Молча, как тени, мы продвигались в ночном мраке, увязая в глубоком песке. Идти быстро было невозможно, так как мы беспрестанно натыкались на колючие кусты. Песок забирался в наши вельдскуны и охотничьи ботинки Гуда, так что время от времени мы были вынуждены останавливаться и вытряхивать обувь. Ночная прохлада смягчала и приятно освежала тяжелый удушливый воздух пустыни, и мы, несмотря на частые остановки и трудности перехода, довольно значительно продвинулись вперед. Кругом царило гнетущее безмолвие. Желая нас подбодрить, Гуд начал насвистывать песенку «Девушка, которую я оставил дома», но веселый мотив звучал мрачно и зловеще в бескрайных просторах, и он замолк.

Shortly afterwards a little incident occurred which, though it startled us at the time, gave rise to a laugh. Good was leading, as the holder of the compass, which, being a sailor, of course he understood thoroughly, and we were toiling along in single file behind him, when suddenly we heard the sound of an exclamation, and he vanished. Next second there arose all around us a most extraordinary hubbub, snorts, groans, and wild sounds of rushing feet. In the faint light, too, we could descry dim galloping forms half hidden by wreaths of sand.

hubbub ['hʌbʌb]

wreaths [ri:θs] (wreath)

Вскоре с нами произошло забавное происшествие, которое сначала нас сильно напугало, но затем очень рассмешило. Гуд шел впереди, держа в руках компас, с которым он, как моряк, умел прекрасно обращаться, мы же брели друг за другом позади него. Вдруг он громко вскрикнул и исчез. В тот же момент вокруг нас раздались какие-то дикие звуки: фырканье, храпенье, стоны и тяжелый топот поспешно убегающих ног. Несмотря на почти полный мрак, мы, хоть и с трудом, могли различить неясные очертания каких-то странных существ, которые стремительно неслись вперед, поднимая вихри песка.

The natives threw down their loads and prepared to bolt, but remembering that there was nowhere to run to, they cast themselves upon the ground and howled out that it was ghosts. As for Sir Henry and myself, we stood amazed; nor was our amazement lessened when we perceived the form of Good careering off in the direction of the mountains, apparently mounted on the back of a horse and halloaing wildly. In another second he threw up his arms, and we heard him come to the earth with a thud.

howled [haʊld] (howl)

ghosts [gǝʊsts] (ghost)

Туземцы побросали свою поклажу, намереваясь удрать, но, вспомнив, что бежать некуда, бросились ничком на землю и начали вопить, что это дьявол. Мы с сэром Генри стояли ошеломленные, но были еще больше ошеломлены, когда внезапно увидели Гуда, несущегося во весь опор по направлению к горам. Нам показалось, что капитан мчится верхом на лошади, издавая при этом дикие вопли. Вдруг, взмахнув руками, он со всего размаха тяжело грохнулся на землю.

Then I saw what had happened; we had stumbled upon a herd of sleeping quagga, on to the back of one of which Good actually had fallen, and the brute naturally enough got up and made off with him. Calling out to the others that it was all right, I ran towards Good, much afraid lest he should be hurt, but to my great relief I found him sitting in the sand, his eye-glass still fixed firmly in his eye, rather shaken and very much frightened, but not in any way injured.

injured ['ɪnʤǝd] (injure)

Тогда я понял, что случилось: в темноте мы наткнулись на стадо спящих квагг^[49], и Гуд упал на спину одного из животных, которое в испуге сразу же вскочило и ускакало вместе с седоком. Крикнув своим спутникам, чтобы они не беспокоились, я бросился к Гуду и, к моей величайшей радости, нашел его сидящим на песке. Я вздохнул с облегчением, увидя, что он нисколько не пострадал от падения. Конечно, капитан был сильно напуган и его основательно тряхнуло, хотя это никак не отразилось ни на нем, ни на его монокле, который, как обычно, красовался в его глазу.

After this we travelled on without any further misadventure till about one o'clock, when we called a halt, and having drunk a little water, not much, for water was precious, and rested for half an hour, we started again.

halt [hɒlt]

precious ['preʃǝs]

После этого забавного инцидента мы продолжали путь без всяких неприятных происшествий. Около часу ночи сделав привал, выпив немного воды (пить вволю мы не могли, так как помнили, насколько драгоценна была для нас эта влага) и отдохнув с полчаса, мы двинулись дальше.

On, on we went, till at last the east began to blush like the cheek of a girl. Then there came faint rays of primrose light, that changed presently to golden bars, through which the dawn glided out across the desert. The stars grew pale and paler still, till at last they vanished; the golden moon waxed wan, and her mountain ridges stood out against her sickly face like the bones on the cheek of a dying man. Then came spear upon spear of light flashing far away across the boundless wilderness, piercing and firing the veils of mist, till the desert was draped in a tremulous golden glow, and it was day.

tremulous ['tremjʊlǝs]

Мы шли, шли и шли, пока наконец восток не зардел румянцем, как вспыхнувшее от смущения лицо девушки. Показались нежные лучи желтовато-розового цвета; они быстро разгорались и вдруг превратились в огненно-золотые полосы, по которым в пустыню скользнул рассвет. Звезды становились все бледнее и наконец совсем исчезли. Золотая луна потускнела, и горные цепи обозначились на поблекшем ее лике, как тени на лице умирающего. Лучи света, похожие на копья, сверкнули где-то очень далеко и озарили бескрайную пустыню, пронизывая и зажигая покров тумана, окутывающий ее, пока она вся не затрепетала золотым блеском. Наступил день.

Still we did not halt, though by this time we should have been glad enough to do so, for we knew that when once the sun was fully up it would be almost impossible for us to travel. At length, about an hour later, we spied a little pile of boulders rising out of the plain, and to this we dragged ourselves. As luck would have it, here we found an overhanging slab of rock carpeted beneath with smooth sand, which afforded a most grateful shelter from the heat. Underneath this we crept, and each of us having drunk some water and eaten a bit of biltong, we lay down and soon were sound asleep.

underneath [,ʌndǝ'ni:θ]

Мы решили не останавливаться, хотя нам и очень хотелось отдохнуть, так как знали, что, когда солнце поднимется выше, наступит такая жара, что вряд ли можно будет продолжать путь. Наконец, примерно через час, мы издали заметили несколько скал, возвышавшихся на ровной местности. Едва волоча ноги от усталости, мы поплелись к ним и с радостью увидели, что одна из них сильно выдается вперед, образуя навес, который мог служить хорошим убежищем от зноя. Земля под ним была покрыта мелким песком. Мы с наслаждением там укрылись, выпили немного воды, съели по кусочку билтонга и тотчас же заснули мертвым сном.

It was three o'clock in the afternoon before we woke, to find our bearers preparing to return. They had seen enough of the desert already, and no number of knives would have tempted them to come a step farther. So we took a hearty drink, and having emptied our water-bottles, filled them up again from the gourds that they had brought with them, and then watched them depart on their twenty miles' tramp home.

Когда мы проснулись, было уже три часа. Наши носильщики-кафры уже ждали нашего пробуждения, собираясь в обратный путь. Они были по горло сыты пустыней, и никакие ножи на свете не заставили бы их идти дальше. Мы с наслаждением выпили всю оставшуюся в флягах воду и, вновь наполнив их драгоценной влагой из тыквенных бутылей, принесенных туземцами, отпустили их домой.

At half-past four we also started. It was lonely and desolate work, for with the exception of a few ostriches there was not a single living creature to be seen on all the vast expanse of sandy plain. Evidently it was too dry for game, and with the exception of a deadly-looking cobra or two we saw no reptiles. One insect, however, we found abundant, and that was the common or house fly.

creature ['kri:tʃǝ]

reptiles ['reptaɪlz] (reptile)

В половине пятого мы двинулись дальше. В пустыне царила мертвая тишина. На всем видимом пространстве этой бесконечной песчаной равнины, кроме нескольких страусов, не было видно ни одного живого существа. Очевидно, для зверей здесь было слишком сухо и, за исключением одной или двух смертоносных кобр, мы не повстречали ни единого пресмыкающегося. Тем не менее одно насекомое встречалось в изобилии: обычная комнатная муха.

There they came, “not as single spies, but in battalions,”^[50] as I think the Old Testament^[51] says somewhere. What an extraordinary insect is the house fly. Go where you will you find him, and so it must have been always. I have seen him enclosed in amber, which is, I was told, quite half a million years old, looking exactly like his descendant of to-day, and I have little doubt but that when the last man lies dying on the earth he will be buzzing round – if this event happens to occur in summer – watching for an opportunity to settle on his nose.

battalions [bǝ'tæliǝnz] (battalion)

Они летали по пустыне и следили за нами, как шпионы, но не «поодиночке, а целыми отрядами», как это как будто где-то сказано в Ветхом Завете. Комнатная муха – необыкновенное насекомое. Куда бы вы ни пошли, вы всюду встречаете это создание. Так было, наверно, всегда, с начала мироздания. Однажды я видел это насекомое в куске янтаря, которому, как мне рассказывали, было не менее пятисот тысяч лет, и оно выглядело точно так же, как наша современная муха. Я почти не сомневаюсь в том, что когда на земле будет умирать последний человек, то муха (если, конечно, это случится летом) будет жужжать и кружиться вокруг него и внимательно следить, ожидая удобного случая, чтобы сесть ему на нос.

At sunset we halted, waiting for the moon to rise. At last she came up, beautiful and serene as ever, and, with one halt about two o'clock in the morning, we trudged on wearily through the night, till at last the welcome sun put a period to our labours. We drank a little and flung ourselves down on the sand, thoroughly tired out, and soon were all asleep. There was no need to set a watch, for we had nothing to fear from anybody or anything in that vast untenanted plain. Our only enemies were heat, thirst, and flies, but far rather would I have faced any danger from man or beast than that awful trinity. This time we were not so lucky as to find a sheltering rock to guard us from the glare of the sun, with the result that about seven o'clock we woke up experiencing the exact sensations one would attribute to a beefsteak on a gridiron. We were literally being baked through and through. The burning sun seemed to be sucking our very blood out of us. We sat up and gasped.

serene [sǝ'ri:n]

wearily ['wɪǝrɪli]

untenanted [ʌn'tenǝntɪd]

gridiron ['grɪdaɪǝn]

На закате солнца мы сделали привал и стали ждать восхода луны. Наконец она появилась на небе, спокойная и безмятежная, как всегда, и мы потащились дальше. Отдохнув только один раз около двух часов ночи, мы плелись всю ночь напролет, пока не взошло долгожданное солнце и мы не смогли наконец отдохнуть от мучительного ночного перехода. Выпив несколько глотков воды, совершенно измученные, мы повалились на песок и тотчас же заснули. Оставлять кого-нибудь на страже не было никакой необходимости, так как в этой бесконечной песчаной равнине не было ни одного живого существа. Нашими единственными врагами были жара, жажда и мухи. Но я скорей согласился бы подвергнуться опасности со стороны человека или дикого зверя, чем иметь дело с этой ужасной троицей. К сожалению, на этот раз нам не посчастливилось укрыться от зноя под какой-нибудь гостеприимной скалой. В семь часов мы проснулись от нестерпимой жары, испытывая такое ощущение, что нас, словно кусок филея, насадили на вертел и держат над раскаленными углями. Солнце пропекало буквально насквозь; казалось, что его палящие лучи вытягивают нашу кровь. Мы сели, едва переводя дыхание.

“Phew,” said I, grabbing at the halo of flies which buzzed cheerfully round my head. The heat did not affect them.

– Убирайтесь вон! – воскликнул я в изнеможении, разгоняя тучу мух, неутомимо и звонко жужжавших над моей головой.

Счастливые! Они не чувствовали жары.

“My word!” said Sir Henry.

– Честное слово… – промолвил сэр Генри.

“It is hot!” echoed Good.

– Да, жарковато! – перебил его сэр Гуд.

It was hot, indeed, and there was not a bit of shelter to be found. Look where we would there was no rock or tree, nothing but an unending glare, rendered dazzling by the heated air that danced over the surface of the desert as it dances over a red-hot stove.

surface ['sɜ:fɪs]

Жара действительно была невыносимая, и негде было укрыться от этого адского пекла. Вокруг, куда ни кинь взгляд, раскинулась голая, раскаленная пустыня. Не было ни бугорка, ни камня, ни единого деревца, ничего, что могло бы дать хоть чуточку тени. Нас ослеплял нестерпимо яркий блеск солнца, а жгучие, дрожащие струи воздуха, поднимающиеся над пустыней, как над раскаленной докрасна плитой, обжигали глаза.

“What is to be done?” asked Sir Henry; “we can't stand this for long.”

– Что же делать? – спросил сэр Генри. – Долго выдержать этот ад невозможно.

We looked at each other blankly.

В полном недоумении мы смотрели друг на друга.

“I have it,” said Good, “we must dig a hole, get in it, and cover ourselves with the karoo bushes.”

– Вот что! – сказал Гуд. – Нам нужно вырыть яму, забраться в нее, а сверху накрыться кустами.

It did not seem a very promising suggestion, but at least it was better than nothing, so we set to work, and, with the trowel we had brought with us and the help of our hands, in about an hour we succeeded in delving out a patch of ground some ten feet long by twelve wide to the depth of two feet. Then we cut a quantity of low scrub with our hunting-knives, and creeping into the hole, pulled it over us all, with the exception of Ventvögel, on whom, being a Hottentot, the heat had no particular effect. This gave us some slight shelter from the burning rays of the sun, but the atmosphere in that amateur grave can be better imagined than described. The Black Hole of Calcutta^[52] must have been a fool to it; indeed, to this moment I do not know how we lived through the day. There we lay panting, and every now and again moistening our lips from our scanty supply of water. Had we followed our inclinations we should have finished all we possessed in the first two hours, but we were forced to exercise the most rigid care, for if our water failed us we knew that very soon we must perish miserably.

amateur ['æmǝtǝ]

moistening ['mɔɪsnɪŋ] (moisten)

miserably ['mɪzrǝbli]

Это предложение не вызвало в нас особого энтузиазма, но все же это было лучше, чем ничего. Мы тотчас же принялись за работу, и с помощью рук и лопаты, которую с собой захватили, нам через час удалось вырыть яму около десяти футов длиной, двадцати шириной и двух футов глубиной. Затем охотничьими ножами мы нарезали стелющиеся по земле ветки кустарника, забрались в яму и накрылись ими. Один Вентфогель не последовал нашему примеру: он, как готтентот, привык к пеклу и нисколько от него не страдал. Это убежище до некоторой степени предохраняло нас от жгучих солнечных лучей. Я предоставляю читателю вообразить, каков был воздух в этой самодельной могиле, так как у меня нет слов его описать. Наверно, Черная Яма в Калькутте была раем по сравнению с нашей дырой. Я до сих пор не понимаю, как мы пережили этот ужасный день, когда, задыхаясь от недостатка воздуха, мы лишь время от времени смачивали губы водой, которой оставалось совсем мало. Если бы мы дали себе волю, она была бы выпита в первые же два часа. Но мы вынуждены были соблюдать самую строгую экономию, так как слишком хорошо понимали, что без воды нам грозит гибель от жажды.

But everything has an end, if only you live long enough to see it, and somehow that miserable day wore on towards evening. About three o'clock in the afternoon we determined that we could bear it no longer. It would be better to die walking than to be killed slowly by heat and thirst in this dreadful hole. So taking each of us a little drink from our fast diminishing supply of water, now warmed to about the same temperature as a man's blood, we staggered forward.

dreadful ['dredfl]

staggered ['stægǝd] (stagger)

Время тянулось невыносимо медленно. Но всему на свете бывает конец, – если, конечно, доживешь до него, – и этот страшный день начал склоняться к вечеру. Около трех часов дня мы решили, что терпеть эту пытку больше невозможно. Лучше умереть в пути, чем медленно погибать от жажды и невыносимой жары в этой страшной яме. Отпив несколько глотков из нашего более чем скудного запаса воды, которая нагрелась до температуры человеческой крови, мы, шатаясь, вновь поплелись дальше.

We had then covered some fifty miles of wilderness. If the reader will refer to the rough copy and translation of old da Silvestra's map, he will see that the desert is marked as measuring forty leagues across, and the “pan bad water” is set down as being about in the middle of it. Now forty leagues is one hundred and twenty miles, consequently we ought at the most to be within twelve or fifteen miles of the water if any should really exist.

consequently ['kɒnsɪkwǝntli]

Нам удалось уже пройти около пятидесяти миль в глубь пустыни. Если читатель вспомнит наставления старого да Сильвестра и посмотрит еще раз на его карту, он увидит, что пустыня простирается на сорок лье^[53], и водоем с «плохой водой» указан почти посреди нее. Сорок лье составляет сто двадцать миль, следовательно, мы должны были находиться самое большее в двенадцати или пятнадцати милях от воды, если, конечно, она еще существовала.

Through the afternoon we crept slowly and painfully along, scarcely doing more than a mile and a half in an hour. At sunset we rested again, waiting for the moon, and after drinking a little managed to get some sleep.

scarcely ['skeǝsli]

Весь день до захода солнца, испытывая нечеловеческие мучения и едва волоча ноги, мы медленно продвигались вперед, делая не более полуторы мили в час. Когда солнце село, мы сделали привал и в ожидании восхода луны немного подремали, предварительно выпив несколько глотков воды.