– Ну, насчет законности, может, ты и прав, но, что это неправильно, я уверен. В независимой стране все должны вести торговлю в национальной валюте. Науку, опять же в суверенном государстве, должны оплачивать свои налогоплательщики, а не зарубежные. Может быть, даже науку надо было бы поставить на первый план. На кого работаете, господа ученые. Так что гранты твои, это поцелуй Иуды. Вот как мне это дело представляется.

– Ладно, спорить не буду, – неожиданно легко согласился Виктор, – не все благополучно в нашем королевстве. Только вот одно мне скажи, что ты лично имеешь против Иуды, и что ты о нем знаешь?

– Лично против него я ничего не имею. А знаю то же, что и все. Иуда – символ предательства, и тебе самому это достаточно хорошо известно.

– Соглашусь, что общеизвестно. Но у меня по поводу Иуды совершенно иное мнение. Можно сказать, противоположное. Правда, к дефолту эта история отношения не имеет, но, если хочешь, расскажу свою версию.

– Валяй. Хочется услышать что-нибудь новенькое.

– Ну, что же. Давай перенесемся на пару тысяч лет назад. Римская империя в расцвете. Все Средиземноморье в ее власти. Иудея – один из многих протекторатов империи. В Иерусалиме сидит римский наместник, небезызвестный Понтий Пилат, с небольшим войском. В Иудее подконтрольное ему самоуправление. Но согласия между наместником и местными властями нет. Между ними идут постоянные трения, хотя в целом местная администрация лояльна к Риму, и обе стороны равно заинтересованы в мире и спокойствии в регионе по принципу «не буди лихо, пока оно тихо». И вот в Иерусалиме появляется человек, называющий себя Иисусом, к которому тянутся люди, собираются в толпы, вслушиваются в каждое сказанное им слово.

Даже в то наивное время, чтобы тебя слушали, надо было уметь хорошо говорить. Одним божьим даром здесь не обойдешься. Ораторскому искусству надо было учиться. Иисус был образованным человеком. Сам этот факт говорит о том, что он происходил из знатной семьи. По некоторым данным он чуть ли не половину жизни провел в Индии. Там он мог, по-своему восприняв идею реинкарнации, трансформировать ее в идею воскрешения и вознесения.

Проповедуя, он говорит о любви к ближнему, о добродетели, о том, что все люди братья, о царствии небесном. Нет в его словах ничего крамольного, кроме одного, чего не может не замечать иудейский Священный синедрион, – угрозы вере, своей вере. В его власти только церковное наказание. В том числе и весьма суровое – побитие камнями, но он просит римского прокуратора помочь избавиться от нового проповедника. Их в Иудее много, но этот самый опасный. Он творит чудеса, люди идут за ним.

Но избавиться от Иисуса уже не просто. Он постоянно окружен своими учениками и последователями, просто внимающими ему людьми. Применить силу, значит, возбудить гнев народный, а там, глядишь, и до Рима слух дойдет, тогда всем не поздоровится. Нет, надо выходить из положения по возможности без шума. Лучше всего, если бы он просто ушел из Иерусалима и проповедовал бы где-нибудь в другом месте.

В это время Иисус тоже понимает, что ему удалось найти ключ к людским сердцам, что его вероучение начинает овладевать массами, что оно нужно людям. Это именно то, к чему он шел всю жизнь. Надо закрепить успех любой ценой. Нужен эффектный заключительный аккорд. Какой? Смерть. На глазах народа – значит, казнь. Смерть его не страшит. Он готов на все ради великой цели. Но как сделать, чтобы он был казнен не как смутьян или разбойник, а вот так, в ореоле доброй славы. Так может случиться только в результате предательства. Но никто из его соратников на предательство не способен. Это он знает точно. На то он и знаток человеческих душ. Сегодня всех учеников и почитателей Иисуса мы бы назвали фанатиками, а среди них не бывает предателей. Но есть совсем другое. Каждый из учеников Иисуса готов выполнить любую его просьбу. Более того, сочтет за честь и будет бесконечно признателен за доверие. И Иисус выбирает Иуду. Своего любимого ученика. Все должно остаться в тайне. Только они ее хранители. Больше посвященных нет. Иуда целует Иисуса в знак благодарности за доверие. Одновременно это прощальный поцелуй. Нет, они оба, безусловно, уверены, что вскоре встретятся снова там, в райских кущах, куда они зовут своих последователей. Но их земные пути на этом расходятся. Навсегда. Одному достанется вечное признание и поклонение, а другому – вечное проклятие и презрение.

Иуда понимает, какое доверие ему оказано. Он выполняет волю Иисуса. Предает его римлянам и получает за это от Священного синедриона те самые тридцать серебряников. Но владеет он ими очень недолго. Они ему вообще не нужны. Он принял их только для правдоподобности, чтобы поверили в его корыстные цели. Убедившись, что Иисус схвачен, он позволяет себе маленькую слабость – подбрасывает деньги тем, кто ему их дал. Но в ту же ночь, спохватившись, он идет в Гефсиманский сад, чтобы расстаться с жизнью и тем самым навсегда запечатать собственные уста. Заметь, из приближенных Иисуса никто, кроме Иуды, не последовал за своим учителем. Только он один.

– Подожди! – возмутился Вениамин, – я не сомневался в том, что Иуда был убит то ли по приказанию, то ли при попустительстве Понтия Пилата!

– Э, дорогой мой, это ты Булгаковскую версию излагаешь. Вспомни тогда еще одного героя, нет, правильнее сказать, персонажа романа «Мастер и Маргарита» – Афрания – начальника тайной службы римлян. Я думаю, что введением в роман эпизода с убийством Иуды, Булгаков сделал реверанс в сторону товарища Сталина и его спецслужб. Вот, мол, как умен и тонок Понтий Пилат в белом плаще с кровавым подбоем, и как деликатно умеют выполнять его волю спецслужбы. Что поделаешь, дань специфике того времени. Судьба самого Булгакова висела на волоске и зависела только от каприза товарища Сталина. Никаких документов, подтверждающих личную поддержку Иисуса Понтием Пилатом, не обнаруживается, а вот о телефонном разговоре Сталина с Булгаковым известно достоверно. Впрочем, не исключено, что прокуратор лично не имел ничего против Иисуса. В его проповедях не было ничего против римского владычества.

– И это еще не все, – продолжал Виктор, – мало кто знает, что в первые века нашей эры было известно около тридцати Евангелий, принадлежавших соответствующему числу авторов. Но где-то в четвертом веке церковные иерархи приказали сжечь как еретические большую их часть, оставив только известные всем четыре варианта, ставшие по их воле каноническими. С тех пор уничтожение ереси стало системой, можно сказать, основой цензуры, используемой и церковью, и государствами. В чем заключалась ересь каждого из уничтоженных документов, теперь уже не узнать. Мотивом для этого, наверное, были богословские споры об истинности веры, могущие вести к расколам, которых все равно не удалось избежать, а иерархи, стремясь к благой цели, к единению церкви, совершили, на мой взгляд, преступление против истории. Надо было, как принято у нас в архивном деле, завести папку с надписью «Хранить вечно» и положить в надежное место. Впрочем, кто знает, что хранят архивы папского престола! Но и это еще не конец. Знаешь ли ты, что в начале семидесятых там же, в святых землях, какой-то пастух отыскал Евангелие от Иуды, написанное на коптском языке!

– И что же в нем написано? – не удержался от вопроса Вениамин.

– А вот чего не знаю, того не знаю, – рассмеялся Виктор. – Не расшифровано до сих пор, и когда расшифруют, неизвестно. Очень трудно будет это сделать. Ведь оно пролежало в пещере, в кожаной сумке почти две тысячи лет, а последние годы хранится, не поверишь, не у реставраторов, а в сейфах какого-то банка. Условия там могут оказаться похуже, чем в пещере. Создается впечатление, что не очень-то и хотят разобраться в его содержании. Вдруг опять ересь? Что тогда? Как, спустя две тысячи лет, сказать прихожанам, что все это время отцы церкви в чем-то заблуждались. Даже на мой непросвещенный взгляд, Евангелие от Иуды, что бы в нем ни содержалось, должно рассматриваться просто как исторический документ и никак не влиять на устои христианства. Так что ничем не могу помочь. Самому любопытно, но что поделаешь. Впрочем, вряд ли Иуда кому-нибудь мог сказать о поручении Иисуса. Тогда он сам счел бы себя предателем.

На некоторое время в воздухе повисло молчание. Виктор аккуратно убрал со стола и пересел со стула в кресло. Вениамин, последовав его примеру, заговорил:

– То, что ты рассказываешь, звучит шокирующе, хотя, безусловно, очень интересно. Но, неужели до тебя никто не додумался до этого. Ведь все это лежит ну вроде как на поверхности. Без казни Иисуса христианство вообще могло бы не состояться как религия. И не так уж важно с позиции сегодняшнего дня, действовал Иуда из корыстных побуждений, по собственной инициативе или по просьбе Иисуса.

– Ты прав. Христианство состоялось, и это главное. Уверен, в вопросе об Иуде было сломано много копий. Сам я об этом мало что знаю. Мысли на эту тему стали появляться только тогда, когда узнал про Евангелие от Иуды. Копать эту тему я дальше не собираюсь. На то специалисты есть. Меня-то совсем другое интересует. Куда как более древнее.

– Но публиковать то, что мне сейчас рассказывал, думаешь?

– Да ни в коем случае! Я слишком глубоко уважаю христианство, как, впрочем, и другие религии. Это так, мысли вслух, можно сказать, сокровенные. Никак не для печати.

– С каких это пор ты так проникся к религии? Никогда не видел в тебе верующего, скорее, всегда считал немного циником.

– Ну, циником я никогда не был, да и верующим не стал. Пока не стал. А к религии проникся, когда начал слушать курс научного коммунизма и научного же атеизма. Тогда и понял, что большевики пытались, по сути, насадить новую религию. Ленин – бог. Парторг – священник, райком – приход. Обком – епархия, и так далее. Но не вышло. Иисус вошел в людские сердца и души через любовь, через милосердие. А большевики хотели, чтобы люди поклонялись мечу карающему. Они и поклонялись ему какое-то время, что было делать, пока висевший над ними меч не проржавел. И мы с тобой поклонялись, что греха таить. Это теперь мы такие смелые, а тогда, в восьмидесятые, сами во всех тогдашних ритуалах участвовали. А если в чем и сомневались, то помалкивали.

– Послушай, Виктор! – перебил его Вениамин, – давай про советскую власть, да и про нынешнюю тоже, говорить не будем. В зубах навязло. Ты мне лучше расскажи, над чем работаешь и что за интригующую фразу ты тогда на банкете выдал? Действительно набрел на что-то интересное или так просто ляпнул?

– Ну не хочешь о дне сегодняшнем, поговорим о старине. Только одно скажу тебе. В дефолте есть и свои светлые стороны. Через некоторое время сам увидишь. Это только в первый момент все в черном свете видится, а пройдет время, сам поймешь. Такого масштаба событие способно пробудить к жизни что-то новое, до сего дня скрытое. Оценить происшедшее правильно можно только по прошествии времени. Большое видится на расстоянии.

– Светлая сторона дефолта – это как ложка меда в бочке дерьма, – пробурчал Вениамин, – смени пластинку.

– Изволь. Желание гостя – закон для хозяина. Будь по-твоему. Только наберись терпенья. Я десять лет этим занимаюсь, за одну минуту не расскажешь.

– А ты не торопись, Солнце еще высоко, – усмехнулся Вениамин.

Виктор поднялся с кресла и, выпив глоток остывшего чая, заговорил: «Ты знаешь, интерес к истории у меня был с детства. Хотел в Университет поступить, но не прошел по очкам. А в архивный поступил почти запросто. И все ждал, когда же мне расскажут – как, почему и зачем обезьяна превратилась в человека. Так и не услышал. Говорили, что труд ее как-то перековал. Да с чего бы ей начинать трудиться? Еды в лесах и так было много, а нечего есть, ну так мигрирует куда-нибудь или просто сдохнет. И потом, как эволюция могла дать такой асимметричный ответ на вызовы природы? Надеть на себя чужую шкуру, разжечь огонь, заговорить! Это уже не эволюция, а настоящая революция.

Другая версия мне всегда казалась более правдоподобной: Бог создал человека. Из праха земного, то бишь из глины. Не из пластилина же? Но не надо все понимать уж слишком буквально. Бог создал человека из какого-то материала, хорошо поддающегося обработке. Может, из живого существа, той же самой обезьяны или какого другого двуногого. Важно не из кого или чего, а кто это сделал.

Библия говорит, что Бог и нашу планету сотворил. Вот тут важно, из чего. Из хаоса. А что говорит об этом современная наука? Да то же самое. Произошел Большой Взрыв, и выброшенные им частицы постепенно превратились в звезды, а при них сформировались планеты. Наука додумалась до этого буквально вчера, а священные книги знали об этом всегда. Спрашивается, откуда? Почему бы тогда не поверить Библии и в других вопросах. Поэтому для меня не существует вопроса о том, есть Бог или нет. Однозначно есть. Другой вопрос, где Он, кто Он. Один Он с обеими задачами справился в разное время или нет. Но на это я и не замахиваюсь. Хочу лишь попытаться найти земные следы деяний Бога. Хочу попытаться понять, как Он превратил двуногое существо в человека, даже не задаваясь вопросом, зачем».

Здесь Виктор прервал свой рассказ и посмотрел на Вениамина. Тот внимательно слушал товарища, широко открыв глаза.

– Я начал с конца, то есть с нашего времени, постепенно пробираясь вглубь веков. – продолжал Виктор. – Что мы видим сейчас? Как говорится, могучую поступь научно-технического прогресса буквально во всех областях. Когда он начался? С чего вдруг? Много тысяч лет люди охотились, пасли скот, занимались земледелием, практически ничего не меняя во всем этом. Мотыга, копье, топор вошли в двадцатое столетие почти в первозданном виде. И вот на этом патриархальном фоне, можно сказать, параллельно ему, все это время непрерывно шел все ускоряющийся научно-технический прогресс. Человек сам стал творцом, а став им, запустил эволюционный процесс в создаваемой им технике. Причем эволюция в технике идет гораздо быстрее, чем в природе. Что это значит? Это значит, что со временем человеческие творения могут сравняться по сложности с природными, а затем и превзойти их! Заметь, в творческую фазу из всех живущих на Земле существ перешел только человек, никто больше не сделал этого или пока не сделал.

– Вот это ты здорово сказал, пока не сделал, – перебил друга Вениамин, – я сразу представил себе, что в творческую фазу начали переходить другие животные. Кошки, собаки, лошади, например. Они уже давно живут с человеком, можно сказать, купаются в его интеллектуальной среде. Но это еще ничего. А вот если то же самое произойдет с коровами, свиньями, курами? Что тогда? Первым делом они начнут бороться за то, чтобы мы их не ели. Станут объединяться в народные фронты, партии, профсоюзы. Представь себе партийное собрание в курятнике! Или петухи введут дискриминацию по половому признаку, а куры будут бороться за эмансипацию! Будут вносить инициативы в парламент, отстаивать свое конституционное право гадить на проезжей части!

– Опять ты балаганишь! – закричал на него Виктор, – я серьезно говорю, а ты…

Но договорить ему не удалось. Хлопнула дверь, и в лабораторию влетела Наталья. По ее наряду, будто сошедшему с картин прошлого века, Вениамин сразу понял, что жена друга сегодня взяла себе новое имя.

– Как прикажете вас сегодня называть? – воскликнул он.

– Сейчас я Скарлет, а вечером буду бедной Лизой, – нисколько не смущаясь вопросом, ответила она. – Ну что же вы сидите! Идемте скорей.

– Куда?

– Как куда, на спектакль. Сегодня я играю в театре, а вы будете в числе моих зрителей.

Поход в театр никак не входил в сегодняшние планы Вениамина, но, увлеченный вихрем, который всегда возникал вокруг Натальи, он, не раздумывая, последовал за своими друзьями.