Spatium III

Совет да любовь Бескорыстных Заговорщиков, или Мемуары Просперо Кольрауна, боевого мага трона

(ледоколец-месяц, четыре с половиной года тому назад)

Сплетням о боевых магах несть числа.

Один разметал свинцовым градом орды тугрийской конницы под Шамширом. Другой, трубя в Заветное Горнило, обрушил стены Еросолиума на головы защитников. Третий пылающим флеймоглобусом вскипятил геенну снежную, после чего все демоны Нижней Мамы ходили красные и варенные «в мешочек». Четвертый, когда разверзлась пучина Кручина, выпуская наружу спящее Зло, съел на завтрак Квадригу Белобородцев и закусил островами Вах-Вах, последним убежищем темных сил. Пятый восемь дней дрался на Общем Погосте с превосходящими силами мертвяков, в итоге оживив всех до единого. Шестой…

Просперо Кольраун ненавидел дураков и трубадуров.

Это чувство он передал ученикам.

Ведя в Реттийском Универмаге курс начальной военной подготовки, он неизменно, на самой первой лекции, задавал слушателям один и тот же вопрос:

– Если боевая магия способна на такие подвиги, зачем нужны армии?

Слушатели чесали в затылках и соображали.

После неудачного покушения на жизнь Эдварда II боевой маг трона был вызван во дворец. Не сразу; пять месяцев спустя. Король на глазах у маршалов, сенешалей и камерариев облобызал Просперо, прижав спасителя к груди, после чего удалился с ним в отдельные покои. Где маг и узнал о депеше Совета Бескорыстных Заговорщиков. С одной стороны, приятно выяснить, что отныне король неприкосновенен для СоБеЗа, но, с другой стороны, раздражал сам факт интереса сих господ к августейшей особе. Уж лучше бы на короля посягнул очередной бастард, возжелав скипетра и державы. Хуже нет, чем бескорыстные поклонники чистого искусства…

СоБеЗ был учрежден печально известным Нотацием Репатриантом, епископом секты хаотитов. Радикальное крыло хаотитов – так называемые братья-катакомбисты, к коим принадлежал Нотаций, – любую власть полагало результатом небесного произвола, плодом соития Отца-Хаоса с самим собой, отрицая логические предпосылки перемен. Стоило катакомбисту заикнуться, что владыка X – тиран и деспот, а посему замена его на милосердного реформатора желательна ради процветания страны, или что повелитель царства N – старый маразматик, а посему…

Такого брата ждал карцер до полного осмысления.

Нотацием, прозванным меж хаотитами Внезапным, возглашалась доктрина «Беспорядочных связей». Согласно ее догмату, заговоры и покушения должны быть бессмысленны в сокровенной основе своей. Это благотворно влияет на карму владык и склоняет последних к растерянности в поступках, обновляя вечное звучание Хаоса в цитадели порядка. К концу жизни Нотаций, приор-мэтр Совета Бескорыстных Заговорщиков, впал в детство, сложил полномочия, отказался от заблуждений прошлого и покаялся, но было поздно.

Идея нашла сторонников.

Неофит СоБеЗа пред лицом братьев торжественно отказывался от личных и государственных интересов. Учиняя заговоры и обустраивая покушения, он руководствовался полным отсутствием каких бы то ни было соображений, помимо чистой случайности выбора. Финансовые мотивы отрицались еще более категорически, чем прочие. В идеале заговор списывался жертвами и родственниками жертв на злую судьбу, невинных людей или природные катаклизмы. В зависимости от уровня и качества, а также количества проведенных актов бескорыстия член-заговорщик продвигался по иерархической лестнице Совета: от рядового кнехта до магистра, полного мэтра или даже приора, если повезет.

Кошмар правителей, Совет Бескорыстных Заговорщиков, как ни странно, вызывал в Их Величествах извращенный интерес. Говорят, на высочайших ассамблеях даже заключались пари: кто кого и когда? Опять же, став персоной нон грата после неудачного покушения, любой владыка вызывал зависть и уважение коллег.

Один Просперо Кольраун не видел в этом ничего хорошего.

Любимчики судьбы долго не живут.

– Серафим озабочен, – без предисловий начал Эдвард II, когда они остались наедине. – Каземат-сыскари, телепни безногие, опоздали. Розыск не дал результатов. А после этой дурацкой депеши дело закрыто. Все вроде бы ясно, и лишь мы одни чувствуем себя как на иголках. Друг мой, короли ничего не смыслят в Высокой Науке. Но очень хочется знать: что на самом деле случилось в Филькином бору?

– Понятия не имею, – чистосердечно ответил Просперо, развалясь в кресле. Один из немногих, он обладал редкой привилегией: сидеть и лежать в присутствии короля. – Стыдно признаться, государь, но у меня есть лишь слабое объяснение моих действий: интуиция. Надеюсь, Ваше Величество помнит, что матерью скромного Просперо Кольрауна была Хусская сивилла?

Король усмехнулся, любуясь красотой собственных ногтей:

– Разумеется, друг мой. Это ведь она предсказала падение династии Шлезвигов Гробокопателей и крах мятежа Эймунда Щербатый Топор? Великая женщина… И отца вашего, заклинателя ветров Авеля, мы чудесно помним. Милейший человек; жаль, что так рано вышел в отставку. Полагаю, это у вас наследственное: лучше всех в королевстве чуять, откуда ветер дует. Клянусь назойливостью нашей охраны, мы верим тебе без оговорок.

Маг взглядом переслал себе в рот ломтик инжира из вазочки. Тщательно прожевав, вытер губы платочком и продолжил:

– В Филькином бору, после цепочки убийственных совпадений, не обнаружив вредоносной атаки в адрес Вашего Величества, я осмелился подумать: какого беса?! Извините за вежливость, это профессиональное. И стал искать защиту. Метод «от противного» противен по определению, но часто дает результаты. Вот и сейчас – я довольно быстро нашел, что искал. Мощнейшая «Trias Septem-Lumen»: ограда такого уровня ставится для обуздания демонов рангом не ниже Праздного Дракона! Вы будете смеяться, государь, но демона я учуять не смог.

– Ты предположил, что демон вызван для угрозы престолу Реттии?

– Ничуть. Подпруга, хрыч, промах баронета… В сих мелочах напрочь отсутствует демоническое начало. Вызванный демон любого профиля должен войти с намеченной жертвой в непосредственный контакт, словно зверь с добычей. Поверьте мне на слово, Ваше Величество, и позвольте опустить специальные обоснования. А в нашем случае защита была, демон то ли был, то ли нет, а характер неприятностей с объектом и вовсе не поддавался классификации. Тогда я решил вызвать огонь на себя. Я еще никому этого не говорил, государь…

Смущенно откашлявшись, Просперо долго молчал.

– Ваше Величество, все, что я сделал, – это четко обозначил свое присутствие и враждебные намерения. Мой ученик испортил дурным влиянием указанный ему район леса, а я имел честь накрыть упомянутую «Trias Septem-Lumen» ковровым заклятьем, сметающим защитные ограды. Если демон имел место, он освободился. Если там находились опытные маги, я самым недвусмысленным образом вмешался в чужое дело. Короче, я ждал ответного удара: демоны и мои коллеги в таких ситуациях удивительно единодушны. Они не прощают самовольного вмешательства. Но ответа не последовало, демон никак себя не проявил, маги-обузданты затаились… А вы, государь, благополучно вернулись в столицу. Победителей не судят.

– Разумеется, друг мой! Кто же рискнет судить победителей! Их казнят без суда и следствия! – Эдвард II с доброжелательством подмигнул Кольрауну, переходя на «вы». – У нас к вам просьба, наш верный защитник. Если вы разузнаете какие-нибудь подробности об этом странном деле, ваш король всегда выкроит часок для увлекательной беседы. Надеюсь, мы поняли друг друга?

Кольраун еле удержался, чтоб не спросить: «Это приказ, государь?»

Он и так знал: это хуже, чем приказ. Это намек.

Поначалу судьба благоволила к боевому магу. Довольно быстро, повертевшись в обществе друзей-чародеев, которое Просперо ласково именовал «террариумом», он вышел на приват-демонолога Матиаса Кручека, доцента Реттийского Универмага. Фундаменталист и книжник, автор многих спорных теорий, доцент Матиас никак не мог иметь отношения к досадной охоте, – но в случайном разговоре он обронил важную информацию. Его близкий друг, практикующий охотник на демонов Фортунат Цвях, незадолго до казуса в Филькином бору делал запрос на членство в СоБеЗе.

– Что могло привлечь столь опытного практика в этой бессмысленной организации? – изумился Просперо, делая вид, что интерес его чисто академический. Не было никаких гарантий, что именно мастер Фортунат злоумышлял на короля прошлой осенью. Но боевой маг хорошо знал талант прославленного охотника.

«Trias Septem-Lumen» могли поставить единицы.

Доцент Матиас пожал плечами:

– Мне сложно понять мотивы почтенного Цвяха.

– Но вы же друзья с младых ногтей!

– Совершенно верно. Тем не менее… Понимаете, у меня беда. Мой сын… малыш Янош… Он тяжко болен.

– Вы обращались к лекарям? К коллегам по Высокой Науке?

– Спасибо за заботу, коллега Просперо. Но это пустая трата времени. Болезнь моего сына иного рода. Она неизлечима.

– Тогда при чем здесь Фортунат Цвях? Он ведь охотник на демонов, а не кудесник-медикус?

– Фарт обожал малютку Яноша. С рождения. Знаете, это звучит бредом, но однажды он сказал… Нет, я отказываюсь повторить!

– Полно, мастер Матиас! Здесь все свои!

– Он сказал, что Совет Бескорыстных Заговорщиков для него – еще одна ступень к излечению моего сына. Что именно бессмысленность СоБеЗа – ключ к успеху.

Просперо Кольраун тогда не знал, что история заглохнет на много лет, прежде чем Андреа Мускулюс свяжется с ним из Ятрицы, уставясь в кружку пива. Не подозревал он и того, что в конце связи, доверив малефику известные подробности, рекомендует ученику разузнать все обстоятельства давнего дела, какие окажутся в радиусе досягаемости. Но с важным условием – без отрыва от основной работы.

После чего боевой маг пнул лярва-питуха, допил из чужой кружки остаток пива и погрузился в дурные размышления.

Конец связи.

Дальше придется связывать концы по новой.

Caput IV

«Жизнь мага хороша собой: тернистый путь, суровый бой – чего и вам желаем…»

Вот так, значит. Как в популярном лэ Томаса Биннори: «Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что». Причем не в ущерб основной работе. При мысли об «основной работе» у Мускулюса заболел зуб: в качестве напоминания. Морщась, Андреа осторожно, чтоб не порвать, потянул за нити дозорной паутины. Линька задерживается, «ледяной дом» стоит… Что ж, на время сменим квалификацию: из малефиков в сыскари.

Прав был ланд-майор: колдовское дело – не сахар!

Щелкнув пальцами, он подозвал смазливую подавальщицу. Расплатившись, демонстративно подбросил на ладони серебряный шмон.

– Как мне найти ведьму Мэлис, голубушка?

– А вы, сударь, спуститесь к Ляпуни. И по бережку, во-он туда, – девица указала пальчиком вниз по течению речки, невидимой за домами. – Сперва излучина, после мостик встанет. Красивый, с перильцами. Только вам на ту сторону не надо. Минуете мостик и шагайте себе дальше. Первый дом, какой за мостом увидите, – ведьмин и есть. Легких вам ножек, сударь!

Объясняя дорогу – подробно, как несмысленышу, – красотка старательно глядела мимо денежки. Шмон ее не интересовал. Просто решила помочь человеку. По доброте душевной. Естественно, бескорыстие и отзывчивость были соответствующим образом вознаграждены. Раскланявшись с девицей, Мускулюс двинулся в указанном направлении. За спиной стихали хохот, крики, отчаянный визг поросят и могучий, оперный бас китовраса.

По мере приближения к Ляпуни город постепенно сходил на нет, без какой-либо четкой границы. Можно было бы счесть таким рубежом саму речку, но – весьма и весьма условно. Каменные дома с крышами из черепицы горбились, приседали, жались к земле, словно под гнетом незримой длани великана Прессикаэля. Пошли бревенчатые избы, хижины, хибары и развалюхи. В брусчатке мостовой сперва объявились выбоины, затем – изрядные прорехи. В конце концов улица ударилась оземь и превратилась в ухабистый проселок, заросший по обочинам пыльным лопухом и лакримозой с мясистыми, сочными листьями.

За кустами лисотрава сверкнула зеленоватая гладь реки. Вскоре обнаружилась тропинка, ведущая вдоль берега. Миновав рыбацкие мостки, обманщица-тропа вероломно нырнула в салатные дебри. Согнувшись в три погибели, Андреа топал по тоннелю из переплетенных над головой побегов и тихо ругался. А когда наконец смог выпрямить спину, сразу понял, что попал в театр боевых действий. Причем не на галерку и даже не в партер, а прямиком на самую что ни на есть авансцену.

– Лучше не подходите. Убью, – мрачно пообещал герой, прижавшись спиной к иве-лозянице.

Роль героя исполнял знакомый Мускулюсу актер: парень-дурачок, любитель детских игр, фальшивой магии и таинственных плюшек. Сейчас парнишка нисколько не походил на блаженного: в руках он сжимал увесистую корягу, готовый без колебаний пустить ее в ход. К парню жался мальчик лет пяти, в подражание старшему выставив перед собой ореховый прутик. Малыш был изрядно напуган, но настроен не менее решительно, чем старший приятель. Бледное лицо, глазенки отчаянно округлились – и в то же время губы плотно, по-взрослому сжаты. Зареветь? – разве что зареветь бычком, кидаясь в бой.

Сейчас малыш очень напоминал Леонарда Швеллера, каким кожевник был до болезни жены.

К герою с дитятей медленно приближались трое злодеев. Один знакомый: Якоб Гонзалка, архивариус магистрата. Несчастный отец, чья дочь пропала без вести. В руках архивариус неумело сжимал короткий плотницкий топор. С ним – еще двое. Угрюмый, наголо бритый детина: холщовая рубаха-распашонка, волосатая грудь, в руке – мясницкий нож-секач. И жилистый дядька; кусты бровей, вислые усы с проседью. Из «подстреленных» рукавов кожуха нелепо торчат лапы-грабли; пальцы до белизны в костяшках сжали суковатое полено.

– Слыхал, Мятлик? Это мы, значитца, не подходим. Это он нас, значитца, убивать будет. Поговори мне, сучонок! Куда Якоба дочку дел, паскуда?!

– Скажет он, все скажет, Клаус. Ты справа заходи, а я слева. А ты, Якоб, посередке, у тебя топор.

– Мальца Шишкиного не зацепите! Шишмарь задавит опосля…

– Что, тоже свести хотел, гаденыш?

Архивариус шел молча.

– Ну, давайте разом…

Мускулюс хлопнул в ладоши, привлекая внимание.

– Эй, судари мои! Помощь не требуется?

Вся компания уставилась на единственного зрителя, словно это был король Реттии в блеске и славе.

– Иди-ка, мил-человек, куда шел. Сами справимся.

– А я не у вас спрашивал, уважаемые. Слышишь, парень? Помощь нужна?

Хотя оружия Мускулюс не носил, выглядел он внушительно и прекрасно знал это. Бойцы из троицы аховые, глядишь, призадумаются.

– Я тебя видел, – заявил вдруг архивариус, удобней перехватив топорик. – В «Хромом Мельнике». Думаешь, если с Намюром пил, так теперь у Нижней Мамы в кумовьях?!

– Они заодно! – крикнул бритоголовый Клаус. – Рви ноготь, заодно! Шайка! Вместе детей сводят…

– Мы сейчас всю шайку-лейку… Якоб, иди первым, у тебя топор!..

– Корягу дать? – весело поинтересовался от дерева паренек. Он то ли и вправду ни капельки не боялся, то ли осмелел с перепугу. – Тут еще одна валяется. Мы спина к спине у мачты, против тысячи вдвоем!

– А я?! – пискнул малыш.

– Втроем! Ну конечно же, втроем! Становитесь рядом, мастер Андреа! А лучше заколдуйте их к песьим шлепам! Колдун вы или кто?!

Нельзя сказать, что троица сразу поверила словам героя, но сдала назад.

– Заколдовать негодяев? – Малефик свел брови на переносице. – «Черный день» устроить? Вырви-сглаз наложить? Запросто!

Мускулюс величественно воздел руки над головой. Глаза колдуна закатились, сверкнув синими звездчатыми белками. Он нараспев затянул «Quare pontifex thuribulum?», отчего злодеев мороз продрал по коже. Волосы Андреа встали дыбом. Между прядями с треском начали проскакивать лазурные молнийки, играя в салки.

– Вижу-у-у! – взвыл он дурным голосом.

Злодеи попятились.

– Ты! – Указующий перст сурово уперся в волосатую грудь мясника. – Ты, Клаус! Ты, знаток голяшки, филея и грудинки! Пока ты здесь занят неправедным делом, твоя жена Ханна…

Пауза, вися в душном воздухе, дохнула инфернальным холодом.

– Что с ней? Что с моей женой?! Скажите мне, сударь!

– Твоя распутная жена вновь отправилась к своему любовнику Гонасеку!

– Ханна?! К этому молокососу?! Не может быть!

– Если ты поспешишь, Клаус, то сам убедишься в правоте моих слов!

– Да я ей… я ему… Спасибо, мастер колдун! Рви ноготь, приходите в лавку, я вам парной свининки…

Развернувшись, Клаус с треском проломился сквозь кусты и унесся прочь. Сейчас мясник напоминал разъяренного хрыча-секача с одним обломанным клыком. Андреа искренне надеялся, что по дороге ревнивец остынет либо будет задержан бравыми ландверьерами.

– А ты, Мятлик? – Неумолимый палец уже целился в вислоусого дядьку. – Ведаешь ли, какие несчастья грозят бедняге, в чьем хлеву родился теленок с пятью хвостами?! Первые горести не замедлили найти тебя!

Дядька Мятлик упал на колени.

– Твой долг в «орлянку» меняла Фрауш тайно продал братьям Коблецам! Близка расплата, ох близка!..

– Скотина! Без уведомления!.. Я бы…

– И это лишь начало, глупый Мятлик! Начало скорбного пути! Но не отчаивайся, я с тобой, – смягчился колдун. – Вот, возьми. Это заговоренный гвоздь. На нем – Заклятие Упорного Благочестия и Всеобщего Оберега от Зловещих Дураков! Вбей гвоздь в косяк двери хлева, трижды окропи мочой теленка – и напасти минуют тебя. Если, конечно, ты без промедления отдашь долг.

– Благодарствую, мастер колдун! Удачи вам на тыщу лет вперед! Храни вас Ползучая Благодать!

– Спеши, Мятлик!

– Я мигом!

Оставшись в одиночестве, Якоб Гонзалка не испугался. Архивариус с безумной надеждой смотрел на малефика. У Мускулюса сжалось сердце. Он знал, о чем его спросит этот человек. И не имел силы солгать.

– Мастер колдун… Вы знаете, где моя дочь? Вы должны знать…

Андреа опустил руки. Волосы улеглись, глаза погасли, – и архивариус осекся. Он все понял. Отвернулся, побрел прочь, сутулясь и шаркая ногами. Мускулюс глядел вслед. От позора у «столичной штучки» горели уши. Колдун. Консультант лейб-малефициума. Ученик боевого мага трона. Нагнал страху на пару простаков, а как до дела дошло… Да, спас жизнь парнишке. Да, это не его профиль: искать и спасать. Да, «без отрыва от основной работы».

Геенна поглоти все эти проклятые «да»!

Малефик заставил себя встряхнуться. Натянул на лицо улыбку-маску:

– Что скажешь, отрок? Как тебе магия?

– Ха! Магия-шмагия… Это вам все Цетинка наболтала! Так и я могу!

Нахал! Даже поблагодарить забыл.

– Можешь? Отчего ж за корягу взялся?

– Ну… – смутился юнец. – Ваша правда. Не мой день сегодня. Но вы-то – настоящий колдун! Малефик! Могли бы их…

В следующий миг Андреа ласково ухватил грубияна за ворот рубахи. С вкрадчивостью хищника заглянул в глаза.

– А ты, мой юный друг, хотел, чтобы я их убивать начал? Всерьез? – шепотом осведомился он. От этого шепота вороны, кружившие над ивой, сбились в клин и дернули куда подальше. – Магии ему, сукину сыночку, захотелось! Это люди, понял? Лю-ди! Дураки, конечно… Убивать их за дурость? Портить? Глазить?! Они ведь за детей переживают. У этого, с топором, дочка пропала! Эх ты… магия-шмагия…

Он отпустил пунцового от стыда парнишку. Кажется, проняло.

– Ты ребенка-то домой, к отцу-матери отведи. Во второй раз я могу и не успеть.

– Отведу… – юнец угрюмо буравил землю взглядом. – Спасибо, мастер Андреа.

Колдун молча кивнул. Отвернулся. И увидел.

На том берегу Ляпуни, у кромки воды, стояла девочка. Лет восьми-девяти. Белобрысая. В желтом платьице. Дочка архивариуса?! Нет, Намюр говорил, ей шесть исполнилось. Эта постарше. И лицо… глянцевое, гладенькое, кукольное. У глаз – морщинки. А глазки внимательные, острые…

Вечный Странник! Как он ухитрился все это разглядеть?! Пусть речка неширокая…

Девочка нахмурилась, резко мотнула головой – и отдалилась. Теперь Андреа не видел никаких подробностей. Только одно: крохотная фигурка проворно удалялась к опушке леса. Текла, изгибалась, скользила змеей. Движения девочки были стремительны, как у атакующего сокола. Личико куклы. Противоестественная гибкость. На память колдун никогда не жаловался, но сейчас недоумевал: кого напомнило ему чудное дитя?!

Ветка «медвежьей клюквы» качалась, отмечая место, где кроха нырнула в лес. Живет она там, что ли? Дочка лесника?!

Юнец неловко нарушил молчание:

– Ну мы пошли. Я отведу Тиля домой.