петерман следует за мной. Вскоре мы уже скачем рядом с командиром батальона Нойхоффом и его адъютантом Хиллеманнсом.

– Все в порядке? – спросил меня командир.

– Так точно, герр майор! Всего лишь легкое ранение в руку.

– Как вы представляете себе оказание раненым необходимой медицинской помощи в условиях, когда подразделение так растянуто?

– Все спланировано очень тщательно, герр майор!

– Хорошо, но каковы именно ваши планы, Хаапе? – продолжал настойчиво интересоваться Нойхофф.

– Эта дорога, проходящая мимо таможни, ведет к автодороге на Калварию. Туда с санитарной ротой выдвигается оберштабсарцт доктор Шульц и принимает всех раненых, которым я оказал медицинскую помощь. Тяжелораненых я прикажу временно размещать в близлежащих к дороге домах, с ними останется один из наших санитаров, пока доктор Шульц не заберет их. Точно таким же образом будут действовать и остальные батальонные врачи!

– Хорошо! – пробурчал себе под нос Нойхофф.

* * *

Погибшим офицером оказался лейтенант Шток из нашего батальона: он был сражен пулей русского снайпера, занимавшего позицию в высокой ржи. Тело Штока лежало посреди вытоптанного ржаного поля. Два бойца из 11-й роты Крамера, в которой служил и Шток, копали ему могилу в мягкой, податливой земле. Четверо пленных русских солдат угрюмо наблюдали за их работой. У двоих из них сквозь свежие, только что наложенные повязки сочилась кровь. Мой маленький, бойкий санитар Дехорн дал одному из русских напиться воды из своей фляжки. Я заметил, что двое других русских, стоявшие в стороне от остальных, не были даже перевязаны, хотя на ноге у одного из них была зияющая, сильно кровоточащая рана. Мой другой санитар, унтер-офицер Вегенер, охранял пленных с автоматом в руках, очевидно, это был автомат погибшего Штока. И мой третий санитар, ефрейтор Мюллер, с хмурым видом не спускал глаз с русских.

Не опуская автомата, Вегенер отдал мне честь и доложил:

– Мы перевязали этих четверых русских, герр ассистенцарцт! Но что нам делать с двумя другими? Замаскировавшись во ржи на этом поле, они застрелили лейтенанта Штока выстрелом в спину. Позднее наши ребята нейтрализовали этих типов с помощью гранаты. Мы что, должны оказывать им первую помощь?

– Мы не судьи им, Вегенер! – резко оборвал его я. – Наша задача – помогать раненым! Как немцам, так и русским! Даже в том случае, если они убили одного из наших офицеров выстрелом в спину. А теперь, пожалуйста, опустите свой автомат!

Тем временем солдаты закончили рыть могилу и опустили в нее тело Штока. Саперными лопатками они быстро засыпали тело погибшего офицера рыхлой землей и, соорудив грубый березовый крест, воткнули его в могильный холмик. Вот и все, что можно было сделать для погибшего товарища. На крест водрузили стальную каску и повесили идентификационный жетон лейтенанта. Каска и жетон свидетельствовали о том, что здесь покоится лейтенант Шток, погибший в 21 год. Ничто на этой могиле не указывало на то, что юный лейтенант был прекрасным пианистом, что незадолго до того, как мы покинули Нормандию, своим исполнением «Лунной сонаты» во время мессы в часовне городка Литри он добился того, что заставил множество слушателей из нашего батальона забыть обо всем на свете. И вот всего лишь за какое-то мгновение лейтенант Шток был вырван из этой прекрасной жизни ужасной смертью. За то мгновение, которое потребовалось русской пуле, вылетевшей из ствола снайперской винтовки, долететь до его сердца…

До сих пор я не раз видел умирающих, которые хотя бы несколько минут находились на пороге смерти. Но еще никогда прежде жизнь человека из моего ближайшего окружения не обрывалась так быстро. Внезапная смерть Штока переключила мои размышления о себе самом на мысли о моих боевых товарищах. Теперь следовало раз и навсегда покончить с самокопанием! С этого момента я должен смотреть на войну глазами своих товарищей из 3-го батальона! Вполне возможно, что в будущем с нашим батальоном может произойти еще многое такое, что вытеснит из памяти воспоминания о юном лейтенанте Штоке и о его тонких красивых пальцах пианиста.

Мы проехали мимо горящего здания таможни, покинув тем самым Восточную Пруссию, и вступили на территорию Литвы (с 1940 года Литовской ССР в составе СССР). Многочисленные заграждения из колючей проволоки, в беспорядке опутавшие луга и поля, вскоре остались позади нас. Перейдя границу, мы оказались в совершенно другом мире. Разумеется, земля и ландшафт по обе стороны от этой возведенной людьми границы были такими же. Однако вместо красивых крестьянских дворов и ухоженных полей Восточной Пруссии мы увидели каменистые пашни, покосившиеся крестьянские избы и очень бедно одетых людей.

Для жителей приграничных областей война закончилась уже через какой-то час с небольшим после своего начала. И растерянные люди, находившиеся в явном замешательстве, уже начали робко выходить из своих укрытий. Эти литовцы наверняка видели развертывание советских войск в приграничном районе, однако они явно не ожидали, что мы сможем так быстро и внезапно их разгромить. К сожалению, у нас не было времени остановиться, чтобы поговорить с ними. Передовые отряды нашей пехоты продвинулись почти на пять километров в глубь территории противника, а наши танки, вероятно, уже глубоко вклинились на литовскую равнину, чтобы начать первую из многих операций по окружению врага. Противник, имевший большое преимущество в живой силе и технике, в панике отступал.[3] И мы должны были позаботиться о том, чтобы так было и впредь!

И подразделения наших люфтваффе были постоянно задействованы в боевых действиях, активно поддерживая наступление наземных сил. С прифронтовых полевых аэродромов один за другим взлетали боевые машины наших прославленных асов. Все утро мы смотрели, запрокинув голову, как над нами проплывали немецкие авиационные эскадры: басовито гудевшие бомбардировщики[4] «Хейнкели» и «Дорнье», проносившиеся с оглушительным воем истребители «Мессершмитты» и пикирующие бомбардировщики. Все они летели на восток, соблюдая идеальный строй, как на воздушном параде, словно не было в мире ничего проще, как заходить на обнаруженные вражеские цели над территорией, где все еще продолжались ожесточенные бои.

Неожиданно вдали мы услышали другое гудение, которое было нам незнакомо и которое становилось с каждой минутой все громче. Но даже в наши бинокли мы все еще не могли ничего рассмотреть. И вот в бреши в плотном слое облаков появились они: пять, шесть, семь русских бомбардировщиков! Наша походная колонна остановилась. Все бросились врассыпную, в поисках хоть какого-нибудь подходящего укрытия на обочине дороги. Пулеметчики залегли вместе со своими пулеметами на подходивших к самой дороге ржаных полях. И тут мы рассмотрели, что это были не тяжелые бомбардировщики, а небольшие, тупоносые монопланы и бипланы с усеченными крыльями, вероятно русские пикирующие бомбардировщики. Они пролетели прямо над нашими головами, однако, очевидно, не мы были их целью. Наши пулеметчики и зенитчики открыли по ним огонь. Тогда справа от нашей колонны русские пилоты бросили свои самолеты резко вниз. Примерно в двух километрах за нашей спиной, в тылу, мы услышали глухие разрывы сброшенных русскими бомб и увидели огромные клубы пыли и дыма, поднимающиеся вверх. Вот советские самолеты снова пронеслись над нашими головами на восток, но не в таком четком строю, как наши асы люфтваффе. Наша колонна продолжила свое движение на восток.

А вот и первые пленные! Каждый из нас пристально рассматривал их, стараясь узнать как можно больше о новом противнике. Их оказалось около пятидесяти человек, то есть примерно взвод. Русские были одеты в военную форму цвета хаки, на них были просторные гимнастерки, все солдаты оказались одинаково острижены наголо, у большинства из них были широкие невыразительные лица.

От находившейся недалеко от дороги крестьянской усадьбы донесся крик – это звали санитаров. Вместе с Дехорном и Вегенером я поскакал туда и увидел несколько гражданских и множество раненых русских солдат. Я оказал первую помощь пострадавшим, имевшим более серьезные ранения, и приказал Вегенеру заняться легкоранеными. После этого он должен был сообщить в санитарную роту о месте, где лежали раненые, а затем сразу же нагнать меня.

Оказалось, что в настоящий момент самым лучшим средством передвижения была лошадь. Я пронесся галопом вдоль дороги по полям и таким образом вскоре смог обогнать колонну и опять присоединиться к Нойхоффу.

...
5

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942», автора Генриха Хаапе. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанрам: «Книги о войне», «Биографии и мемуары». Произведение затрагивает такие темы, как «дневники», «военные мемуары». Книга «Пункт назначения – Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941–1942» была издана в 2014 году. Приятного чтения!